Анархисты и их роль в антиреспубликанском госперевороте Saint-Juste > Рубрикатор

Аннотация

Анархисты и их роль в антиреспубликанском госперевороте

В начале 1939 года Каталония попала в лапы фашистов, и ряды республиканцев оказались деморализованными. Кроме того, за три года жестокой войны многие устали сражаться. Именно в эти тяжёлые времена стало ясно, кто составлял хребет демократии, кто был готов стоять на защите пролетариата до последней капли крови и, напротив, кто колебался, кто склонялся к компромиссу и пакту с фашистами. Прошло время счастливых шествий 18 июля[a], наступили испытания огнём. И тогда оказалось, что, хотя коммунисты стояли против фашизма насмерть, все остальные были не против капитуляции и готовы были пойти на любые условия для прекращения долгой и тяжёлой войны.

Естественно, невозможно возражать против ущербности буржуазных республиканцев, которые в силу классовой принадлежности ценили кошельки больше принципов; невозможно предъявлять особые претензии и к социал-демократии (ИСРП[b] и ВСТ[c]), когда III Интернационал уже десять лет как выдвигал обвинения в адрес «социал-фашистов», разоблачая их склонность преподносить на блюдечке варварскому фашизму целые страны. Но можно было ожидать иного отношения от анархистов, которые тогда, в отличие от мая 1937 года в Барселоне, не имели никаких оснований предпринимать попытку «революции». Что они продемонстрировали полтора года спустя в Мадриде — это был беззастенчивый шаг в ряды контрреволюции, выраженный в том числе в таких ничтожных мелочах, как удаление красной звезды из символики республиканской армии.

Как и следовало ожидать, в итоге на войне против фашизма остались лишь коммунисты, которые возглавили народные массы, героический республиканский Мадрид, — и чтобы попытаться оправдать свою капитуляцию, чтобы сохранить свою историческую ответственность, анархисты невероятным образом извратили историю. В мае 1937 года пошли по ложному пути ещё немногие, но в марте 1939-го их [анархистов] пособничество фашистам было всеобщим и безоговорочным. Всевозможные фразы никогда не скроют их вопиющие дела.

Капитуляция и предательство

Первое риторическое изобретение анархистов, созданное для оправдания их сближения с фашистской контрреволюцией, — это попытка Сиприано Меры[d] (НКТ[e]) договориться с фашистами о спасении сенетистов[f] (но только сенетистов) от репрессий. Это анархисты тогда называли — и называют сейчас — почётным миром[1], хотя на деле это было соглашением, скрывающим их безоговорочную капитуляцию.

Далее, вне зависимости от позиции относительно необходимости сопротивления до смерти либо переговоров о капитуляции, надо ясно понимать одно: единственным уполномоченным вести переговоры был председатель правительства Негрин[g], а иное было предательством. Впрочем, Негрин уже пытался разными путями начать переговоры, и фашисты всегда четко давали понять, что совершенно не готовы к этому. Смогли бы другие достичь того, что не удалось Негрину? Очевидно, нет. Переговоры означали предательство. Франко во весь голос и до изнеможения повторял, что не приемлет никаких условий, что никогда и ни с кем не будет заключать пакт, тем более с какой-либо антифашистской организацией, прямо или косвенно связанной с Народным фронтом. Он не собирался заключать мирный договор и тем более договор о почётном мире, который позволял анархистам скрыть их позор. Фашисты даже не собирались давать возможность убежать тем, кто уже давно сидел с поджатым хвостом и отчаянно выжидал момента. Франко проводил политику выжженной земли, тотального разрушения. В ноябре 1938 года он объявил, что не рассматривает возможность амнистии: «амнистированные — это безнравственные люди». Он верил в исправление посредством наказания трудом; кого не казнили, должны были перевоспитываться в трудовых лагерях. 18 февраля следующего года он снова отверг всевозможные идеи об условиях мирного договора, заявив: «Националисты победили, и поэтому республиканцы должны сдаться безо всяких условий».

Фашисты таковы и всегда таковыми были, а всё иное — иллюзии. Это знает любой революционер. Но есть и ещё одна важная вещь: как правильный фашист, Франко говорил буржуазии и оппортунистам то, в чём они нуждались для того, чтобы скрывать свою ущербность; он говорил это англо-французским империалистам, а через них — полковнику Сегисмундо Касадо[h], который был готов предать Мадридскую республику[i*]. Касадо, Мера, Бестейро[j] и остальные капитулянты не могли преподнести Франко Мадрид на блюдечке с голубой каёмочкой иначе как действуя под предлогом переговоров.

На случай сомнений напомним, что Касадо был подручным британского империализма, и чтобы нас не обвиняли в том, что мы повсюду видим призраки и заговоры, напомним некоторые аспекты личности, которая организовала переворот, преподнесший Мадрид на блюдечке фашистам, и, следовательно, чьим приказам следовали разные поддерживавшие его организации, такие как СРПИ, ВСТ и НКТ. Сделать это нужно, поскольку в довершение к обману собственных членов НКТ тогда заявил, что переговоры с фашистами проводятся без малейшего иностранного вмешательства[2]. Это необходимо также для понимания причин, по которым мы, коммунисты, квалифицируем Гражданскую войну как национальную революционную войну.

Маски капитуляции

Касадо был масоном, и его политика примирения с фашизмом в Мадриде была той же, что проводили везде англо-французские империалисты и чьим самым скандальным воплощением было Мюнхенское соглашение, и если их целью в Европе была изоляция СССР, их целью в Испании была изоляция для облегчения уничтожения коммунистов. Уже в декабре 1938 года Касадо проводил встречу с английским консулом, а после — дипломатический приём в Хаке, где готовилось предательство; хотя Жоан Льярк[I] всё это представляет очень изысканным образом: речь, дескать, шла о прощупывании мнения международной общественности в отношении войны в Испании[3]. Так представляют события те, кто не хочет признавать: диктовал мнение международной общественности (диктовал Касадо, конечно) именно британский империализм, и поэтому-то не спросили (не спросил Касадо, конечно) мнения у других стран — хотя бы у СССР. При этом по некоторым трудами о нашей войне складывается впечатление, что именно СССР наводнил Испанию своими агентами, советниками и военными…

Что установлено точно, так это то, что Касадо получал приказы от Дениса Коуэна, британского связного в комиссии Четвуда в Мадриде[II], и Коуэн был очень заинтересован в успехе начавшихся переговоров между Касадо и правительством Бургоса[k].

Если этого недостаточно, Касадо ещё и переписывался со старым другом — фашистским генералом Барроном. В конце января 1939 года Хулио Паласиос, один из шпионов «пятой колонны» в Мадриде, агент SIPM[III], получил приказ вступить в контакт с Касадо и предоставить ему гарантии. 1 февраля Касадо ответил фашистам буквально следующее: «Вступаю, согласен, и чем раньше, тем лучше». Спустя девять дней начальник разведки правительства Бургоса полковник Хосе Унгриа получил сообщение от своих агентов в Мадриде: «Касадо умоляет пощадить жизнь пристойных военных». Естественно, коммунисты не относились ни к одной категории пристойности и подлежали обезглавливанию теми или другими, то есть фашистами или капитулянтами. 16 февраля Касадо послал главе фашистской разведки в Бургосе еще одну записку, причем вполне однозначную: «Ожидаю создания кабинета Бестейро, в котором [я] занял бы пост военного министра. Если последнее не случится, это не важно, я вымету их всех». Конечно, поскольку при предательстве Касадо рассчитывал на поддержку всех сил, кроме коммунистов, концовка записки означала, что вымести должны были коммунистов, а не кого-то иного. Несмотря на это, в истории, рассказанной с точностью до наоборот, мы, коммунисты, предстаем кровожадными и, что самое смешное, в результате фальсификации самых очевидных исторических фактов получается, что именно коммунисты восстали против Касадо. Так, анархист Хосе Пейратс в своей книге «НКТ и Испанская революция»[4] употребляет выражение, полностью совпадающее с аргументом, который позже использовали фашисты для осуждения республиканцев за восстание: защищать Республику 18 июля 1936 года — это мятеж против фашистов, продолжать защищать ее в марте 1939-го — тоже мятеж, по мнению капитулянтов.

Анархисты не только предали дело антифашизма в марте 1939 года, но и десятилетия спустя, когда писались исторические труды, не решились признаться в этом, например, Хуан Гомес Касас утверждал, что Сегисмундо Касадо был человеком, в котором НКТ-ФАИ была уверена[5], не говоря уже о внесении поправок. Тридцать лет спустя они занимали все ту же позицию, поэтому они не только предатели, но и обманщики.

Сиприано Мера как соучастник переворота

Коммунисты, напротив, давно разочаровались в Касадо, который выступал против наступления на Брунете в 1937 году[IV]. Депутат-коммунист Даниэль Ортега, комиссар Пятого полка[l] на раннем этапе, работавший в штабе Касадо, в том же году сообщил Коммунистической партии об имевшихся у него подозрениях насчет Касадо. Безусловно, Сиприано Мера пишет в мемуарах (и это позже утверждали и все анархисты), что он ничего об этом не знал, а если бы знал, то действовал бы иначе… Не знал он (и так и не узнал), что полковник Муэдра, который занимал при нем пост начальника Генштаба, был франкистским шпионом. Мера ничего об этом не знал, но зато, как и все остальные анархисты, он способствовал распространению лжи, запущенной другим его коллегой по НКТ — Мануэлем Амилем[V], мнительным интриганом, как его называет Жоан Льярк [6], о том, что Негрин при содействии коммунистов намеревался совершить в Мадриде государственный переворот. Это одна из множества «уток», которые анархисты распространяли и распространяют ради собственного обеления, наряду со слухом о том, что коммунисты закупили 700 тонн динамита и хотели взорвать Мадрид после вступления Франко в город, чтобы представить его разрушение делом рук фашистов[7].

Подобные случаи происходят достаточно часто; таково познание: слышится то, что хочется услышать, а к неприятным вещам человек остается глух. Чтобы лучше обмануть других, сначала надо обмануть самого себя. Но здесь дело было в том, что слух о том, что надо было совершить государственный переворот, чтобы опередить коммунистов, которые якобы хотели сделать то же самое, oдинаково подходил как фашистам, так и анархистам и другим республиканским силам. Поэтому неудивительно, что фигура анархиста Сиприано Меры так ценится среди фалангистов[m], которые в интернете недавно заявили притязания на его образ[8]; ранее то же самое проделывали фашистский полковник Мартинес Банде [9][VI] и Федерико Хименес Лосантос, который счел его одним из «наших» [10][VII]. Следует добавить, что эта любовь была взаимной: к примеру, анархист Диего Абад де Сантильян[VIII] восхвалял лидера фалангистов Хосе Антонио Примо де Риверу[n] и сетовал на то, что с ним не удалось договориться:

«Несмотря на разделявшие нас моменты, кое в чем мы усматривали духовное родство с Хосе Антонио Примо де Риверой, человеком боевым и патриотичным, искавшим решений судеб страны. До июля 1936 г. он несколько раз пытался встретиться с нами... Испанцы его категории, патриоты, подобные ему, не опасны и в том случае, если находятся в рядах врагов. Они принадлежат к числу тех, кто борется за Испанию и поддерживает ее дух, находясь даже в стане противника, который ошибочно выбран ими как более соответствующий их благородным устремлениям. Насколько иным было бы будущее Испании, если бы соглашение между нами оказалось тактически возможным, как того желал Примо де Ривера!»[11].

Нет ничего странного в том, что фашисты благодарят анархистов за их ценный вклад в ускорение падения Республики. Мера был арестован вишистами в Северной Африке и доставлен Франко, и тот его ни расстрелял, ни продержал долгое время в тюрьме, как поступал с коммунистами. Мера вышел на свободу уже в 1946 году.

Из четырех корпусов центральной республиканской армии три возглавлялись коммунистами: Барсело[o], Ортегой[p] и Буэно[q]. Касадо не рассчитывал на собственные силы при осуществлении переворота, а силы буржуазных республиканцев и СРПИ были смехотворно малы. Таким образом, он располагал только анархистами из Четвертого корпуса армии, которым руководил Мера, — по большей части благородными бойцами и сторонниками продолжения сопротивления. В руководстве НКТ в Мадриде была горстка предателей, таких как Гарсиа Прадас, Эдуардо Валь и Мануэль Сальгадо[IX], которая ложью и обманом заставила бойцов Меры пойти против коммунистов и предать Республику, которую они клялись защищать. Притом сенетистские бюрократы уже обустраивались в изгнании во Франции, и генеральный секретарь Мариано Васкес[r] посылал оттуда указания отдать победу фашистам и готовить к эвакуации анархистских лидеров и резню коммунистов…

11 марта на заседании Национального комитета Либертарного движения (в которое входили НКТ, ИФЛМ[X] и ФАИ) Грунфельд[XI] высказался за решительное уничтожение коммунистов, а Эдуардо Валь, представитель анархистов в совете путчистов при Касадо[XII], проинформировал коллег о достигнутых договоренностях: «Что касается применения решений о смертной казни, назначенной коммунистическим элементам, решено приводить их в исполнение в неизбежных случаях, а остальные передать на рассмотрение Национальному совету»[12].

В конечном счете, что фашистов, что некоторых анархистов никакие другие вопросы не заботили.

Шпионское гнездо

В Мадриде служили другие республиканские генералы, которые работали на фашистов и сыграли решающую роль в окончательном предательстве — Мануэль Матальяна, близкий друг генерала Висенте Рохо. Он и полковник Муэдра, глава генштаба Меры и Матальяны, были тайными франкистскими агентами. Дело Матальяны не требует особых объяснений, поскольку он сам о нем рассказал: «В штабах, к которым я принадлежал, я всегда вел разведывательную работу» (в пользу противника, конечно) — что подтверждается решением военного суда победителей, рассматривавшего его дело вскоре после окончания войны:

«Как исследованные свидетельские показания, так и представленные документы показывают, что подсудимый ранее последовательно придерживался правых взглядов, любит порядок, симпатизирует НД (Национальному движению). Ранее было установлено, что в конце 1937 года подсудимый установил контакт с представителями и агентами Национальной Испании в “красной зоне”, добывая для них определенные сведения, и, будучи сторонником безоговорочной капитуляции в Центральной зоне, находившейся под властью марксистов, на которую он интенсивно работал, раздобыл для агента Национальной зоны схему расположения войск на линии фронта и в резерве Красной армии, для того, чтобы она перешла к Национальной Испании, а эти силы можно было атаковать в наиболее удобном месте. Выяснилось также, что подсудимый подавил коммунистический путч 1939 года и существенно облегчил полную капитуляцию “красной зоны” перед Национальной Испанией».

Это было последствиями потворства Республики предателям, которые, находясь в ее сердце, сотрудничали с врагом, предателям, которые засели в армии, властях, партиях, профсоюзах и Народном фронте, как ядовитая гидра, которую никто не мог обезвредить. Все жалобы Коммунистической партии на это рассматривались как омерзительные попытки чисток c целью избавиться от определенных особ и c целью скрытой узурпации власти. Мы до сих пор дорого расплачиваемся за ту снисходительность, как расплачивались за нее и бойцы, павшие на полях сражений, потому что невозможно воевать против фашизма без войны против его тайных приспешников, малодушных и соглашателей, которые обыкновенно не называют себя предателями (кем они являются), а наряжаются в парадные костюмы — к примеру, костюм почетного мира.

После достижения своей цели в Барселоне в мае 1937 года франкистская разведка продолжала использовать двуличие Касадо, Матальяны и других руководителей, пользуясь ими как доверенными посредниками. В начале февраля 1939 года Касадо поддерживал регулярную переписку с полковником Унгриа, главой секретной службы Франко в Бургосе. Решающая роль досталась главе шпионской сети в Мадриде Антонио де Луне. Агент Луны Хулио Паласиос получил приказ зимой 1939 года вступить в контакт с Касадо через посредников. Полковник Бонель в Толедо также играл важную роль в переговорах заговорщиков с Бургосом.

Когда 12 февраля Негрин вернулся в Мадрид, он провел четырехчасовую беседу с Касадо, который, конечно, скрыл от него свои контакты с фашистами и планы по капитуляции. Со своей стороны Негрин заверил Касадо, что повысит его до генерала и что СССР уже послал 10 тысяч пулеметов, 600 самолетов и 500 артиллерийских орудий. Все это находилось в Марселе и, несмотря на некоторые сложности, должно было быстро прибыть в Испанию.

Мадридские коммунисты, в том числе Тагуэнья[s], Доминго Хирон (местный организатор) и Педро Чека[t], начали готовиться к противостоянию заговору военных. Делегация Коммунистической партии посетила Негрина, и тот согласился, что единственный возможный выход — продолжать сопротивление.

Два пути: сопротивление и соглашательство

В начале 1939 года внутри антифашистских сил четко выделились две линии: сторонников сопротивления и сторонников капитуляции. Коммунисты, наряду с некоторыми другими, относились к первой, составляя важнейшую ее силу, при этом можно сказать, что все остальные выступали за достижение какого-либо соглашения с фашистами, которое спасло бы их от репрессий.

Падение Каталонии оправдало действия многих республиканских руководителей, которые сбежали во Францию и так и не вернулись оттуда. В то же время офицерские ветераны-коммунисты армии Эбро[XIII] вернулись из Тулузы в Испанию и продолжили борьбу.

Впрочем, единственным помыслом капитулянтов было «спасаться кто может», бежать врассыпную: Касадо пытался защитить своих, НКТ — своих, и так далее. То есть их поведение было несолидарным, индивидуалистским, буржуазным и контрреволюционным. С тех пор десятки лет они пытаются оправдать свое предательство, утверждая, что сопротивление не имело никакого смысла и что политика президента Негрина и коммунистов была «самоубийственной».

Гражданская война изобилует биографиями фигур и фигурок, а также целых организаций, большая часть которых в 1939 году себя исчерпала, в том числе и тех, кто исходил ультрареволюционными заявлениями. Тогда борьба с фашизмом для них, похоже, закончилась; с 1939 года в эмиграции было тихо, хотя им там, вестимо, было куда спокойнее, чем тем, кто остался в ловушке внутри [франкистской Испании] — рабочим, героическим массам республиканцев, пережившим во время войны десятки крупных сражений и бомбардировок. После 1939 года, пока предатели отлеживались, коммунисты оставались в окопах во Франции или в СССР, а по возвращении в Испанию — в подполье, сначала в 40-е, затем в 50-е…

Заявлять о невозможности сопротивления в феврале 1939 года значит скрывать истинную расстановку сил в войне: генерал Миаха продолжал контролировать треть Испании, в том числе Валенсию, и располагал четырьмя армиями из 500 тысяч вооруженных бойцов, которые разгромлены не были. Безусловно, Миаха полагал, что рано или поздно республиканские силы потерпят поражение, и, как и Касадо, считал, что это должно произойти как можно раньше. У путчистской буржуазии не было оснований продлевать то, что они считали лишь затяжной агонией. Однако почему они, в таком случае, не сдались гораздо раньше — скажем, 19 июля 1939 года?

Эта стратегия была частью процесса капитуляции, и больше чем кого бы то ни было она интересовала самих фашистов. И прежде всего — итальянцев, которые через неделю после захвата Мадрида напали на Албанию. Как мы, коммунисты, всегда говорим, Испания была только первым фронтом всемирной борьбы с фашизмом. Сдать Испанию означало сдать весь мир, отдать фашистам целые народы. В марте 1939 года сопротивление значило больше, чем когда бы то ни было, поскольку нужно было подготовить две вещи, о которых только и мог думать революционер: нужно было готовиться к уходу в подполье — не только в политической, но и в военной сфере, поскольку [всемирная] битва только началась, при этом война должна была продолжаться в форме партизанской. Эта стратегия продолжения борьбы нуждалась во времени, нуждалась в стойкости; но для тех, кто уже пошел ко дну, было логичным открыть двери Мадрида варварству.

Встреча в Лос-Льяносе

16 февраля Негрин встретился в Лос-Льяносе, неподалеку от Альбасете, с командующими республиканских войск и провозгласил, что иного выхода, кроме сопротивления, нет. Предатель Матальяна заявил, что продолжать борьбу — безумие, и с ним согласились генералы Менендес, Эскобар и Морионес, командующие армий Леванта, Эстремадуры и Андалусии соответственно. Главком Армады[u] адмирал Буиса сообщил, что комитет, представляющий судовые команды республиканского флота, принял решение о том, что война проиграна и что авиаудары фашистов вынуждают флот в ближайшее время покинуть испанские воды, если только не начнутся мирные переговоры. Негрин ответил Буисе, что руководители комитета должны быть расстреляны за мятеж. Буиса в ответ заявил, что хотя и согласен с ним, исполнять это [указание] он не будет, поскольку разделяет позицию мятежников. Полковник Камачо, выступавший от имени военно-воздушных сил, сказал, что располагает тремя эскадрильями бомбардировщиков «Наташа», двумя эскадрильями «Катюшек» и 25 самолетами «Чато» и «Моска»[XIV], и что хотя сам он также выступает за переговоры об условиях капитуляции, топлива у республиканской авиации хватит еще на год войны. Миаха выступил за отчаянное сопротивление, но он был лгуном и сам входил в число капитулянтов.

Все те офицеры, которые не верили в победу, теперь могли в соответствии со своим настроением подать в отставку и отдать войну в руки других. Но дело не в этом: речь о том, что они потворствовали фашистам, ничего не делали и не давали кому-либо что-то делать.

Естественно, полковник Унгрия, находившийся в Бургосе, получил полный отчет о содержании встречи, проведенной Негрином в Лос-Льяносе.

Врассыпную

Поведение Негрина было противоречивым: в то время, как он подтверждал свое решение о сопротивлении, он не делал ничего для сопротивления. Война могла бы продолжаться, но для этого нужна была подготовка, которой никто не занялся. Всё это способствовало беспорядочному бегству — преимущественно ближе к морю — и дезертирству, а не уходу вглубь страны и в окопы. Штаб республиканского правительства переехал в Эльду — на побережье Аликанте, близ Мадрида. Но для продолжения войны он должен был располагаться в Мадриде. Испанское сопротивление остро нуждалось в своем Сальвадоре Альенде — ком-то, кто бы не только говорил о сопротивлении, но и сам вышел на передовую с винтовкой.

Тем временем Касадо продолжал свои тайные переговоры с Бургосом. Его план, пишет Хью Томас, состоял в том, чтобы арестовать и выдать Франко множество коммунистических руководителей, и он дошел до того, что просил прощения за то, что не смог предотвратить бегство некоторых из них [13].

20 февраля Касадо принял агента разведки Франко полковника Хосе Сентаньо де ла Паса, который с 1938 года руководил шпионской сетью в Мадриде под именем Лусеро Верде. Он и Мануэль Гитиан, который был агентом правительства в Бургосе, посетили Касадо и были приняты с энтузиазмом, пишет Хью Томас[14]. Касадо пообещал им, что вся армия центра сдастся к 25 февраля. Тогда Сентаньо вручил ему документ, по которому гарантировалась жизнь профессиональных офицеров республиканской армии, которые сложат оружие. Сентаньо посылал в Бургос благожелательные отчеты о Касадо, в которых указывал, что тот — больший антикоммунист, чем кто бы то ни было.

23 февраля Касадо запретил публикацию коммунистической газеты «Мундо обреро», поскольку в ней появился манифест, призывающий к продолжению сопротивления. Хотя предатель намеревался конфисковать весь тираж, на следующий день манифест распространялся из рук в руки.

Франко постоянно получал доклады, исходившие из республиканского лагеря, о точках наименьшего сопротивления на случай нового наступления. Фашисты были в курсе всех планов республиканцев, в особенности касающихся конспирации. Им не нужно было нападать — достаточно было ждать. В Бургосе получили новое сообщение из Мадрида, в котором сообщалось, что на следующий день будет образована хунта и что Бестейро и полковник Руис-Форнейс, начальник генштаба армии Эстремадуры, прибудут на такой-то аэродром, что будет для фашистов сигналом к тому, чтобы требовать капитуляции.

Касадо признался Идальго де Сиснеросу[v*], что британским представителем в Мадриде (возможно, Денисом Коуэном) достигнуты все необходимые договоренности с Франко. Идальго наивно подумал, что Касадо фантазировал, но все же известил Негрина о планах Касадо, а тот в очередной раз ничего не сделал. Как и 18 июля, планы были известны заранее, но с усердием и решительностью был полный провал.

Путчисты делят посты

Из Аламеды-де-Осуны близ Мадрида Касадо перенес свою штаб-квартиру в Министерство финансов на Пуэрта-дель-Соль. Там он воссоединился с Бестейро. 70-я бригада по приказу Бернабе Лопеса, выходца из корпуса Меры, заняла позиции вокруг здания для защиты путчистов. К тому моменту, в обстановке всеобщего смятения, анархисты больше думали о борьбе против коммунистов, чем против фашистов. Те, кто всегда утверждал, что власть развращает, заранее разделили с прочими заговорщиками властные полномочия и прикарманили две министерские должности — их заняли члены НКТ Гонсало Марин и Эдуардо Валь. Кроме того, Касадо назначил алькальдом Мадрида анархиста Мельчора Родригеса, который до того возглавлял тюремное управление. Наконец, Касадо согласился быть избранным председателем Хунты путчистов, хотя и сразу же уступил пост Миахе, повышенному до генерал-лейтенанта (это звание в Республике было упразднено в 1931 году); Бестейро же назвался министром иностранных дел. Прочими членами Хунты были социалист Венсеслао Каррильо, служивший во времена Ларго Кабальеро генеральным директором безопасности[XV], Антонио Перес из ВСТ и республиканцы Мигель Сан-Андрес и Хосе дель Рио. Секретарем был член Синдикалистской партии Пестаньи[XVI] Санчес Рекена. В итоге все организации Народного фронта, кроме коммунистов, отвернулись от Республики и борьбы за демократию.

Все они совершили политическое самоубийство, в полночь с 5 на 6 марта распространив по радио циничный манифест, в котором в стиле мая 1937 определяли себя революционерами, пролетариями и антифашистами и при этом демагогически отвечали на претензии мадридцев: «Невозможно допустить, чтобы в то время, как народ борется, сражается и умирает, отдельные привилегированные лица готовились жить за границей», — и самым бесстыдным образом уверяли, что защищают сопротивление от гибели в потоке насмешек.

В том же радиообращении Бестейро выступил в защиту путчизма в фашистском стиле 18 июля и попросил полномочий для армии (не уточнив, для какой армии), а Касадо в духе национального примирения обратился как к фашистам, так и к антифашистам и сказал кое-что по-настоящему сволочное для агента британского империализма: «Мы хотим желаем видеть Родину избавленной от всякой опеки чужаков, свободной от всякой зависимости от намерений империалистов». Сиприано Мера тоже выступил по радио в поддержку предательства.

Как всегда бывает, не встретив сопротивления, путчисты расправили плечи. После переворота Матальяна задержали в Эльде, после чего Касадо, прекрасно играя свою новую роль, стал угрожать Негрину, что, если тот не освободит франкистского шпиона, все правительство будет расстреляно. Негрин, в свою очередь, вместо того, чтобы расстрелять Матальяну, поддался на шантаж и освободил его.

Как и в мае 1937 года в Барселоне, Республика проводила политику примирения с путчистами, пыталась уговорить их, ожидала развития событий и вела переговоры об устранении разногласий. Никто не был готов арестовать и расстрелять ни Касадо, ни даже тех, кто знал эти планы и заблаговременно им не помешал.

Хосе Диас уже критиковал все это из эмиграции незадолго до смерти. «Коммунистическая партия, — пишет Хосе Диас, — не сообщила массам о готовящемся предательстве, чтобы те подготовились и дали энергичный и решительный отпор. Центральный комитет Коммунистической партии провел последнее заседание в стране, именно на нем Тольятти начал выражаться в своей позорной манере, которую мы узнали позже. Он заявил немногим присутствовавшим, что Хунта путчистов является единственным правительством Испании, что возражать ей — все равно что начинать новую гражданскую войну и что единственный выход — спасать свои шкуры, точнее шкуры руководства, поскольку у низовых активистов такой возможности не было. В таком духе был опубликован и манифест, который также редактировал Тольятти. Но тревожным было не то, что он сказал, а что он ничего не сказал и не сделал для подготовки партии к подпольной работе и одновременно для подготовки партизанской войны».

Как уже случалось, коммунисты напрасно ждали указаний от правительства и не действовали по собственной инициативе, хотя должны были. Они ждали правительства, а правительство, в свою очередь, ждало неизвестно чего. Кастро Дельгадо и Делаге тайком выехали из Мадрида, чтобы узнать у руководства Коммунистической партии, можно ли отдать приказ дивизиям коммунистов идти на столицу. Единственной альтернативой было направить против путчистов коммунистические дивизии, стоявшие под Мадридом, при поддержке партизанских отрядов 14-го корпуса.

Неделя коммунистов в Мадриде

Боевой пролетариат Мадрида, коммунистические кадры и низовые бойцы были наголову выше многих своих руководителей. Коммунистические дивизии, которые окружали Мадрид, сохраняли стойкую приверженность борьбе до конца, несмотря на то, что — или, скорее, благодаря тому, что — их связи с руководством Коммунистической партии прервались. Пока крысы бежали с корабля, Мадрид в немыслимых условиях повторил незабываемый урок героизма, на этот раз против двух врагов одновременно: фашистов Франко и коллаборационистов Касадо. Это было недостатком и преимуществом одновременно: теперь коммунисты боролись без оппортунистского балласта, рассчитывали только на активную поддержку масс и готовы были сопротивляться до конца.

Барсело обратился к своему 1-му армейскому корпусу с призывом закрыть все входы в столицу. Корпус занял то, что сегодня называется Новыми министерствами, расположенными в конце Кастельяны, а также парк Ретиро и старый генштаб армии Центра на Аламеде-де-Осуна. В результате погибли трое касадовских полковников и комиссар-социалист. На помощь Барсело полковники Буэно и Ортега привели 2-й и 3-й корпуса армии. Таким образом, большая часть центра Мадрида оказалась под контролем коммунистов. В руках предателей остались только отдельные правительственные здания, но они были полностью окружены.

Хотя и с опозданием, но всё же мобилизация сил коммунистов смогла бы остановить государственный переворот, если бы не подспорье в виде анархистских сил Сиприано Меры. Вечером 4-й корпус армии Меры пошел освобождать предателей, который укрепились в юго-восточных пригородах. Мера превратился в тяжеловеса со стороны путчистов. Он отозвал войска с фронта для набега на Мадрид; для них было важнее бороться против коммунистов, чем против фашистов. Его 12-й дивизион захватил Алькалу и Торрехон.

В течение 8 марта шли бои в Мадриде. Касадо попытался арестовать правительство и руководство коммунистов, чтобы предложить их Франко в качестве трофеев. Там, где побеждали путчисты, штабы компартии захватывали и громили; коммунистов арестовывали и сдавали фашистам на расстрел.

Но им, тем не менее, удавалось удерживать контроль над столицей всю неделю. 9 марта Матальяна сообщил одному из агентов Франко, с которым контактировал, что надеется на то, что Франко начнет всеобщее наступление, чтобы предотвратить переход Мадрида к коммунистам. Масштаб победы коммунистов в Мадриде был таким большим, что если бы они действовали решительно, то смогли бы сопротивляться. Конечно, была большая неразбериха, и единственные остававшиеся в Испании члены Центрального комитета (Тольятти, Чека, а также Хесус Эрнандес[w] и молодёжный руководитель Фернандо Клаудин) на долгие часы теряли связь с войсками, находившимися за пределами Мадрида, а некоторое время они просидели в тюрьме Службы военной информации[XVII] в Моноваре. Покинутые политическими руководителями и терявшие контакт с Тольятти в важнейшие моменты, они [коммунисты] утратили инициативу. Из-за нерешительности политического руководства в вооруженных отрядах коммунистов возникли сомнения, и эти сомнения преобразились в пассивность и примиренческие тенденции.

К тому же фашисты, присоединившиеся к путчистам, возобновили атаки на Каса-де-Кампо[x*] в направлении Мансанареса[y]. 10 марта коммунисты оказались окруженными в городе, который сами же только что взяли штурмом, и их руководители начали составлять планы отступления. В этой ситуации полковник-коммунист Ортега выступил в качестве посредника между двумя лагерями, сталкивавшимися в той новой гражданской войне. Касадо увидел этот протянутый ему спасательный трос и принял предложение о посредничестве. Это сломило решительность сопротивления, в том числе среди в рядах самих коммунистов.

11 марта военные отряды Хунты путчистов окружили Мадрид, а силы коммунистов покинули свои позиции. Большая часть их командиров была задержана, а некоторым пришлось пойти на переговоры с предателями. По итогам недели боев 250 человек были убиты, 560 ранены.

Касадо взял обязательство освободить всех пленных коммунистов, которые «не были преступниками». Коммунисты приняли условия прекращения огня. Говорят, что Тольятти, которому восстановили телефонную связь, позвонил Барсело из Аликанте и уговорил пойти на компромисс. 12 марта силы коммунистов отошли на позиции второго дня боев. Но доверять предателям нельзя: на следующий же день военный трибунал приговорил к смерти Барсело, его комиссара Хосе Конесу и других коммунистов. Приговоры Барсело и Конесе (бойцу Социалистической молодежи и комиссару Центрального фронта с октября 1936 года) были приведены в исполнение немедленно.

Путчисты отдали приказ не сопротивляться продвижению фашистов и разрешили всем желающим разъезжаться по домам. Это привело к хаотической демобилизации республиканской армии.

Готовилась резня. Продвижение кровожадного Ягуэ[z] привело к пленению 30 тысяч человек. В первый же день в Мадриде орды фашистов взяли в плен еще 50 тысяч. От 10 до 20 тысяч антифашистов были брошены на произвол судьбы на причале в Гандии. Сцены паники, которые последовали за входом фашистов, вызывали слезы. Были случаи самоубийства.

Только в Мадриде вдобавок к существовавшим были открыты около 30 тюрем, в том числе на футбольных стадионах («Чамартин», «Метрополитано» и «Расинг де Вальекас»), и к этому числу следует добавить тюрмы, находившиеся в округе — например, в Алькала-де-Энаресе и Торрихосе.

Но по-настоящему важно то, что некоторые тюрьмы заполнил не Франко. Были предатели, которые превратили Мадрид в мышеловку и сдали Франко «под ключ» тюрьмы, забитые антифашистами. После этого каждый день выносились по несколько тысяч смертных приговоров, а по 200—250 человек в день расстреливали.

Попытка вернуть почести

Чтобы понимать историю, нельзя останавливаться на отдельных её ярких мгновениях — нужно прослеживать ход событий до конца. В случае Касадо конец очень показателен: именно британские покровители из Форин-офиса вывезли его из Испании через Гандию на борту судна «Галатея», а в это время коммунистов расстреливали в Мадриде тысячами. И после войны его приютила именно Великобритания.

Но Касадо не нуждался в эмиграции; ему нечего было бояться фашистов, поскольку он был одним из лучших их помощников. Так что он вернулся в Испанию в 1961 году, предстал перед судом и был оправдан Военным советом. Он не был ни в чём виновен. Более того, он пытался добиться признания своего воинского звания и разрешения на вступление в фашистскую армию.

До самой смерти он безбедно жил в Мадриде. А другие сидели в тюрьмах, продолжали борьбу в подполье … Интересно бы понять, что на всё это скажут те [анархисты], кто подчинялся приказам людей вроде Касадо. Или они по-прежнему не хотят ничего знать?


Примечания:

[1] Peirats J. La CNT en la revolución española. Cali, 1988. T. III. P. 309.

[2] Peirats J. Op. cit. T. III. P. 310.

[3] Llarch J. Cipriano Mera. Un anarquista en la guerra de España. Barcelona, 1977. P. 128.

[4] Op. cit. T. III. P. 303.

[5] Historia del anarcosindicalismo español. Madrid, 1969. P. 272.

[6] Llarch J. Op. cit. P. 124.

[7] Llarch J. Op. cit. P. 125.

[8] Homenaje a Cipriano Mera.

[9] Llarch J. Op. cit. P. 117 y stes.

[10] El Mundo, 10 de agosto de 1997.

[11] Por qué perdimos la guerra. México, 1940. P. 20—21.[XVIII]

[12] Peirats J. Op. cit. T. III. P. 305 y 306.

[13] La guerra civil española. Barcelona, 1978. T.II. P. 959.

[14] La guerra civil española, cit. T.II. P. 960—961.


Комментарии переводчика

[I] Льярк-и-Роч Жоан (1920—1987) — каталонский писатель, автор исторических очерков и романов о Гражданской войне в Испании, биографий (в том числе Буэнавентуры Дуррути, Хуана Негрина, Франсиско Франко).

[II] Рассел Коуэн Говард Денис (1883—1940?) — британский дипломат. До 1920 года работал на Кубе. С 1938 года — почётный консул посольства Великобритании в Барселоне. Секретарь и связной Международной комиссии по обмену пленными под председательством фельдмаршала Филиппа Четвуда. После падения Барселоны в феврале 1939 года переведён в Мадрид. Затем вернулся в Лондон и с началом Второй мировой войны стал работать в министерстве информации Великобритании, где быстро занял пост начальника испанской секции. Предположительно занимался в том числе и взаимодействием с бежавшим в Лондон Касадо. В феврале 1940 года должен был отправиться с миссией в Испанию, однако посольство отказало ему в визе, что породило обширную межведомственную переписку, которая находилась на контроле главы MI6. Поездка так и не состоялась, Коуэн был переведён на другой пост, а вскоре, вероятно, погиб при бомбардировке.

[III] Служба информации и военной полиции (Servicio de Información y Policía Militar (SIPM) — разведывательная организация франкистского правительства. Создана в 1937 году. Сыграла важную роль в организации «пятой колонны» на территории республиканцев.

[IV] Брунетская операция или Битва при Брунете (6 июля — 25 июля 1937) — операция времен Гражданской войны, проходившая в 15 милях к западу от Мадрида. Она являлась попыткой республиканцев снизить давление националистов на столицу и к северу от неё. Несмотря на успешное начало, республиканцы не смогли перерезать эстремадурскую дорогу, ведшую к Мадриду. При этом они понесли значительные потери в живой силе и технике. Особенно пострадали интербригады.

[V] Амиль Барсиа Мануэль (ум. 1972) — галисийский анархо-синдикалист, активист НКТ-ФАИ. С 1936 года — член ЦК НКТ. В 1937 году вместе в составе делегации под руководством Меры участвовал в подсчете ущерба, нанесенного разгромом коммунистами анархистских коммун Арагона. К началу 1939 года стал членом противостоявшего Негрину Национального комитета обороны НКТ, в феврале выехал за границу для налаживания антифашистской работы за рубежом, в конце войны вернулся для организации эвакуации, но был арестован. Освобожден в 1941 году, в 1943—1944 годах — генеральный секретарь НКТ. В конце 1944 года арестован при попытке уехать во Францию, в 1948 году бежал, но был пойман. Вышел из тюрьмы в 1956 году, политикой больше не занимался, умер в забвении.

[VI] Мартинес Банде Хосе Мануэль (1907—2011) — испанский военный историк, специалист по Гражданской войне. Принимал участие в боевых действиях на стороне франкистов, после войны остался в армии, перешел на архивную работу. Вышел в отставку в звании полковника. Автор множества монографий, в том числе восемнадцатитомной истории боевых действий во время Гражданской войны.

[VII] Хименес Лосантос Федерико Хорхе (р. 1951) — испанский журналист и публицист. В молодости был членом подпольных антифашистских организаций: маоистской Коммунистической организации Испании — «Красный флаг» (исп. Organización Comunista de España — Bandera Roja, OCE-BR) и Объединенной социалистической партии Каталонии (кат. Partit Socialista Unificat de Catalunya, PSUC). В 1979 году разочаровался в маоизме и примкнул к Социалистической партии Арагона (исп. Partido Socialista de Aragón, PSA), в 1980 году был избран в первый парламент Каталонии. С того же времени публикуется в ведущих печатных изданиях Испании, с 1990-х — ведет передачи на радио и телевидении. В настоящее время считает себя либералом и симпатизирует центристской партии «Союз, прогресс и демократия» (исп. Unión, Progreso y Democracia). Книга «Наши. Сто жизней в истории Испании» — сборник биографических эссе, его героями стали самые знаменитые исторические личности, чья жизнь была связана с Испанией — от Юлия Цезаря до Франко и Долорес Ибаррури.

[VIII] Абад де Сантильян Диего (настоящее имя — Гарсиа Фернандес Синесио Баудилио; 1897—1983) — видный деятель международного анархо-синдикалистского движения, анархистский теоретик испанского происхождения. В 1917 году был отправлен в тюрьму в Испании за участие в студенческой забастовке, проникся идеями анархизма. В 1918 году, спасаясь от призыва в армию, бежал в Аргентину, где стал активистом Аргентинской региональной рабочей федерации (ФОРА). В 1922—1926 годах в Берлине учился и участвовал в создании Международной ассоциации трудящихся (МАТ), затем налаживал связи с анархо-синдикалистской Всеобщей конфедерацией трудящихся Мексики. По возвращении в Аргентину продолжил работу в ФОРА, после переворота Урибуру в 1930 году бежал в Уругвай, затем работал в Аргентине в подполье. В 1933 году приехал в Испанию, где вступил в ФАИ, редактировал ряд ее изданий, в 1936—1937 годах — министр экономики правительства Каталонии. Яростно критиковал правительство Негрина, обвинял коммунистов в массовом терроре против сенетистов. После разгрома республиканцев уехал в Аргентину. После смерти Франко вернулся в Испанию, где франкисты пытались с его помощью поставить под контроль НКТ.

[IX] Гарсиа Прадас Хосе (1910—1988) — главный редактор официального печатного органа НКТ с 1936 по 1939 г. Валь Бескос Эдуардо (1906—1992) — во время Гражданской войны — председатель мадридского Центрального комитета обороны НКТ. Сальгадо Морейра Мануэль (1899—1967) — активист НКТ, глава разведки Генштаба республиканского Военного министерства. Валь, Гарсиа Прадас и Сальгадо в 1936 г. основали и возглавили Центральный комитет обороны НКТ, который руководил анархистским ополчением в Мадриде и имел большое влияние на анархистов в рядах республиканской армии. Во время переворота Касадо все трое заняли радикально антикоммунистическую позицию. В созданном после переворота временном Национальном комитете обороны Валь получил портфель министра связи.

[X] Иберийская федерация либертарной молодежи, ИФЛМ (Federación Ibérica de Juventudes Libertarias, FIJL), или просто «Либертарная молодежь» — испанская молодежная анархистская организация, основанная в 1932 г. Во время Гражданской войны мадридский комитет федерации занял коллаборационистскую позицию, в Каталонии, напротив, «Либертарная молодежь» начала антифашистскую борьбу в сотрудничестве с НКТ и ФАИ. Во время восстания в Каталонии в мае 1937 г. низовые организации ИФЛМ приняли в нем активное участие, в то время как руководство — осудило. В течение лета 1937 г. вся «Либертарная молодежь» была поставлена под контроль НКТ и ФАИ.

[XI] Грунфельд Хосе (1907—2005) — аргентинский анархист, функционер НКТ-ФАИ. В анархистском движении с середины 1920-х гг. В качестве представителя Либертарного социалистического союза и Либертарной социалистической молодежи в 1935 г. принял участие в основании Анархо-коммунистической федерации Аргентины. С началом Гражданской войны стал организовывать доставку помощи республиканцам. По приглашению Г. Леваля и Абада де Сантильяна (см. комментарий VIII) включился в работу НКТ и ФАИ, занимал различные посты. После победы франкистов бежал во Францию, где занимался помощью эмигрантам. После начала Второй мировой войны вернулся в Аргентину, где продолжил анархистскую деятельность, неоднократно сидел в тюрьме.

[XII] См. комментарий IX.

[XIII] То есть республиканской армии.

[XIV] «Наташей» в Испании называли советский многоцелевой самолет P-Z, «Катюшкой» — фронтовой бомбардировщик АНТ-40 (СБ). Прозвище «Чато» («курносый») получил истребитель И—15, «Моска» («мушка») — И—16.

[XV] Каррильо Алонсо-Форхадор Венсеслао (1889—1963) — испанский политик, профсоюзный активист, отец Сантьяго Каррильо (будущего председателя Коммунистической партии Испании). Активист ВСТ. Член ИСРП с 1905 года. Депутат парламента во Второй республике. С 31 декабря 1936 г. по 20 мая 1937 г. — глава Генерального директората безопасности в республиканском правительстве Ф. Ларго Кабальеро. Решение Каррильо-старшего войти в Национальный совет обороны Касадо привело к тому, что сын разорвал с ним все отношения.

[XVI] Синдикалистская партия была создана в 1932 г. по инициативе бывшего национального секретаря НКТ Анхеля Пестаньи. В 1936 г. два представителя партии (в т.ч. сам Пестанья) были избраны в парламент от Народного фронта. Во время войны партия имела собственные вооруженные отряды и насчитывала до 30 тысяч членов, однако после смерти лидера в декабре 1937 г. она фактически прекратила деятельность.

[XVII] Служба военной информации (Servicio de Información Militar) — республиканская контрразведывательная служба.

[XVIII] Перевод З.М. Лисицыной, Д.А. Пастухова, Н.В. Серовой, Е.Н. Феерштейн под редакцией В.В. Перцова. Цит. по: http://saint-juste.narod.ru/spain.html


Комментарии научного редактора

[a] Речь идет о полных энтузиазма массовых шествиях вечером 18 июля 1936 г. в тех городах, где население подавило военные мятежи, начавшиеся 17 июля. Тогда еще никто не знал, что впереди будут годы гражданской войны.

[b] Испанская социалистическая рабочая партия — крупнейшая левая организация в Испании.

[c] Всеобщий союз трудящихся — крупнейшее профобъединение Испании.

[d] Мера Сиприано Санс (1897—1975) — военный, анархист, участник Гражданской войны в Испании. Являлся членом НКТ. В 1936—1939 гг. входил в ряды республиканской армии. В 1939 г. стал выступать за поиск компромисса с режимом Франко. После окончания Гражданской войны эмигрировал.

[e] НКТ (Национальная конфедерация труда Испании) — анархо-синдикалистский профцентр. Создана в 1911 г. Пользовалась влиянием в основном в Каталонии, Леванте и Андалузии. В 1919—1922 гг. входила в Коминтерн, затем перешла в анархистский интернационал МАТ. В сентябре 1923 г., после установления диктатуры Примо де Риверы, запрещена и самораспустилась. В 1927 г. в подполье был воссоздан Национальный комитет НКТ. После падения диктатуры Примо де Риверы, в июне 1930 г. восстановлена, к руководству конфедерацией пришли лидеры Федерации анархистов Иберии (ФАИ), ориентировавшие НКТ на вооруженное завоевание «либертарного коммунизма» путем организации разрозненных восстаний в отдельных населенных пунктах (в строгом соответствии со стратегией Бакунина—Малатесты). НКТ активно участвовала в анархистских восстаниях в январе 1932 г. и декабре 1933 г. В 1932—1934 гг. часть профсоюзных организаций расценила линию НКТ как авантюристическую, вышла из НКТ и организовала «Синдикаты оппозиции». В 1934 г. «Синдикаты оппозиции» участвовали в Октябрьском восстании, в то время как НКТ и ФАИ бойкотировали его. На всеобщих выборах в феврале 1936 г. НКТ впервые — под воздействием вернувшихся в нее «Синдикатов оппозиции» — выступила против бойкота выборов (не вернувшиеся в НКТ группы организовали Синдикалистскую партию, вступившую в Народный фронт). В соответствии с тактикой неучастия в парламентской деятельности НКТ сначала отказалась от вхождения в Народный фронт, но после начала гражданской войны 4 представителя НКТ вошли в правительство Народного фронта. В апреле 1938 г. НКТ официально вступила в Народный фронт. После поражения Республики НКТ была запрещена, продолжила работу в эмиграции. Восстановлена в Испании в постфашистский период. В настоящее время в стране действуют минимум две конкурирующие профсоюзные анархо-синдикалистские организации с одинаковым названием «НКТ».

[f] Сенетисты — члены НКТ (см. комментарий e), от ее испанской аббревиатуры «CNT».

[g] Негрин Лопес Хуан (1894—1956) — политический деятель. Член ИСРП с 1929 г., один из лидеров правого крыла партии. С 1936 г. — министр финансов в правительстве Народного фронта, активно интриговал против компартии ПОУМ и анархистов, но, сменив в 1937 г. с помощью компартии Ларго Кабальеро на посту премьер-министра, занял выраженную просоветскую позицию. В 1939 г. эмигрировал, жил во Франции и Великобритании. В 1939—1945 гг. — глава испанского республиканского правительства в изгнании.

[h] Касадо Лопес Сихисмундо (1893—1968) — военный, участник Гражданской войны в Испании. В 1939 г. в целях достижения «почетного мира» стал выступать за переговоры с франкистами. 5 марта 1939 г. организовал смещение с поста премьер-министра Негрина Лопеса. После этого создал Хунту национальной свободы в союзе с анархистами и правым крылом ИСРП, которая фактически сдала Мадрид франкистам. С 1939 г. был в эмиграции.

[i*] Мадридская республика — Испанская республика после падения Каталонии.

[j] Бестейро Фернандес Хулиан (1870—1940) — политический деятель, один из лидеров ИСРП. Сторонник переворота Касадо, один из членов Хунты национальной свободы. Сразу после вхождения войск Франко в Мадрид был арестован. Умер в заключении.

[k] В г. Бургос располагалось франкистское командование севера Испании.

[l] Пятый полк — военное объединение добровольческих отрядов Коммунистической партии Испании.

[m] Фалангисты — испанские фашисты, члены фашистской партии «Испанская фаланга традиционалистов и хунт национал-синдикалистского наступления», единственной и правящей партии при Франко.

[n] Примо де Ривера и Саэнс де Эредиа маркиз Эстелла Хосе Антонио (1903—1936) — испанский политический деятель, сын диктатора Мигеля Примо де Риверы. Основатель и идеолог партии фалангистов. Арестован и расстрелян Народным фронтом.

[o] Барсело Льякури Эдуардо — военный, член Коммунистической партии Испании.

[p] Ортега Мартинес Даниэль (1898—1941) — политический деятель, член Коммунистической партии Испании, комиссар Пятого полка. Расстрелян в Кадисе в 1941 г.

[q] Буэно Нуньес дель Пардо Эмилио — военный, участник Гражданской войны.

[r] Васкес Марианет (Васкес Родригес Мариано) (1909—1939) — анархо-синдикалист, в 1936—1939 гг. — глава НКТ.

[s] Тагуэнья Лакорте Мигель (1913—1971) — испанский ученый-физик, политик, коммунист. Активный участник военных операций в годы Гражданской войны. Был противником переворота Касадо, сразу после него эмигрировал в СССР.

[t] Фернандес Чека Педро (1910—1942) — член ЦК Коммунистической партии Испании.

[u] Армада — Военно-морские силы Испании.

[v*] Идальго де Сиснерос и Лопес де Монтенегро Игнасио (1896—1966) — военный, коммунист. Во время Гражданской войны командовал республиканскими военно-воздушными силами.

[w] Эрнандес Томас Хесус (1907—1971) — государственный деятель, коммунист. В 1936—1938 гг. — министр образования Испании, в 1937—1938 гг. — министр здравоохранения Испании.

[x*] Каса-де-Кампо — садово-парковый комплекс на западном берегу реки Мансанарес, формально входил в городскую черту Мадрида. Каса-де-Кампо был гигантским по тем временам комплексом: его территория была равна 30 % территории остального Мадрида и располагалась вдоль Мансанареса от Северного железнодорожного вокзала (почти в центре города) и до Университетского городка на севере, расположенных на восточном берегу.

[y] Мансанарес — река, протекающая через Мадрид. В 1936 г. почти весь Мадрид (кроме четырех небольших кварталов) был расположен на восточном берегу Мансанареса. Фашисты наступали на столицу с запада, чтобы взять Мадрид, им требовалось форсировать Мансанарес.

[z] Ягуэ Бланко Хуан (1892—1952) — военный, один из наиболее известных военачальников франкистской армии. В августе 1938 г. после взятия г. Бахадоса по его приказу было расстреляно 4 тысячи республиканцев и коммунистов. Командовал армией в решающей битве с республиканцами у реки Эбро в 1938 г.


Перевод с испанского Михаила Ахметьева.

Комментарии научного редактора: Александр Тарасов, Илья Пальдин.

На языке оригинала опубликовано: https://web.archive.org/web/20070925061538/http://www.antorcha.org/galeria/casado.htm