Последняя битва президента Альенде

Я верю в Республику Чили, в ее будущее. Не мы, так другие переживут эту мрачную, горькую годину и покончат с предательством, рвущимся к власти. Знайте: скоро, очень скоро распахнется перед нами широкая дорога и освобожденное человечество пойдет по этой дороге навстречу новому, прекрасному будущему.

Да здравствует Чили, да здравствует народ, да здравствуют трудящиеся!

Это — мои последние слова, и я не сомневаюсь — жертва не напрасна. Я уверен, люди вынесут свой справедливый приговор, они осудят вероломство, трусость и предательство.

Из выступления президента Альенде во дворце «Ла Монеда» во время бомбардировки этого здания военно-воздушными силами мятежников, перед тем как была прервана связь, 11 сентября 1973 года.

Суббота

Большая группа журналистов толпилась в то утро между главными воротами правительственного дворца и боковым входом со стороны улицы Моранде. Было известно, что с 9:30 утра Альенде проводил совещание с руководителями партий Народного единства, а затем — с главнокомандующими трех родов войск. На первом совещании президент охарактеризовал сложное политическое положение в стране и говорил о мерах, которые необходимо принять. На втором — шел ожесточенный спор по поводу принятия декрета о введении контроля над оружием. За день до этого войска военно-воздушных сил спровоцировали столкновение с рабочими крупной текстильной фабрики «Сумар», пытаясь запугать население промышленного района Сантьяго.

В 11 часов адмирал Рауль Монтеро (в то время еще главнокомандующий военно-морскими силами) вышел, одетый в штатское, для короткой беседы с журналистами. Это была его последняя встреча с прессой. Сейчас известно лишь то, что он был арестован. Несколько позже генерал ВВС Густаво Ли (ныне один из главарей фашистской хунты) в сопровождении адъютанта появился у выхода на улицу Моранде, отмахнувшись от журналистов, буркнул: «Мне нечего вам сказать» — и быстрым шагом направился к зданию министерства национальной обороны. Между тем распространился слух, что генерал Аугусто Пиночет Угарте, главнокомандующий сухопутными войсками (сегодня — глава хунты), тайно покинув дворец, также прибыл в министерство обороны.

После «танкасо» 29 июня — попытки танковых и пехотных частей совершить переворот, которая была подавлена всего за три часа, — атмосфера непрерывно накалялась. Приближалась трагическая развязка.

В 14:30 президент Альенде закончил совещание и вышел из дворца. В это время большинство журналистов ушли обедать. Президент был одет в спортивную куртку. Широко улыбаясь и высоко подняв руку, Альенде приветствовал публику, которая ему аплодировала.

Журналист Аугусто Оливарес [I], один из главных советников Альенде, геройски погибший при защите дворца, доверительно сообщил мне: во время совещания генерал Ли признал, что его подразделения произвели 6000 выстрелов в ходе операции против жителей поселка и рабочих фабрики «Сумар». Это была уже настоящая война.

В ту же субботу вечером я был приглашен на день рождения Беатрис Альенде [II], который праздновали в «Каньяверале», вилле, где обычно отдыхал президент.

Здесь в последний раз я имел возможность побеседовать с ним. Он был приветлив, улыбался, но в его поведении чувствовалась напряженность. Мы сыграли две партии в шахматы, которыми он очень увлекался. («Шахматы помогают мне отвлекаться от других дел, но в то же время я не могу полностью сосредоточиться на игре», — сказал он мне однажды.) В тот вечер, пока мы расставляли фигуры, он сказал: «Дела очень плохи. Через пару дней я приму решение. Видите ли, я сделал хорошую рокировку[*] и несколько удачных ходов. Но пешки у меня на исходе».

Воскресенье

Утром Альенде собирался поехать в район «Сумара», поговорить с пострадавшими текстильщиками, а затем навестить в больнице раненого рабочего. Однако ему пришлось изменить свои планы, потому что руководитель следственной службы Альфредо Хоиньянт попросил дать ему дополнительно 24 часа, чтобы довести до конца расследование.

На субботнем совещании генерал Ли утверждал, будто войска открыли огонь в ответ на стрельбу, которая велась с территории «Сумара» и из прилегающих кварталов.

В ту же субботу президент отдал распоряжение создать для расследования специальную комиссию с участием лучших специалистов, в том числе префекта Эрнана Ромеро, который занимал высокие посты при прежнем, христианско-демократическом правительстве.

Альенде прекрасно знал, что произошло, но он хотел представить конкретные факты и заключения специалистов, доказывающие, что события на «Сумаре» были очередной провокацией военных.

В тот день, пока шла облава, рабочим удалось связаться по телефону с президентским дворцом и рассказать о происходящем. Телефонные провода отчетливо доносили звуки перестрелки. Один из рабочих сказал Альенде, что затеянная военными стрельба угрожает не только жизни его товарищей, опасность нависла над всеми жителями поселка — могут взорваться фабричные цистерны с жидким кислородом.

Рассказывая мне позднее об этом, Аугусто Оливарес подчеркнул: Альенде немедленно потребовал, чтобы министерство общественного здравоохранения направило в район событий машину «скорой помощи», приказал гражданским властям отправиться на «Сумар» — проверить факты и поговорить с рабочими; срочно отыскать министра обороны Орландо Летельера [III]; связался по телефону с генералом Ли и добился прекращения перестрелки. В тот же вечер президент сказал Оливаресу, что декрет о контроле над оружием в том виде, в каком он был принят конгрессом, не соответствует задачам народного правительства и что провокации военных есть «часть разработанного плана государственного переворота».

Пообедав в «Ла Монеде», президент работал в своем кабинете вплоть до отъезда в аэропорт Пудауэль. В 17:30 из Мексики прибывала его супруга.

Ортенсия Бусси [IV] вместе с дочерью Исабель, адъютантом президента, команданте Роберто Санчесом и его супругой выезжали в Мексику, чтобы выразить соболезнование народа Чили по случаю землетрясения, постигшего Мексику на предыдущей неделе. В аэропорту, ожидая прибытия самолета, Альенде беседовал с двумя другими своими адъютантами — команданте Серхио Бадьолой и вице-адмиралом Хорхе Гресом (занявшим место капитана Артуро Арайи, близкого друга президента, убитого реакционерами 27 июля). Он разговаривал со служащими аэропорта и шутил с внуками, приехавшими с ним вместе встречать свою бабушку.

Понедельник

В понедельник утром президент Альенде созвал внеочередное заседание кабинета, которое проходило примерно с 11 до 13 часов. В это время сенатор Рафаэль Таруд, руководитель партии Независимого народного действия (ННД) [V], вышел из правительственного дворца и заявил журналистам, что вечером Альенде выступит с обращением к народу. Это заявление было опубликовано в вечерней газете «Сегунда» правого направления, принадлежавшей газетному тресту «Меркурио» [VI]. После заседания кабинета министров Альенде публично выразил уверенность в том, что «переживаемые нами трудности» будут преодолены и что скоро мы найдем выход.

В 13:30 Альенде обедал в Большой столовой «Ла Монеды» с министром внутренних дел Карлосом Брионесом [VII], министром обороны Летельером, Аугусто Оливаресом, бывшими министрами Хосе Тоа [VIII], Серхио Битаром и политическим советником Хоаном Гарсесом[IX]. Альенде обсуждал с ними, на какое время назначить его обращение к народу. Было решено перенести выступление на вторник, ориентировочно на 12 часов дня, во всяком случае, до начала внеочередной конференции совета Христианско-демократической партии.

Во время обеда президент с беспокойством говорил об обысках на предприятиях, проводимых подразделениями военно-воздушных сил. Он приказал Летельеру отдать распоряжение о прекращении обысков до тех пор, пока не будет издана новая инструкция. Обыски, по сути дела, имели право проводить лишь карабинеры[**] и только в исключительных случаях вооруженные силы могли оказывать им содействие. Летельер сказал, что возбуждено около 30 судебных дел против военных, превысивших свои полномочия.

По словам Беатрис Альенде, ее отец намеревался предложить парламенту проект указа, отменяющего декрет о контроле над оружием, и создать комиссию для выработки нового законодательства по этому вопросу.

О чем шла речь во время этого обеда, а затем на совещании, состоявшемся вечером того же дня на улице Томаса Мора, в резиденции президента, стало известно благодаря Хоану Гарсесу, советнику и другу президента Альенде (начало их деятельности относится ко времени предвыборной кампании 1970 года).

Вот что рассказал Хоан Гарсес, — автор многих книг по политической истории Чили и по истории Народного единства:

«Мы обсуждали содержание нескольких подстрекательских листовок, подготовленных ВМФ. Их распространяли в Вальпараисо. Листовки содержали открытый призыв к мятежу, говорили о “боге”, “родине”, “борьбе против экстремизма”. Альенде рассказал, что имел серьезный разговор с Ли относительно пассажирских самолетов чилийской национальной авиакомпании “ЛАН”, пилоты которой присоединились к забастовке, проводимой предпринимателями. Руководители военно-воздушных сил согласились на то, чтобы самолеты “ЛАН” были перебазированы из аэропорта Пудауэль на военно-воздушную базу Эль Боске в Лос-Серрильос. Президент выразил свое удивление позицией ВВС. Генерал Ли пояснил, что меры эти приняты якобы с целью “защиты” самолетов. Тогда Альенде спросил: “Защиты от кого? От правительства?” — и приказал вернуть самолеты на гражданский аэродром.

Когда мы закончили обед, президента уже ожидал в коридоре один из сотрудников, а также Хоиньянт и работники следственных органов, чем-то чрезвычайно взволнованные. Этот сотрудник, имя которого я сообщить не могу, за несколько минут до встречи с Альенде имел беседу с некоторыми руководителями христианско-демократической партии и хотел передать Альенде послание от них. В послании говорилось, что президент ни в коем случае не должен доверять ХДП. Единственное, к чему стремится Эйлвин [X], говорилось в документе (Патриссио Эйлвин является в настоящее время председателем ХДП), — это поскорее избавиться от Альенде. Что касается Хоиньянта, то я не понимал, для чего он явился вместе со всем своим штабом. Однако Аугусто Оливарес пояснил мне: “Скорее всего возник серьезный конфликт с ВВС. Они, вероятно, не соглашаются, чтобы служба расследования проводила дознание по поводу многочисленных случаев воровства, имевших место в прошлую пятницу во время обысков”».

Хоиньянт прибыл в министерство обороны с данными проведенного расследования о событиях на «Сумаре».

Расследование убедительно доказывало, что причин для развязывания военными действий против рабочих не существовало. Главнокомандующий слушал Хоиньянта в течение нескольких минут, а затем отрезал: «Мои подчиненные не лгут, сеньор Хоиньянт. Дай бог, чтобы вам довелось когда-нибудь возглавлять столь уважаемое и авторитетное ведомство». Руководитель службы расследования, не желая больше выслушивать оскорбления, покинул кабинет генерала-путчиста.

«Президент Альенде вызвал к себе в кабинет к 20:30 Брионеса, Летельера, Оливареса и меня. Президент явился с опозданием в 21:15, и совещание длилось до 1:30 утра вторника, с перерывом на ужин, на котором присутствовали также Ортенсия Бусси с дочерью Исабелью. Было решено, что главными пунктами первоочередных действий правительства Альенде в своем выступлении во вторник объявит следующее:

Первый. Серьезные экономические меры для защиты народных масс от последствий политической забастовки предпринимателей.

Второй. Жесткие меры против фашистских и террористических групп.

Третий. Законодательная программа для внеочередной сессии конгресса. Работа очередной сессии конгресса должна быть закончена 15 сентября. Уже опубликовано решение о созыве на 20 сентября внеочередной сессии, остается включить в повестку дня обсуждение проекта экономических и социальных реформ, по поводу которых шли переговоры с ХДП. (Конгресс должен был в обязательном порядке высказать свое мнение, поскольку в ходе внеочередных сессий могли обсуждаться только предложения исполнительной власти. Брионес пояснил в этой связи, что ХДП одобрила проекты.)

Четвертый. Провести плебисцит с целью разрешить экономические проблемы, в отношении которых не была достигнута договоренность с оппозицией.

Пятый. Объявить о проведении всеобщих выборов в учредительную ассамблею, которая, располагая ограниченными или широкими полномочиями — это предполагалось решить позднее, — преобразовала бы конституционный режим в соответствии с подлинными потребностями народа».

Альенде заявил, что программу законодательных мер он попросил разработать министра юстиции Серхио Инсунсу, рекомендовав ему в качестве исходных позиций положения, содержащиеся в его послании к Патриссио Эйлвину от 2 августа.

Обо всем этом президент намеревался объявить во вторник. Итак, речь шла о конституционных преобразованиях. Альенде собирался пойти ужинать, в этот момент по телефону соообщили: ходят слухи о передвижении войск в районе от Сан-Фелипе до Сантьяго.

Беатрис Альенде сказала мне, что в понедельник 10 сентября военные узнали о намерении Альенде объявить во вторник о плебисците. Возможно, это подтолкнуло организаторов государственного переворота».

Вторник, 11

28 сентября, в день, когда на Кубе отмечают годовщину создания комитетов защиты революции, площадь выглядела необычно — на ней собралось свыше миллиона человек, развевались кубинские, чилийские флаги и флаги 26 июля. Над гигантской площадью вздымались портреты команданте Эрнесто Че Гевары и Сальвадора Альенде. Суровые бойцы не скрывали слез. Военный рожок протрубил вечную славу павшим. Минута молчания, одна из тех редких в жизни минут, когда особенно ясно ощущаешь бег времени.

Со смешанным чувством надежды, скорби и тревоги за революцию слушали кубинцы слова правды о событиях в Чили. Говорил команданте Фидель Кастро, самый близкий друг президента Альенде[1].

Беатрис

Никогда еще Беатрис Альенде не приходилось выступать перед столь многочисленной аудиторией, как та, что слушала ее и аплодировала ей в тот день на площади Революции. Фидель опустил микрофоны — они были поставлены слишком высоко для нее. В первые минуты голос ее дрожал. Но вот она повернулась к команданте Фиделю Кастро, и он, махнув рукой, ободрил ее: «Все хорошо. Говори немного медленнее».

И вот она говорит, спокойно, размеренно. Говорит об отце как о товарище-революционере, она называет его «товарищ президент».

Беатрис не сказала на площади Революции о том, что в нее стреляли, когда она приблизилась к «Ла Монеде». Ей удалось пройти во дворец в 8:50, преодолев при этом немало препятствий. Я несколько раз беседовал с ней об этом в Гаване. Вот ее рассказ:

«Я выехала из своего дома, располагая лишь отрывочными сведениями о действиях путчистов. Я сама правила машиной и вначале не заметила ничего необычного, только слышала тяжелый грохот со стороны улицы Томаса Мора. Я решила, что это самоходные артиллерийские орудия, прибывающие для обороны резиденции, как это было 29 июня во время попытки военного мятежа.

Я подъехала к проспекту Бернардо О'Хиггинса со стороны площади Италии. Там цепочкой стояли карабинеры и никого не пропускали к президентскому дворцу. Я назвала себя, и карабинер вежливо разрешил мне проехать. Много людей двигалось в обратном направлении, машины шли в Баррио-Альто[2], а не к центру, как в обычный рабочий день. Я подъехала ко второму патрулю карабинеров, неподалеку от “Ла Монеды”. На этот раз, узнав мое имя, они грубо отказались пропустить меня и направили по улице Монеда. Это заставило меня насторожиться. Я спустилась по улице Монеда, приблизилась к очередному патрулю. Вновь называю себя, но карабинер в еще более вызывающей форме отказывается пропустить меня. Этот уже произносит слова “военная хунта”. Я сделала вид, что собираюсь подать машину назад, резко переключила скорость и проскочила через заграждение. Вслед раздался выстрел, но машина шла на большой скорости, и все обошлось благополучно. Всего в одном квартале от дворца я увидела еще один кордон. Тогда я поехала по улице Моранде против движения и там увидела карабинеров, которые, казалось, собирались охранять дворец. В то же время я заметила, что некоторые из них покидали “Ла Монеду”. У входа стояли два карабинера, при моем приближении они взялись было за винтовки, но, когда я выскочила из машины с пистолетом в руке, тотчас же скрылись. В этот момент кто-то открыл мне дверь и я поднялась на второй этаж, чтобы направиться к своему рабочему месту, то есть в кабинет личного секретаря президента. Навстречу попадались знакомые люди. В кабинете звонили телефоны, я стала отвечать. По телефону узнала, что Сесар с группой товарищей пытались пробраться сюда из “Каньявераля”. Их схватили».

Связь

Неожиданно мы услышали резкий металлический звук. До этого мы располагали лишь сообщениями, переданными радиостанцией «Корпорасьон», рабочих призывали проявить бдительность перед лицом предполагаемых маневров морской пехоты в Вальпараисо. Потом истребитель-бомбардировщик «хаукер-хантер» английского производства пролетел очень низко, почти над самой крышей президентского дворца.

«Голос Родины» — сеть радиостанций, поддержавших Народное единство, созданная сразу же после переворота, — передала из «Ла Монеды» голос президента Альенде: «Я не подам в отставку. Я не сделаю этого. Я твердо решил защищать Чили. Я заявляю о своем намерении бороться до конца. Я готов отдать жизнь, чтобы преподать урок истории тем, на чьей стороне сила, но не справедливость».

Вскоре после начала мятежа телетайпная связь с центральным отделением Пренса Латина в Гаване была прервана. Передатчики радио «Корпорасьон» подверглись бомбардировке самолетами ВВС в 8:45 утра. По телексу нам удалось связаться с нашим отделением в Париже, которое передало в Гавану срочные сообщения о происходящих событиях. Здание «Энтель Чиле» — государственной компании связи — было занято армией, и мы видели солдат, расположившихся на его крыше. Мы, репортеры из Пренса Латина, разделились на две группы. Несколько человек остались в отделении налаживать связь, остальные вышли на широкую террасу одиннадцатого этажа, которая выходила на улицу Аумада, расположенную всего в двух кварталах от президентского дворца.

Эрнесто

23-летний Эрнесто Рикардо Морит к моменту переворота уже больше года состоял в группе президентской охраны. Это довольно опытный боец ГАП — «группы друзей президента», как окрестила ее правая чилийская пресса, — подразделения личной охраны Альенде. Он — один из оставшихся в живых защитников «Ла Монеды». Эрнесто выехал с улицы Томаса Мора вместе с президентом Альенде; потом сражался во дворце; попал в плен, притворился больным; был направлен в госпиталь, а затем вдруг появился в Мексике после того, как получил убежище в посольстве этой страны в Сантьяго.

Эрнесто — один из немногих гаповцев, подлинное имя которых известно. В этой группе существовала строгая конспирация. Товарищи Эрнесто, живые или погибшие, участвуют в событиях исключительно под своими «боевыми именами». Многие из этих героических бойцов, я уверен, погибли или погибнут в полной безвестности. Память о них сохранят лишь оставшиеся в живых их товарищи.

Эрнесто с 6:00 был дежурным офицером у главного входа резиденции на улице Томаса Мора. Вместе с ним находился «Тони». В 6:20 президента срочно попросили к телефону. Трубку передали «Роберто», и тот позвал президента. Вероятнее всего, хотя точных данных нет, звонил генерал карабинеров Уррутия. Примерно 10 минут спустя Альенде вызвал Эрнесто и приказал ему подать первый сигнал тревоги, чтобы поднять всех немедленно. Но сделать это осторожно, не включая сирену общей тревоги, чтобы создавалось впечатление, будто все идет обычным порядком.

«Тони» пришлось обежать все помещения, и теперь Эрнесто, вспоминая об этом, рассказывает. «Поскольку сигнала общей тревоги не было, никто ему не верил, думали, что он шутит». Время шло, Альенде торопил их и, наконец, распорядился дать сигнал общей тревоги.

«Адольфо» собрал ГАП и сообщил следующее: ВМС подняли мятеж, не исключено, что подразделения морской пехоты уже направляются к «Ла Монеде». Он приказал постоянной охране занять боевые позиции в резиденции, а сопровождению — подготовить автомашины, чтобы следовать в «Ла Монеду».

Эрнесто удалось вскочить на ходу в одну из этих машин. Их было всего пять: три синих «фиат-125», один — желтый и один — красный. В хвосте шел небольшой грузовик с оружием. Эрнесто говорит, что они выехали с улицы Томаса Мора в 7:15 — 7:20 и прибыли во дворец около 7:40. Альенде действительно прибыл во дворец с 24 вооруженными охранниками из ГАП. Вместе с ним в другой автомашине прибыли Аугусто Оливарес и Хоан Гарсес, которые в ту ночь оставались ночевать в резиденции после продолжительного совещания с президентом.

Заявления хунты

В 9:15 я связался по телефону с кабинетом президента. Любопытная деталь, небывалая для военного мятежа такого масштаба: телефоны во вторник 11 сентября работали бесперебойно. Связь была прервана лишь с заграницей и с провинцией.

Один из советников Альенде сказал мне: «Можешь объявить, что мы будем сражаться до конца и умрем здесь». Я спросил его, какими силами они располагают в данный момент, и он ответил: «Небольшой отряд карабинеров, около пятидесяти человек охраны дворца, группа бойцов из личной охраны президента, а также советники и сотрудники, изъявившие готовность сражаться».

Через несколько минут мы в отделении Пренса Латина услышали первое сообщение военной хунты, за которым последовал целый ряд аналогичных заявлений, содержание и стиль которых уже с первой минуты выдавали фашистский характер переворота. Текст его начинался с разного рода обещаний рабочему классу и народу, а затем говорилось, что высшие военные руководители решились на государственный переворот «ввиду тяжелого морального, экономического и социального кризиса, переживаемого страной».

Затем послышались беспорядочные выстрелы и крики: «Да здравствует Альенде!», «Да здравствует Чили!» Телексная связь с дворцом неожиданно прервалась в 9:45. На улицах стояли американские танки «шерман». К появившемуся вначале одному истребителю-бомбардировщику присоединились два других. Мы были вынуждены поставить на пол пишущие машинки, магнитофоны и телефон и работать сидя на корточках, а то и лежа, потому что выстрелы слышались со всех сторон.

Передвижение войск

В первые минуты вторника Хоан Гарсес в резиденции на Томаса Мора продолжает принимать телефонные сигналы, которые подтверждают факт передвижения войск в Сан-Фелипе, в 80 километрах от Сантьяго. Министр обороны позвонил начальнику гарнизона Сантьяго генералу Эрману Бради, тому самому, что некоторое время спустя прославился облавами и кострами из книг. Генерал ответил министру, что он не в курсе дела, но постарается выяснить обстановку и тогда сообщит точные данные.

Прошло полчаса. Бради сообщил, что в гарнизоне царит спокойствие, волноваться не стоит, всю ответственность он берет на себя.

Тем не менее в резиденцию продолжали поступать предупреждения. Вот что рассказывает Хоан Гарсес:

«В час ночи Альенде звонит по телефону исполняющему обязанности шефа карабинеров генералу Уррутии и приказывает ему принять “особые меры предосторожности”. Примерно через 20 минут в резиденции на Томаса Мора появляется присланный Уррутией офицер, который спрашивает президента, не хочет ли тот отдать какой-либо специальный приказ. Альенде беседует с офицером наедине в течение нескольких минут. После 1:30 президент отпускает всех и просит нас в 8:30 снова приступить к работе, чтобы подготовить вместе с ним некоторые пункты его обращения к народу. Оливарес и я, стремясь выиграть время для сна, остались ночевать в резиденции. Аугусто уже в течение месяца оставался здесь по ночам, чтобы быть рядом с Альенде».

Аугусто

Хоан Гарсес рассказал мне, что в дни, предшествовавшие перевороту, Аугусто Оливарес был очень озабочен сложившейся обстановкой. Особенно его волновало, какой отклик в этих сложных условиях получит обращение президента. В ночь на понедельник, в то время как они ожидали на Томаса Мора прибытия Альенде, чтобы начать рабочее совещание, между Оливаресом и Гарсесом произошел серьезный разговор:

«Я сказал Аугусто, что полностью разделяю его тревогу. В обычном своем шутливом тоне он заметил: “Я уже написал завещание”. Я отвечал в том же духе: мол, не сделал этого, поскольку мне нечего завещать. Аугусто объяснил: “Нет, мое завещание носит чисто лирический характер”. В последние дни он постоянно твердил о приближающемся перевороте. Когда на Томаса Мора стали раздаваться телефонные звонки, сообщавшие о предполагаемом передвижении войск от Сан-Фелипе к Сантьяго, именно он принимал эти сообщения, постоянно говорил о них. В конце концов при каждом новом звонке кто-нибудь обязательно шутил: “Снова идут твои грузовики, Аугусто”».

Гарсес рассказал мне все это для того, чтобы добавить еще несколько штрихов к портрету Оливареса — Верный Пес (Эль Перро), как все мы его звали, погиб, защищая «Ла Монеду». Ему не было еще 42 лет. Один из самых известных и уважаемых левых чилийских журналистов, пламенный защитник кубинской революции, непримиримый борец против реакции, своим метким пером он разоблачал грязные махинации бывшего президента — христианского демократа Эдуардо Фрея [XI].

Верный Пес погиб с оружием а руках, сражаясь против фашизма вместе с Альенде, с которым, начиная с 1952 года, был рядом всегда и везде. Когда Альенде одержал в 1970 году победу, Оливарес стал его ближайшим сотрудником. Он выполнял различные задания президента, участвовал в подготовке его выступлений. Одновременно он возглавлял седьмой государственный канал телевидения и вел колонку в газете «Кларин», в которой сотрудничал в течение многих лет после того, как покинул вечернюю «Ультима ора». Последнее время в статьях в «Кларин» Оливарес последовательно разоблачал вмешательство ЦРУ во внутренние дела Чили.

Трудно представить себе этого добродушного толстяка с пышными усами и мягким взглядом близоруких глаз с оружием в руках сражающимся против врага. Все, кто знал Оливареса, помнят его как интересного собеседника и остроумного рассказчика, он постоянно был весел, и его веселость как бы по контрасту гармонировала с серьезностью Альенде. Но этот же Оливарес не расставался со своим пистолетом с тех самых пор, как президент Альенде вступил во дворец «Ла Монеда». Известно также, что Верный Пес не раз грудью заслонял президента, помогая охране.

Оливарес всегда оказывался в «Ла Монеде» в трудную минуту. В неизменном свитере и светло-зеленых брюках, которые он сохранил после одной из поездок на Кубу, в ботинках, какие носят кубинские милисианос, он говорил с иронией: «Я одет как на войну».

Гарсес

Хорошая память и четкость, которыми отличается Гарсес, сослужили добрую службу при подготовке этой книги, когда я восстанавливал последовательность событий. Гарсес много раз беседовал со мной, уточнял время, сообщал подробности обо всем, что произошло с момента, когда он вышел из резиденции на Томаса Мора, до того, как в последний раз обнял Альенде.

«Оливарес разбудил меня по тревоге около 7:00. В 7:10 я вошел в кабинет Альенде и увидел, что он пытается соединиться по телефону с квартирами командующих и других офицеров. Но никто не отвечал. Он сказал мне: “На флоте мятеж”. Я спросил, насколько широко распространилось путчистское движение. Президент ответил, что мятеж объявили суда “Симпсон” и “Адмирал Латорре”, морская пехота движется в направлении Сантьяго, а карабинеры сохраняют верность правительству. Он сказал мне также, что говорил с генералом Бради и приказал ему принять необходимые меры.

В 7:20 мы выехали из резиденции на улице Томаса Мора и прибыли в “Ла Монеду” в 7:30. Вслед за нами двигались две танкетки карабинеров. Другие танкетки и одна боевая машина уже заняли оборонительные позиции вокруг дворца. В 7:35 в кабинет президента вошел командующий корпусом карабинеров генерал Хосе Мария Сепульведа. Альенде продолжал безуспешно звонить главнокомандующим. Он сказал мне: “Никто не отвечает. Мне кажется, что на этот раз они все сговорились”. В 7:55 Альенде первый раз выступает по радио. Обращаясь к народу, он говорит об опасности создавшегося положения. Он связывается с Луисом Фигерой и Роландо Кальдероном, руководителями Единого центра трудящихся [XII], характеризует сложившуюся обстановку и просит мобилизовать рабочий класс. В 8:20 он второй раз выступает по радио. Президент еще не кончил говорить, когда позвонил его адъютант команданте Роберто Санчес и передал ему послание генерала ВВС фон Шовена. Альенде ответил: “Скажите генералу фон Шовену, что президент Чили не покинет страну. Пусть он выполняет свой долг солдата, я же выполню мой долг — долг президента”.

В 8:30 по радио мы услышали первое воззвание, в котором руководители мятежа публично обращались к Альенде, предлагая ему отказаться от поста президента. В 8:45 Альенде в третий раз обращается к народу».

Я говорю Гарсесу, что кое-что в его рассказе ново для меня. Так, например, мы, иностранные корреспонденты, знали лишь о трех выступлениях президента по радио, и время этих выступлений не совпадает по нашим данным с тем временем, которое назвал он, Гарсес. На это Гарсес отвечает, что было не три, а пять обращений, но, очевидно, два из них не были переданы в эфир.

«В третьем выступлении Альенде вновь повторил, что не сдастся и до конца будет верен трудящимся, которые избрали его президентом. В 8:55 президент увидел из окна кабинета, что танкетки и автомашины карабинеров уходят. Альенде повернулся к генералу Сепульведе и спросил, что это значит. Сепульведа вышел на короткое время из кабинета и, возвращаясь, объявил: мятежники заняли центр радиосвязи корпуса карабинеров, командование корпуса оказалось оторванным от своих частей. Тогда президент приказал ввести в “Ла Монеду” находящихся в Главном управлении 50 солдат вместе с офицерами. В 9:00 Альенде еще раз выступил по радио и заявил, что действия путчистов “позорят вооруженные силы страны”. К 9:10 он готовит новое выступление, но передать его не удалось. В 9:15 Альенде вновь перед микрофоном, на этот раз передача шла через радиостанцию “Магальянес” [XIII], единственную, которая еще имела выход в эфир. В 9:25 президент сообщил нам, что через несколько минут начнется обстрел “Ла Монеды”.

Затем президент обращается к трем своим адъютантам, он говорит, что они свободны поступать так, как подсказывает им совесть, сам же он останется во дворце. С этой минуты Альенде лично руководил подготовкой к обороне дворца.

В 9:51 мы увидели первые танки. В 9:55 начался обстрел дворца. В 10:40 последовала небольшая передышка. В 10:45 Альенде собирает совещание гражданских сотрудников в салоне “Тоэска” [XIV]. Он просит мужчин помочь ему убедить женщин уйти из дворца. В 10:50 президент принял по их просьбе Брионеса, министра иностранных дел Клодомиро Альмейду [XV], Хосе Тоа и Фернандо Флореса [XVI] и имел с ними конфиденциальную беседу. В 11:05 президент вышел в зимний сад и объявил генералу Сепульведе и другим офицерам, что они вольны действовать по своему усмотрению. Карабинеры могут, если хотят, покинуть дворец, но обязаны оставить оружие тем, кто будет его защищать. И тут он обращается ко мне и требует, чтобы я ушел из “Ла Монеды”. Трижды повторил он свои доводы, объясняя другим, почему я не должен оставаться. Он проводил меня до дверей. Мы обнялись в последний раз».

Альенде

Все свидетели, с которыми я беседовал в день переворота, позже называли время, в которое Альенде прибыл во дворец, — между 7:30 и 7:40. Большинство сходится на 7:30 утра, что, вероятно, ближе всего к истине. Альенде, прежде чем войти во дворец, взял в руки автомат и спустил предохранитель. Во дворец было перенесено все оружие, кроме 30-миллиметрового пулемета, который остался в гараже у «Хорхе».

Альенде сразу же собрал ГАП в зале безопасности и сообщил о возможном государственном перевороте. Он спросил, какими средствами они располагают для ведения боевых действий. «Рамон» ответил, что кроме привезенного оружия в «Ла Монеде» имеется шесть автоматов Калашникова, гранатомет, пять касок, восемь противогазов и кое-какое другое снаряжение. Альенде, как рассказывал мне Эрнесто, увидел, что вопреки данным им ранее указаниям не хватало одного гранатомета. Недовольный, он спросил, можно ли имеющееся оружие считать оружием, или же это просто игрушки. «Рамон» предложил ему пуленепробиваемый жилет, но президент отказался. «Я буду сражаться как все», — сказал он.

Подготовка

«Рамон», «Патрисио», Эрнесто и «Панчо» заняли все подходы к президентскому кабинету, и Альенде приказал им не пропускать ни одного вооруженного человека. Члены ГАП сочли этот приказ предостережением в адрес военных. Президент пояснил — эта мера необходима для того, «чтобы не допустить измены».

Аугусто Оливарес, в каске и с автоматом в руках, курил, прохаживаясь по коридору. Прибыл Эдуардо Паредес, бывший начальник управления контрразведки, ныне управляющий государственной киностудией «Чиле фильмс», Паредес, преданный соратник Альенде, всегда в трудные минуты появлялся в «Ла Монеде» и не раз говорил, что в случае необходимости будет сражаться вместе с президентом. Здесь же находились Хайме Барриос [XVII], его супруга Нанси, доктор Данило Бартулин [XVIII] — один из личных врачей Альенде, личный секретарь Альенде Освальдо Пуччио с сыном — студентом юридического факультета.

Началась подготовка к обороне — подсчитаны запасы продовольствия и воды, приведен в готовность хирургический кабинет, созданный после попытки «танкасо».

Журналист Карлос Хоркера, «Эль Негро», так же как и Оливарес, личный друг Альенде и участник всех его президентских кампаний, ободрял присутствующих. Он поставил у себя на столе маленький, написанный от руки плакатик: «Хоркера не сдается».

Беатрис и другие спустились в подземное помещение — душную маленькую комнату, заваленную ненужными бумагами. На случай бомбардировки она могла служить убежищем. Никто не сидел без дела. Нанси Хульен де Барриос рассказала мне, как шла подготовка к обороне дворца.

Нанси получила убежище в мексиканском посольстве, а затем приехала на Кубу. Она ничего не знала о судьбе своего супруга Хайме Барриоса и очень волновалась. Почти каждый день мы беседовали с Нанси, и она позволила мне привести в этой книге кое-что из ее рассказов.

«В 7:45 в нашем доме раздался телефонный звонок. Звонил “Хосе” из штаба ГАП. Он сказал мужу, что положение очень сложное и что Альенде находится в “Ла Монеде”. Мы быстро оделись. Хайме был встревожен. Примерно в 8:00 мы прибыли к “Ла Монеде” и вошли во дворец с улицы Моранде. Хайме сразу же направился в кабинет президента. Я осталась в комнате возле кабинета личного секретаря и стала отвечать на многочисленные телефонные звонки. Потом включила транзистор и поймала радио “Корпорасьон”. Позвонил Марио Диас, он просил президента разрешить корреспондентам 9 канала телевидения возвратиться в студию и немедленно начать передачи (передачи этого канала прекратились в субботу 8 сентября в результате продолжавшегося несколько месяцев конфликта с правым руководством чилийского университета, который распоряжался каналом). Я передала Хайме просьбу Марио Диаса, чтобы он сообщил о ней президенту. В приемной один за другим появлялись “Альберто”, “Рамон”, “Хосе” и другие гаповцы, имен которых я не знаю. Они приносили автоматы, патроны, закрывали окна, передавали приказы, готовились к обороне. Кто-то прямо на моем письменном столе начал перезаряжать пистолет. Позже явились Беатрис, Исабель, Фрида Модак [XIX]. Я позвонила к себе домой, поговорила с сыном. Я сказала ему: “Энрике, за тобой заедут минут через десять. Запри дом хорошенько”. Примерно в 9:00 началась перестрелка. Карабинеры покинули дворец. Пришел Хайме и рассказал, что генералы предложили президенту вылететь из страны. В ответ Альенде послал их ко всем чертям и назвал изменниками».

Женщина

Чилийская женщина всегда играла активную роль s общественной и политической жизни. Президент Альенде знал это и не раз подчеркивал в своих речах: «Революционный процесс будет крепнуть, расти и развиваться тем скорее и тем глубже, чем активнее будут участвовать в нем женщины». Во время попытки мятежа 29 июня юная журналистка Вероника Аумада, работавшая в секретариате печати, отправилась во дворец вместе с сотрудниками министерства внутренних дел. Началась танковая атака на дворец. Вероника все время информировала о ходе событий президента, который находился сначала в резиденции на Томаса Мора. 11 сентября она снова была в «Ла Монеде». Там же находились еще 11 женщин: Беатрис и Исабель Альенде, Мириам Контрерас — личный секретарь президента, Фрида Модак — пресс-секретарь, Нанси Хульен — супруга Барриоса, еще несколько секретарш и медсестер. Они готовы были сделать все, что понадобится.

Из рассказа Беатрис видно, сколько труда стоило Альенде убедить их покинуть «Ла Монеду». Привожу следующий отрывок из моей второй беседы с Беатрис Альенде:

«Я вошла в его кабинет, чтобы сообщить о телефонном звонке, и, кажется, впервые в жизни увидела, что отец раздражен моим появлением. Позже я, конечно, поняла, почему он был недоволен: он не хотел, чтобы мы оставались во дворце.

Ко мне подошел какой-то товарищ и сказал, что выполняет приказ Альенде: он должен узнать, сколько женщин находится во дворце, и проводить их в безопасное место. Я ответила, что ни одна из нас не покинет это здание. Тогда посланные от Альенде стали появляться один за другим, все они убеждали нас покинуть дворец.

Наконец, Альенде сам пришел ко мне и потребовал, чтобы я поговорила с сестрой “Чабелой” (Исабель) и уговорила ее уйти из “Ла Монеды”. Но сестра отказалась подчиниться этому приказу. Мы говорили с “Чабелой”, а стрельба все усиливалась. Стреляли, как мне кажется, из автоматов и артиллерийских орудий. Тогда “Чабела” сказала, что уходить уже все равно поздно, танки двинулись на дворец.

Отец опять говорил со мной и сказал, что бои начались на Томаса Мора. Он беспокоился о матери, которая находилась там, и убеждал нас, что мы обязаны быть с нею и заботиться о ней.

Потом он старался объяснить мне, что самое важное — это каким курсом пойдет страна в будущем. Неоправданные, бесполезные жертвы тут ни к чему. Он требовал, чтобы мы покинули дворец, убеждал меня как только мог, говорил о моей беременности.

Он продолжал настаивать, я отошла в сторону. Мы решили просто спрятаться, надеясь, что о нас забудут. Я видела, как “Пайита” (Мириам Контрерас), не сказав ни слова, ушла куда-то. Она решила остаться с Альенде до самого конца. Посланные все приходили, пошли слухи о возможной бомбардировке дворца. Тогда мы перебрались в более безопасное место, рядом с хирургическим кабинетом, к тому же тут мы могли помогать врачам.

Когда мы были еще внизу, в маленькой подземной комнатушке, неожиданно появился Альенде. Он был в каске, в руках — автомат Калашникова, из кармана торчал пистолет. Решительным раздраженным тоном он приказал женщинам немедленно покинуть дворец. Каждой из нас он дал задание.

Фриде Модак он объяснил, что она обязана уйти. Долг революционеров-журналистов — описать в будущем все, что произошло в этот день. То же он сказал Веронике. Исабель велел позаботиться о матери и приготовиться к дальнейшей борьбе. Потом, обратившись к медсестрам, сказал, что достаточно остающихся во дворце врачей-мужчин, а их долг — оказывать помощь трудящимся. Мне же он объяснил, что я должна немедленно связаться с кубинским посольством и отправиться на Кубу. Моя задача — сообщить товарищу Фиделю, что президент Альенде выполнит свой долг и что чилийский народ ждет от Фиделя, от Кубы помощи в длительной и жестокой борьбе за свободу, которая начинается в этот день.

И тут я вижу, как отец просит открыть дверь, выходящую на улицу Моранде, и становится в проеме. На несколько минут стрельба стихла, но, когда он показался в дверях, я вновь услышала выстрелы. Я думаю, он поступил так, чтобы повлиять на нас, и, действительно, после этого женщины покинули наконец “Ла Монеду”. Это было примерно в 11:30. Говоря откровенно, нам было стыдно, неловко. Мы перешли улицу и поняли, что вот-вот должна начаться бомбардировка дворца с воздуха. Сначала мы хотели переждать где-либо, а потом, если удастся, вернуться опять во дворец. Одна из нас сумела даже добежать до “Ла Монеды”, чтобы сказать о нашем намерении, но ее не впустили, а, напротив, передали ключи от машины и велели уезжать. Но это оказалось невозможным, потому что все машины были разбиты. В этот момент мы увидели, что остававшиеся еще в “Ла Монеде” карабинеры покидают дворец. Они выходили с поднятыми над головой руками, размахивали белыми платками. Они шли сдаваться. Тогда мы решили направиться в противоположную сторону. С теми, кто отступал, сдавался, предавал, нам было не по пути».

Во время атаки на «Ла Монеду» и потом, когда женщины уходили из дворца, Беатрис мужественно переносила преждевременные родовые схватки: она была на седьмом месяце беременности.

«В 10:45 президент Альенде собрал в салоне “Тоэска” всех гражданских лиц и сказал: “Верно, что ни одна революция не может победить, если руководители не будут тверды и последовательны до конца, но верно и то, что бесполезные жертвы никому не нужны. И потому я прошу мужчин помочь мне убедить женщин покинуть дворец”».

Нанси Хульен сообщила еще некоторые подробности, я привожу в точности ее слова:

«Говорили, что через пять минут на дворец начнут сбрасывать бомбы, но мы оставались спокойны. Хайме и я старались все время держать друг друга за руки. Нам сказали, что президент приказал всем подняться в салон “Тоэска”. Мы собрались вокруг него. На нем была каска, в руках — автомат. Какой-то репортер сфотографировал его. Президент сказал, что положение очень сложное и что мы, женщины, должны немедленно покинуть дворец. Мужчины, не имеющие оружия, тоже могут уйти, если хотят. Тех, у кого было оружие, он призывал сражаться с ним вместе, сдаваться он не собирался. Мы слушали его в полной тишине. Президент умолк. Никто не двинулся с места, только слышался треск выстрелов да гул самолетов, проносившихся на бреющем полете над самым дворцом. Мы, женщины, по маленькой винтовой лестнице спустились в кухню (там стояли газовые баллоны), а оттуда поспешили перейти в небольшое подземное убежище. Но и туда приходили посланные от президента и настаивали, чтобы мы покинули дворец. Потом пришел он сам и с ним мой муж. Он подошел к своим дочерям и стал разговаривать с нами. Он говорил, что мы молоды, что почти все имеем детей, а потом сказал “Тати” (Беатрис), чтобы отправлялась в кубинское посольство. Он внушал ей, что после этой битвы надо будет продолжать борьбу. Мы запротестовали, он не убедил нас. Тогда президент объяснил, что разговаривал с генералом Баэсой, и тот обещал прекратить обстрел на время эвакуации женщин и сказал, что на улице нас будет ожидать джип.

“Тати” сказала президенту, что нас могут взять в качестве заложниц, чтобы оказать давление на него. Президент ответил, что, даже если они убьют нас, он все равно не сдастся. Пусть генералы войдут в историю как убийцы женщин, тем больше оснований бороться против них. Мы заявили, что не верим генералу Баэсе. Президент взял меня под руку и чуть ли не силой повел к двери. Я упиралась, хваталась за Хайме. Но президент заставил меня подняться по винтовой лестнице. Уже у двери, выходящей на улицу Моранде, я сказала: “Президент, позвольте мне, по крайней мере, выйти последней”. Он ответил: “Бросьте романтику, ведь если останетесь вы, то «Тати», «Чабела» и другие тоже захотят остаться, а это невозможно”. Я подошла к Хайме (он шел за нами), крепко обняла его, мы поцеловались. Президент сам открыл дверь на улицу Моранде. Свистели пули. Женщины стали выходить. Я снова подбежала к Хайме, еще раз поцеловала его и выбежала из дворца. Генерал Баэса нарушил слово, данное президенту, — на улице продолжалась стрельба, джипа, который должен был ожидать нас, не было. На площади Конституции, вокруг дворца не было ни души».

Военные

Альенде дал приказ следить за подступами к своему кабинету и не впускать туда ни одного вооруженного человека. В кабинете, для охраны президента, остался только «Рамон». Прибыл лейтенант — дежурный офицер корпуса карабинеров, который должен был защищать дворец. Без оружия вошел он в кабинет, чтобы переговорить с президентом.

Потом появились три адъютанта Альенде, также безоружные, и остановились в приемной. Альенде прервал разговор с лейтенантом и вышел к ним в приемную.

Как явствует из слов Эрнесто, президент проводил адъютанта команданте [XX] Роберто Санчеса до главной лестницы, а затем возвратился в кабинет, чтобы продолжить разговор с карабинером. Открыв дверь, Эрнесто увидел, что в кабинете находились еще другие офицеры корпуса карабинеров. Эрнесто узнал генерала Сепульведу. Потом он видел, как все они спустились по главной лестнице. Дежурный лейтенант приказал одному из карабинеров обойти здание, снять людей с постов и покинуть дворец. Вот что рассказал Эрнесто:

«Карабинеры поспешно и довольно беспорядочно покидали дворец. Тот, что по приказу лейтенанта обходил посты, спустился с группой около десяти человек по главной лестнице. Они подошли к двери, вдруг один из них щелкнул затвором винтовки, повернулся и хотел выстрелить в президента, но сторонники Альенде тотчас же открыли по нему огонь».

Беатрис Альенде сообщает еще некоторые подробности об этом моменте:

«Уже после того как я узнала, что “Сесар” и шесть других товарищей, пробиравшихся во дворец с оружием, были задержаны, мне рассказали, что карабинеры все больше и больше склоняются к измене. Мы узнали, что генерал Мендоса оказался среди тех, кто выступал на стороне фашистской хунты. Мне сказали также, что Альенде находится в своем кабинете с Сепульведой и Уррутией и что он просил последнего приказать карабинерам освободить “Сесара” и других товарищей и возвратить захваченное оружие. Позже я узнала, что Уррутия пытался сделать это, но безуспешно. Кроме того, мне стало известно, что тексты ультиматумов, которые предъявляли путчисты Альенде, составлял генерал Баэса. Он же предлагал самолет президенту, его семье и сотрудникам».

Первое столкновение

О первом натиске, который выдержали защитники дворца, было рассказано в выступлении команданте Фиделя Кастро, а рассказы других свидетелей позволили еще полнее восстановить картину.

Группа карабинеров покидала дворец. Уже у двери один из них пытался выстрелить в президента. Эрнесто рассказывает о том, что было дальше:

«Мы заслонили президента и проводили его сначала в комнату адъютантов, а затем в красный салон. Потом я услышал выстрел. Вместе с “Хосе” и одним из охранников я прошел в кабинет президента, чтобы выяснить, откуда стреляли. Из окна мы увидели цепь солдат, приближавшихся к дворцу. Их было примерно две роты, человек 120. В это время по транзистору мы услышали обращение хунты. Нам предлагали сдаться. Солдаты подходили все ближе. Один из них выпустил короткую автоматную очередь по дворцу. Тогда мы тоже открыли огонь. Нас дружно поддержали охранники и другие товарищи. Все поняли, что бой начался. Я не знаю, сколько солдат мы убили, но уверен, что много. После первой неудачной атаки солдаты залегли. На дворец пошли танки. Я увидел три танка: один шел со стороны улицы Монеда, пересекающей Моранде, второй остановился против главного входа во дворец, третий — на пересечении улиц Театинос и Монеда. Затем появился четвертый. “Хосе” из кабинета президента открыл огонь по танку путчистов, приближавшемуся с улицы Монеда. Думаю, что он его подбил. Они сосредоточили огонь на кабинете президента. Мы хотели укрыться за письменным столом доктора и тут вспомнили, что у доктора в столе обычно лежал автомат. Открыли ящик и взяли оказавшийся там автомат».

Куба

В своем выступлении на площади Революции Беатрис рассказала обо всем. И все-таки есть некоторые подробности, которые я знаю из личной беседы с ней:

«Президент велел мне немедленно связаться с посольством Кубы и ехать в сопровождении кубинских товарищей к мужу Луису Фернандесу Онье[3]. Он просил передать товарищу Фиделю, что исполнит свой долг... Он говорил, что беспокоится о товарищах из кубинского посольства, ведь посольство тоже подвергалось нападению мятежников, и очень хочет, чтобы я была там, с ними рядом...»

Еще до того как авиация начала бомбить дворец, здание дипломатического представительства Кубы было окружено войсками. Настал кульминационный момент после нескольких месяцев провокационных выступлений против посольства. В газетах правого толка день за днем велась систематическая кампания против дипломатов и кубинских граждан, проживающих в Чили. Эта травля явилась подготовкой к началу открытых террористических действий. Торговое представительство Кубы в Сантьяго стало излюбленной мишенью для фашистских молодчиков, не раз устраивавших взрывы у его стен. Резиденции нескольких дипломатов подверглись ночным налетам. Многочисленные взрывы создавали в кубинском посольстве обстановку постоянного напряжения. Тем не менее кубинцы решительно противостояли провокациям, которые организовывались против них на улицах, не допускали обысков своих автомашин военными и карабинерами. Еще одним свидетельством агрессивности фашистов явилась присланная в адрес посольства почтовая открытка со словом «Джакарта»: неприкрытый намек на массовое истребление людей, предпринятое реакцией в Индонезии в 1965 году. За несколько дней до 11 сентября в саду школы для кубинских детей дочь садовника нашла неразорвавшийся пакет с динамитом. Ниже следует хроника событий, происходивших 11 сентября в кубинском посольстве:

Примерно в 10:15 группа людей в штатском — около пятидесяти человек — собралась на углу проспекта Педро Вальдивии и улицы Лос Эстанкес, пытаясь таким образом преградить доступ к посольству.

Около 11:00 примерно двести солдат окружили посольство. Многие из них подошли вплотную к зданию.

Команданте Фидель Кастро, министр иностранных дел Рауль Роа и посол Марио Гарсиа Инчаустеги уже рассказывали об этих событиях, а также о варварском артобстреле и бомбардировке, которым подверглось кубинское торговое судно «Плайя Ларга», находившееся в международных водах. Когда начался мятеж, капитан принял решение выйти из порта Вальпараисо, поскольку безопасность судна и экипажа не была гарантирована. В речи на площади Революции команданте Фидель Кастро рассказал обо всем, что пришлось пережить экипажу «Плайя Ларга».

Я хотел бы привести выдержку из моей беседы с послом Марио Гарсиа Инчаустеги, состоявшейся в Гаване во время работы над этой книгой:

«Примерно в 13:00 офицер чилийской армии и двое солдат забрались на ограду, окружающую здание нашего посольства, направили винтовки на двух наших дипломатов и предложили им сдаться. Сотрудники укрылись за стоящими во дворе автомашинами. Затрещали автоматные очереди. Мы вынуждены были отвечать тем же. Солдаты убежали, перестрелка закончилась. Из окон верхних этажей нам было видно, как солдаты, находившиеся у ограды, поспешно отошли назад.

Спустя полчаса мне позвонил по телефону некий адмирал Карвахаль (позже стало известно, что он был главным организатором военных операций против “Ла Монеды”, резиденции президента на Томаса Мора и кубинского посольства). Адмирал сказал, что из нашего посольства “ведется огонь против чилийских вооруженных сил”. Я опроверг это клеветническое заявление, но в ответ услышал, что если кубинские дипломаты будут продолжать стрельбу, “это может привести к ответным действиям с чилийской стороны”. Я еще раз отвергаю клеветнические обвинения и предупреждаю адмирала, что ему также следует учитывать возможные последствия. Мы будем защищать посольство, являющееся кубинской территорией, до последнего человека, заявил я. Кольцо вокруг посольства снова сжимается, однако солдаты держатся на этот раз на почтительном расстоянии и ищут более надежные места для укрытия.

В 21:30 — звонок из министерства обороны. Некий команданте О'Пасо просит соединить его с нашим советником-посланником Луисом Фернандесом Оньей. О'Пасо говорит Луису, что президент Альенде мертв, труп его находится в военном госпитале. Он просит советника-посланника связаться с семьей президента, чтобы позаботиться о похоронах в Вальпараисо в фамильном склепе. Затем О'Пасо звонил еще несколько раз и сказал, что пришлет за Луисом Фернандесом капитана Гака. Мы ответили, что идет перестрелка. Солдаты выдворили жильцов и заняли верхние этажи соседних домов. Звонит капитан Гак и сообщает, что “все улажено”, Луис может выйти из посольства. Примерно после полуночи снова звонит все тот же Гак: он ждет Луиса на углу, все меры предосторожности приняты.

Я вышел вместе с Луисом, чтобы запомнить этого капитана Гака и, кстати, предупредить его, что он отвечает за безопасность нашего товарища. Едва мы вышли из дверей посольства и оказались на свету, как из соседних домов открыли огонь из автоматов и пулеметов. Пули летели со всех сторон. Наши ответили им достойно. Позже мы узнали, что наш сотрудник Хулио Фариа был ранен в левое плечо и в правый глаз. Я сначала не почувствовал никакой боли и потом только заметил, что ранен в правую руку.

Телефонные звонки следовали один за другим. Один из наших советников говорил по телефону с генералом Бенавидесом. Генерал утверждал, что его солдаты не стреляли, что они размещены в этом районе для защиты посольства и якобы мы, кубинцы, вели огонь из автоматического оружия трассирующими пулями, применяли сигнальные ракеты и, кроме того, среди нас имеются снайперы. Наш товарищ ответил ему, что кубинцы ни на кого не нападали, если же кто-либо попытается нарушить нашу экстерриториальность, мы дадим достойный отпор. Генерал Бенавидес был разъярен».

Я прибыл в посольство в среду, более чем через тридцать пять часов после начала мятежа, и лично смог убедиться в следующем:

1. Здание посольства было окружено многочисленными военными подразделениями. Я видел бронетранспортеры, карету «скорой помощи» и безоткатные орудия.

2. Фасад посольского здания, стены, выходившие во двор посольства, а также соседнее здание школы для кубинских детей были серьезно повреждены. В стенах виднелись пробоины.

Резиденция президента

В плане боевых действий путчистов фигурировала и резиденция на улице Томаса Мора, купленная в свое время государством для постоянного проживания в ней президента страны. Полковник Роберто Супер, горе-герой «танкасо» 29 июня, заявил на следствии: «Главная моя ошибка состояла в том, что я не послал пару танков на улицу Томаса Мора».

Как рассказывал «Педро Борис» (боевое имя одного из оставшихся в живых участников событий, которые разворачивались во вторник 11 сентября), атака фашистов началась примерно в 13:30. Огонь по резиденции открыли с вертолетов. Район был оцеплен подразделениями армейской пехоты, вертолеты передавали данные о позициях и вели ожесточенный огонь, а два «хаукер-хантера» на бреющем полете обстреливали район пулеметными очередями и ракетами. В результате этого штурма пострадал женский монастырь — смежное с резиденцией здание, — обитательницы которого всегда поддерживали сердечные отношения с президентом Альенде и его семьей.

Защитники резиденции на улице Томаса Мора — в основном члены ГАП, жившие в этом районе. Они прибыли в резиденцию, чтобы получить оружие и участвовать в обороне, но связь с дворцом была прервана. Тогда штаб отряда принял решение об отступлении к заранее намеченным рубежам — к промышленным предприятиям и рабочим кварталам Сантьяго.

Вдова Альенде выступила в Мексике и в Гаване с рассказом о происшедшем. Она свидетельствует о том, что фашисты всю силу своей ненависти обрушили на членов семьи чилийского президента. Ортенсия Бусси де Альенде рассказала, как она покидала дом, который бомбила авиация. В течение всего вторника она не знала о гибели своего супруга.

Ортенсия

В разлуке с мужем, окруженная фашистами, постоянно подвергаясь опасности, она не сломилась. Ортенсия Бусси де Альенде, «товарищ Тенча», как называли ее сельские жительницы и фабричные работницы, отличается поразительным мужеством и силой воли. Вот что она рассказывает:

«На другой день (в среду) рано утром мне позвонил по телефону адъютант команданте Санчес и сказал, что мне необходимо ехать в военный госпиталь, хотя хунта и не дает разрешения на это. Я в самом деле поехала в военный госпиталь, все еще надеясь, по крайней мере, увидеть товарища Альенде. Но это оказалось невозможным: ворота были заперты. Меня не впустили. Ко мне подошел какой-то генерал и сказал: “Сеньора, вам нельзя терять ни минуты. Отправляйтесь на воздушную базу ВВС, в группу 7. Там вас ожидает самолет. Альенде будет похоронен в Санта-Инес (кладбище в Винья-дель-Map, где находится фамильный склеп семьи Альенде)”.

Помня о тех трудностях, с которыми я столкнулась по пути сюда, когда, несмотря на все мои мольбы, меня не хотели пропустить к госпиталю, я попросила его выделить для сопровождения солдата или сержанта. Я знала, что меня снова будут задерживать, потому что у меня не было пропуска. Он отказал мне, сказав, что у него нет ни одного джипа, ни одного солдата и ни одного сержанта и что достаточно разрешения, которое есть у сопровождавшего меня племянника. После многих задержек в пути мы прибыли, наконец, на военно-воздушную базу. Там нас ожидал наш адъютант. Я поднялась в военный самолет, в котором находилась только младшая сестра Сальвадора, депутат Лаура Альенде, два племянника, команданте Санчес и я. Нас обыскали, проверили, нет ли у нас оружия. Я вошла в салон и сразу увидела гроб, накрытый покрывалом. Вскоре мы прибыли в Кинтерос (военно-воздушную базу неподалеку от Вальпараисо). Подъехал крытый грузовик с несколькими моряками. Я попросила показать мне лицо президента. Мне удалось даже приподнять крышку, но там оказалось стекло, и ничего нельзя было увидеть, только тело, окутанное чем-то белым».

Ортенсия просила выдать ей свидетельство о смерти, его не дали. Она просила отдать часы Сальвадора Альенде. Вместо этого ей вручили три истоптанные шляпы; наконец, попросила сделать несколько фотографий, ей ответили отказом, поскольку это в компетенции контрразведки.

Бомбардировка

Из пулемета, установленного на танке, стоявшем на перекрестке улиц Моранде и Монеда, начался обстрел кабинета президента. «Хосе» приказал покинуть кабинет и перейти в зал службы безопасности. Оттуда мы открыли огонь по этому танку. На площади Конституции мы увидели три пушки. Сказали «Франсиско», начальнику отряда, который был в салоне «Тоэска» вместе с президентом Альенде. «Франсиско» послал Эрнесто на первый этаж к «Густаво» и «Панчо», охранявшим выход на улицу Моранде, с приказом перейти на верхний этаж. Подход со стороны Моранде прикрывали другие снайперы и члены ГАП, находившиеся в зданиях министерства общественных работ и интендантства. Когда Эрнесто поднимался на второй этаж, он чуть не столкнулся с президентом Альенде, который резко спросил у него, зачем он ходит туда-сюда. Эрнесто ответил, что выполняет приказ «Франсиско» и, кроме того, ищет спички, необходимые для самодельных бомб. «Ну ладно, только быстренько, быстренько», — сказал Альенде.

«“Томас” передал нам приказ: если услышим гул самолета, укрыться в более безопасном месте. В это время солдаты начинают рассредоточиваться, отступать, пытаясь найти убежище, потому что самолеты пролетают на бреющем полете. Неприятель отступал, боясь своих же бомб. Прошло примерно пять минут. Потом мы услышали разрывы. Бомбы попали в зимний сад, в центр “Ла Монеды”, разрушив крышу и выбив все стекла. Самолеты снова вернулись, они еще трижды сбрасывали свой смертоносный груз. Больше не было сил терпеть, дышать нечем, все застлало дымом».

Барриос

В отделении Пренса Латина определили, что первая ракета с «хаукер-хантера» была выпущена по дворцу в 12:00, после чего началась настоящая бомбардировка. В 13:25 нам позвонили из дворца. Это был Хайме Барриос. Он стрелял из окна, выходившего на улицу. Можно ли было когда-нибудь представить себе, что этот старый, выстроенный в традиционном стиле дворец будет обстрелян ракетами?! Хайме сказал те же слова, которые несколько дней спустя повторил в своем рассказе Эрнесто: «Мы будем сражаться до конца. Альенде ведет огонь из пулемета. Здесь как в аду, мы задыхаемся от дыма. Аугусто Оливарес погиб». Еще он сказал: «Когда сможешь связаться с Нанси, скажи ей, что я люблю ее больше всех на свете». Это был мой предпоследний разговор с Хайме Барриосом, всемирно известным экономистом, человеком широкой культуры, гуманистом и революционером, любимым и верным другом.

Бомбардировка

В отделении Пренса Латина мы подсчитали, что всего было сделано 17 ракетных залпов. Однако другие корреспонденты говорят, что их было 19. В это время мы уже полностью отдавали себе отчет в том, что поднятый путчистами мятеж против президента Чили, избранного в полном соответствии с конституцией, будет самым жестоким в истории Латинской Америки.

До нас доносились запахи пороха, масла и горелого мяса. Самолеты пролетали с севера на юг, они шли к площади Конституции, они бомбили дворец. Из окон мы видели столбы дыма и пыли над «Ла Монедой», над символом конституционного порядка, который на наших глазах был повержен в прах. Потом путчисты вызвали по радио пожарных. Но погасить пламя еще не значит уничтожить следы преступления.

«Вот так мы вписываем первую страницу в историю революции. Чилийский народ и Америка допишут остальное».

Альенде

Президент спросил, не ранен ли кто-либо из товарищей. Когда взорвались первые ракеты, Альенде находился в помещении, окна которого выходили в зимний сад. Он отдал приказ собрать все противогазы и спросил, сколько имеется боеприпасов. Ему ответили, что почти все диски к автоматам Калашникова кончились. Тогда президент велел взломать дверь склада, где хранилось оружие карабинеров. Он не сомневался, что там найдутся боеприпасы. Ниже я привожу рассказ Эрнесто и еще одного человека, имени которого по понятным причинам назвать пока не могу:

«Эрнесто и четверо других товарищей пересекли зимний сад, центральный двор, вошли в спортивный зал карабинеров и попытались с помощью динамита взорвать дверь склада.

Дверь не поддавалась. Альенде пришел тогда сам и стал упрекать нас в медлительности. Он взял в руку две самодельные гранаты, велел всем остальным сделать то же. Мы подожгли гранаты и все одновременно бросили в дверь, за которой была наша надежда. Альенде опрокинул стол для игры в пинг-понг, чтобы использовать его в качестве прикрытия. Наконец нам удалось пробить отверстие в двери. Президент и “Рамон” вытаскивают оружие: четыре 30-миллиметровых пулемета, несколько винтовок, патроны, автоматы, противогазы, пистолеты и каски.

Альенде приказывает отнести все это защитникам дворца, а сам идет в спальни карабинеров, где находит еще несколько пистолетов и винтовок.

Президент подошел к какой-то двери и спросил, куда она ведет. Никто не знал. Дверь взломали и обнаружили еще один склад боеприпасов. Там тоже оказались патроны, каски, гранаты со слезоточивым газом и гранатомет. Президент просил как можно скорее разобрать все это оружие, и сам помог нести его наверх. Именно в этот момент он произнес знаменитые слова: “Вот так мы вписываем первую страницу в историю революции. Чилийский народ и Америка допишут остальное”».

Рана

Взрывная волна выбила стекла. Эрнесто увидел кровь и понял, что президент ранен. Пока врач перевязывал рану на спине, Альенде велел нести оружие и боеприпасы на винтовую лестницу — там укрылись от бомбардировки несколько бойцов. Оружие стали передавать по цепочке. О дальнейшем рассказывает Эрнесто:

«Альенде позвал одного из товарищей. Все стали кричать, звать его и вдруг в ответ услышали женский голос. Удивленный и обеспокоенный, президент спросил, откуда здесь женщина, и сам ответил: “Наверняка это «Пайита»”. (Его личный секретарь.) Президент приказал разыскать “Пайиту”. Она не хотела выходить из своего укрытия, где спряталась, когда остальные женщины покидали дворец. Но ее привели к президенту. “Пайита” пыталась оправдаться, объяснить свое присутствие, но Альенде не пожелал ее слушать, ведь он считал, что его приказ выполнен».

Потом президент спросил, в каком состоянии бойцы. Убитых, кажется, не было. Лишь несколько человек получили легкие ранения.

Все сразу

«В этот момент, — говорил Эрнесто, размахивая руками, — началось все сразу: самолеты бомбят, танковые орудия стреляют, пулеметы поливают очередями. Настоящий ад, со всех сторон гром, все падает, рушится. Альенде приказал открыть краны большого резервуара с водой, чтобы не допустить пожара на первом этаже, однако пожар все же начал распространяться в помещениях, которые занимали министерство внутренних дел, пресса, отдел информации и радиовещания. Пожар распространялся дальше, он уже охватил зал адъютантов, красный салон.

Альенде и еще несколько бойцов добрались до второго этажа. Потом его видели с автоматом в руках — в помещении секретариата и в президентском кабинете. Многие видели, как он взял у «Хосе» гранатомет и, попросив прикрыть его ружейным огнем, стал стоя стрелять по танку. Метким выстрелом он вывел из строя его орудие. По свидетельству одного из участников событий, на этом танке был номер «Е-28».

Бой продолжался еще в течение получаса. Военные сосредоточили огонь на входе со стороны улицы Моранде, стремясь проникнуть во дворец. Здание, построенное в XVIII веке, горело со всех концов. Мятежники попросили выслать двух парламентеров для переговоров; огонь с обеих сторон прекращен, Альенде высылает парламентеров: министра Флореса, генерального секретаря правительства, и Даниэля Вергару, заместителя министра внутренних дел.

Барриос

Последний раз мне удалось связаться с Барриосом по телефону в 13:57. Он сообщил, что президент Альенде по просьбе мятежников направил к ним для переговоров Флореса и Вергару, дав им строгое указание в любом случае добиваться гарантий «для рабочего класса и сохранения его завоеваний». Барриос добавил еще, что Альенде настаивал на получении гарантий в письменной форме.

Несколько минут спустя после этого разговора путчисты заняли первый этаж дворца. Я позвонил Барриосу по прямому проводу в его кабинет в 14:30. Очень долго никто не брал трубку, потом кто-то снял ее, нажал на рычажок, и связь прервалась.

Памятники

С первого этажа слышались крики. Военные ворвались в «Ла Монеду». Члены ГАП по приказу «Висенте» стали строить на втором этаже баррикаду.

В результате воздушной бомбардировки и от взрывов внутри здания мраморные бюсты бывших президентов республики, стоявшие в главном коридоре на верхнем этаже, упали с пьедесталов. Длинный ряд белых невыразительных лиц — неудачники и псевдогерои, ничего не сумели они дать своей стране в прошлом, и никто не помнит о них теперь.

Бойцам сразу же пришло в голову использовать бюсты и постаменты для баррикады. «Висенте» и «Франсиско» прикрывали тех, кто ее сооружал. Неожиданно поступил новый приказ президента: использовать для баррикады все бюсты, кроме одного — дона Педро Агирре Серды [XXI], деятеля радикальной партии, кандидата Народного Фронта, избранного в 1938 году президентом Чили. То был первый в нашем столетии опыт создания демократического народного правительства на латиноамериканском континенте. Врач Сальвадор Альенде занимал в этом правительстве пост министра здравоохранения.

Пожар

Мятежники захватили первый этаж, бой шел к концу. Небольшая группа людей отправилась на поиски врача. Они спустились по винтовой лестнице, ведшей к боковому входу в здание, который мало кому был известен.

Спустившись на несколько ступенек, бойцы увидели, что солдаты обнаружили вход и уже поднимаются по лестнице. Пришлось повернуть назад, отступать, бросая гранаты. Стали думать, как прикрыть эту брешь.

Приволокли из кухни плиту и столкнули вниз. То же самое хотели сделать с холодильником, но он оказался очень тяжелым, и трудно было сдвинуть его с места. Наконец, стали бросать в солдат тарелки и металлические подносы.

Сгоревшие

Многие бойцы были ранены, другие, как, например, «Роберто», погибли в огне; одна из ракет попала в сектор дворца, выходивший на улицу Театинос. Пожар бушевал все сильнее. Почти все обороняющиеся находились на втором этаже, один армейский грузовой автомобиль связи был выведен из строя гранатой, брошенной из здания министерства общественных работ. Альенде стрелял из окна кабинета, потом видели, как он перешел в сопровождении «Рамона» в красный салон.

«Отец» ранен!

Ранен

Солдаты поднимались по главной лестнице. Многие члены ГАП пали. Стало известно, что схвачены личный секретарь президента Освальдо Пуччио и его сын, студент юридического факультета. Ниже приводится рассказ очевидца о последних часах битвы в «Ла Монеду»:

«Солдаты ведут огонь со всех сторон, почти не целясь. Трещат пулеметы и автоматы, слышатся крики: “Сдавайтесь, марксистские собаки”. Президент Альенде забаррикадировался с группой товарищей в углу красного салона. Он поднимается, оглядывается в поисках более выгодной позиции... Пуля попала ему в живот. Президент с трудом добирается до кресла, опирается на него и продолжает стрелять. “Рамон” кричит: “«Отец» ранен!”».

Как говорила мне позже Беатрис, Альенде не знал, что товарищи из охраны за глаза называли его «Отцом».

Президент убит

Солдаты ворвались в зал адъютантов. Огонь со стороны улицы Моранде усилился. Мне рассказывали:

«Убит “Мануэль”, лежавший за 30-миллиметровым пулеметом. Президент ранен в левую руку, чуть ниже плеча. Он вынужден оставить оружие. Убит “Панчо”. Тех, кого послали на поиски Бартулина и “Густаво”, тоже настигла пуля. Президент пытается выйти из красного салона, чтобы присоединиться к товарищам, но это ему не удается. На несколько мгновений солдаты прекращают огонь, потом возобновляют стрельбу. Некоторые бойцы укрываются за дверьми, другие схвачены. Вдруг в салон метеором врывается “Томас” с 30-миллиметровым пулеметом в руках. Он стреляет почти в упор. Несколько солдат упало. Бойцы поднимают изрешеченное пулями тело президента и несут в кабинет. В кабинете “Рамон” берет Альенде на руки. Остальные товарищи прикрывают их огнем».

То была историческая минута, невиданный доселе подвиг мужества и верности, как сказал команданте Фидель Кастро. Тело президента положили в кресло Бернардо О'Хиггинса [XXII], надели на него президентскую ленту и покрыли чилийским национальным флагом, тем самым, который всегда стоял у его письменного стола. Кабинет Альенде был разворочен, все перевернуто вверх дном. Но на фотографии, которую успел кто-то сделать после боя, можно различить одну деталь: бюст О'Хиггинса, который Альенде всегда держал у себя на столе, стоял на своем месте.

Еще раз убит

Кому-то еще удалось позвонить из дворца в отделение Пренса Латина и сообщить, что законный президент Чили Сальвадор Альенде погиб в бою от фашистской пули. Если попробовать рассчитать время, то можно предположить, что смерть главы государства наступила примерно между 13:50 и 14:15.

Военная хунта ничего не сообщила о гибели президента. Однако слухи распространились по всему Сантьяго. Только через 24 часа хунта выступила с заявлением, пронизанным духом измены и на этот раз. В коротком сообщении, опубликованном после тайного погребения, говорилось, будто Альенде покончил с собой. Ни разу, ни в этом жалком документе, ни в своих последующих заявлениях путчисты не осмелились признать неопровержимый факт: Сальвадор Альенде сражался до конца.

Цель этой книги — и нет сомнения в том, что фашисты сделают все от них зависящее, чтобы помешать ее осуществлению, — призвать всех людей независимо от того, в какой стране они живут и каких политических взглядов придерживаются, присоединиться к широкой кампании международной солидарности с чилийским народом и с жертвами ультрасовременного фашизма.

Сопротивление

Битва продолжалась и после смерти Альенде. Она продолжалась весь день. В тот вторник, 11 сентября, когда она началась, светило яркое солнце. К вечеру заморосил дождь. В течение всей ночи и на следующее утро, до самой полуночи в среду, когда я уехал из Сантьяго, битва, начатая президентом Альенде в «Ла Монеде», шла на промышленных предприятиях, в Государственном техническом университете, в рабочих кварталах, в лесах юга и в пустынях севера. Вооруженное сопротивление фашизму началось. Сальвадор Альенде, законный президент, борец против фашизма, в своем последнем выступлении по радио сказал:

«...История вынесет им свой приговор. Сейчас я пользуюсь последней возможностью обратиться к вам. Радио “Магальянес” наверняка скоро заставят замолчать. Пусть так, но вы по-прежнему будете слышать мой голос. Я всегда буду рядом с вами...»

[*] Президент имел в виду министров, которых он вновь ввел в состав правительства после того, как правое большинство в парламенте выдвинуло против них конституционные обвинения.

Примечания редакции журнала «Иностранная литература»

[1] Речь Фиделя Кастро публиковалась в советской печати (см. «Комсомольскую правду» от 2 октября 1973 года).

[3] Советник-посланник посольства Республики Куба в Чили.

[I] Оливарес Бесерра Аугусто (1930—1973) — известный чилийский журналист (в том числе теле-радио-) левых взглядов. Обратил на себя внимание статьями в таких изданиях, как «Терсера» и «Кларин», и как ведущий программы на телевидении («Каналь 9»). Председатель Национальной ассоциации журналистов Чили, преподаватель Университета Чили. Один из основателей и (до 1970 года) активных сотрудников журнала «Пунто финаль». В 1970 году назначен Альенде генеральным директором Национального телевидения. Погиб при штурме «Ла Монеды», посмертно награжден премиями Латиноамериканской федерации журналистов и Международной организации журналистов (МОЖ).

[II] Альенде Беатрис (1943—1977) — чилийская социалистическая деятельница и хирург. Средняя дочь Сальвадора Альенде. После военного переворота эмигрировала на Кубу, где получила должность исполнительного секретаря Комитета солидарности в борьбе против империализма. Умерла там же.

[III] Летельер дель Солар Маркос Орландо (1932—1976) — чилийский экономист и дипломат, министр иностранных дел, внутренних дел и обороны в правительстве Альенде, представитель Чили в ООН. После переворота стал политическим заключённым, однако из-за оказанного на военный режим международного давления был выслан из страны. В изгнании стал одним из виднейших и активнейших критиков неолиберальной политики пиночетовского режима. Погиб вместе со своей секретаршей Ронни Моффит (её муж получил ранение, но выжил) в результате взрыва автомобиля, организованного агентами тайной полиции Пиночета в Вашингтоне.

[IV] Бусси де Альенде Мерседес Ортенсия (1914—2009) — жена Сальвадора Альенде. После государственного переворота эмигрировала в Мексику, занималась общественно-политической деятельностью. В народе любовно прозвана «товарищем Тенчой».

[V] Партия «Независимое народное действие» (АПИ) — небольшая левая партия, входившая в блок Народного единства.

[VI] Издательство «Меркурио» — крупнейший в Чили газетно-журнальный концерн «Меркурио — Зиг-Заг», принадлежал ультраправым промышленникам.

[VII] Брионес Оливос Карлос Октавио (1914—2000) — чилийский политик, занимал должность министра внутренних дел Чили в правительстве Альенде с июня по сентябрь 1973 года. После переворота помещен под домашний арест. Затем эмигрировал в Колумбию. Работал в ООН. Вернулся на родину в 1985 году и возглавил Социалистическую партию Чили.

[VIII] Тоа Гонсалес Хосе (1927—1974) — министр внутренних дел в правительстве Альенде, позже — министр обороны. Состоял в Социалистической партии Чили с 1942 года. В качестве члена ЦК этой партии поддерживал Сальвадора Альенде во всех его четырех избирательных кампаниях: 1952, 1958, 1964 и 1970 годов. После путча был помещен в концлагерь на острове Досон. Подвергался пыткам. В 1974 году из-за сильного истощения (49 килограммов при росте 192 сантиметра) был доставлен в военный госпиталь в Сантьяго. Задушен там же по приказу Пиночета.

[IX] Гарсес Хоан (р. 1944) — испанский политолог и юрист, внесший значительный вклад в международное право. С 1970 по 1973 год был личным советником Сальвадора Альенде. После государственного переворота бежал во Францию. Работал советником Генерального директора ЮНЕСКО. Один из главных инициаторов судебного преследования Аугусто Пиночета в 1998 — 2000 годах. Лауреат «Альтернативной Нобелевской премии» (1999) и Национального ордена Франции (2000).

[X] Эйлвин Асокар Патрисио (р. 1918) — чилийский политический и государственный деятель. Один из основателей Христианско-демократической партии Чили (ХДП), в 1950—1970-е годы несколько раз избирался председателем ХДП. Представитель правого крыла в партии, боролся с правительством Альенде, поддержал военный переворот. До 1980 года сотрудничал с диктатурой, затем перешел в оппозицию. Президент Чили в 1990—1994 годах. В этот период поддался шантажу Пиночета и закрыл расследование против экс-диктатора и его сына по обвинению в финансовых махинациях («дело пиночеков»).

[XI] Фрей Монтальва Эдуардо Никанор (1911—1982) — предшественник Альенде на посту президента Чили и сенатор при правительстве Народного единства, лидер большинства ХДП. В отличие от лидера левого крыла ХДП Р. Томича, занял по отношению к правительству Альенде непримиримую позицию и в немалой степени способствовал успеху военно-фашистского переворота. После запрета хунтой ХДП и начала преследований христианских демократов раскаялся в содеянном и перешел в открытую оппозицию военно-фашистскому режиму. Отравлен по приказу А. Пиночета.

[XII] Единый профcоюзный центр трудящихся Чили (КУТ) — крупнейшее в Чили профсоюзное объединение.

[XIII] «Магальянес» — радиостанция, принадлежавшая Коммунистической партии Чили и расположенная неподалёку от «Ла Монеды». Путчисты не оставили в живых ни одного члена редакции «Магальянес».

[XIV] Зал в «Ла Монеде». Назван в память чилийского архитектора итальянского происхождения Хоакина (Джованни) Тоэски, по проекту которого в XVIII в. и была построена «Ла Монеда» (первоначально как Монетный двор).

[XV] Альмейда Медина Клодомиро (1923—1997) — чилийский политический и государственный деятель, представитель левого крыла Социалистической партии Чили (СПЧ). В 1950-е годы был министром труда и горнорудной промышленности Чили. В правительстве С. Альенде — министр обороны и иностранных дел. Генеральный секретарь СПЧ с 1979 по 1989 год. После переворота 1973 года арестован, подвергнут пыткам, заключен в концлагерь на острове Доусон. Под международным давлением освобожден, выслан из страны. В 1987 году тайно вернулся в Чили, арестован, был в заключении до 1988 года. После падения диктатуры — председатель Объединенной социалистической партии (1989—1990), в 1990—1992 годах — посол Чили в СССР, затем в Российской Федерации. После возвращения в Чили до конца жизни — декан факультета социологии Университета Чили.

[XVI] Флорес Фернандо (р. 1943) — чилийский инженер, предприниматель и политик. Был членом кабинета министров президента Сальвадора Альенде, сенатором областей Арика-и-Паринакота и Тарапака в период с 2001 по 2009 год. В 2010 году стал президентом Национального инновационного совета Чили по конкурентоспособности.

[XVII] Барриос Меза Хайме (1925—1973) — чилийский экономист. Участник Кубинской революции, был экономическим советником Че Гевары. Во время правления Альенде занимал должность главы Центрального банка Чили, а также был советником президента по экономическим вопросам. Расстрелян на следующий день после взятия путчистами «Ла Монеды».

[XVIII] Бартулин Фодич Данило (р. 1937) — личный врач Альенде. Схвачен мятежниками и избежал расстрела исключительно потому, что деятели хунты понадеялись добиться от него «признаний», что С. Альенде был «законченным наркоманом, сидевшим на героине и кокаине», которые ему и давал д-р Бартулин. Д. Бартулин был подвергнут зверским пыткам, но отказался дать соответствующие показания. Был отправлен в концлагерь Чакабуко в пустыне Атакама. В апреле 1974 года был переведен в тюрьму в Сантьяго, где вновь был подвергнут пыткам в надежде получить от него те же показания, но безуспешно. В 1975 году, под давлением международной кампании солидарности, был освобожден и выслан из Чили в Венесуэлу, откуда выехал на Кубу.

[XIX] Модак Фрида — известная чилийская журналистка левых взглядов. С 1972 по 1973 годы занимала должность пресс-секретаря Сальвадора Альенде. В настоящее время работает международным политическим аналитиком мексиканского «Радио эдукасьон».

[XX] Здесь и далее «команданте» значит просто «майор».

[XXI] Агирре Серда Педро (1879—1941) — один из лидеров Радикальной партии Чили, президент страны в 1938—1941 годах, глава правительства Народного фронта, осуществившего ряд прогрессивных мер. В результате заключения советско-германского пакта о ненападении из Народного фронта вышла крупнейшая его сила — Социалистическая партия Чили, фронт развалился, не выдержавший потрясения П. Агирре скоропостижно скончался.

[XXII] О'Хиггинс Рикельме Бернардо (1778—1842) — национальный герой Чили, стоявший во главе борьбы чилийцев за независимость от Испании.

Опубликовано в журнале «Иностранная литература», 1974, № 5.

Комментарии научного редактора: Александр Тарасов, Евгений Лискин, Тимур Хомич.

Хорхе Тимосси Корбани (1936—2011) — аргентинский поэт, литературовед, журналист. Автор книг «Современная поэзия Буэнос-Айреса» («Poesia de Buenos Aires», 1964), «Последняя битва президента Альенде» («Grandes Alamedas, el combate del Presidente Allende», 1974) и других. Работал корреспондентом гаванского журнала «Каса де лас Америкас», а также информационного агентства Пренса Латина. С 1970 года занимал пост шеф-корреспондента этого агентства в Чили. Лауреат Международной организации журналистов OIP (1979) и международной премии имени Хосе Марти (1999).