Для нашей молодежи уже одно указание, что всякий получивший образование благодаря работе трудящихся масс должен расплатиться с ними, работая для них, — этого простого указания уже было достаточно.
Петр Алексеевич Кропоткин
И дело здесь не только в их подкупе и приманивании (что, конечно, было исключительно важным фактором, определившим ситуацию в Сербии), но также и в том, что эти слои оторвались как в материальном, так и в умственном смысле от того народа, который вырастил их и дал им возможность накопить знания, которые они теперь мечтают продать за пределами своей разоренной страны.
Нестор Мигель Гороховский, аргентинский марксист
Мировой истории известны по меньшей мере два способа подчинения сильным государством государства слабого со всеми его богатствами (экономикой) и населением (рабочей силой). Первый способ по-варварски прост — это непосредственное военное вторжение. Примеры из новейшего времени, свидетельствующие в пользу сказанного, всем более чем хорошо известны: военные операции США и стран НАТО в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии или вторжение Франции — при фактической поддержке НАТО — в Кот-д’Ивуар и Мали.
Второй способ сложнее, однако при благополучном исходе влечет за собой для нападающей стороны неприятностей гораздо меньше, нежели способ первый, — это подчинение слабого государства как бы его же собственными руками, путем подкупа определенных общественных сил внутри него. Людей, недовольных своим имущественным и/или социальным положением, рассчитывающих приобрести известные выгоды и/или утешить свое честолюбие, а то и попросту питающих инстинктивную классовую ненависть к простому народу, трудящимся классам своей страны, всегда и в любом государстве в избытке. Вспомним хотя бы военщину во главе с Пиночетом в Чили, подкупленную американскими спецслужбами, выполнявшими поручения американских корпораций, или прозападное диссидентское движение — «прогрессивное человечество», по известной саркастической характеристике Варлама Шаламова, — в СССР и других странах так называемого реального социализма.
Или вот Украина. За десять последних лет на наших глазах здесь произошел второй государственный переворот. Подобно предыдущему, 2004–2005 годов, нынешний был санкционирован Соединенными Штатами, осуществлен при откровенном вмешательстве оных и сопровождался оглушительной информационной кампанией поддержки в опоясавших мир транснациональных СМИ. Беспомощное коррумпированное правительство В. Януковича сброшено и заменено на другое, марионеточное, готовое безоговорочно следовать экономическим и геополитическим требованиям западных покровителей даже ценой человеческих жертв.
Тем временем жертвы уже исчисляются тысячами, если не десятками тысяч — никто на данный момент не знает в точности число погибших за время украинской трагедии. Киев, 20 февраля: 82 человека расстреляны неизвестными снайперами. Одесса, 2 мая: от рук неонацистских боевиков «Правого сектора» гибнут 48 человек, из них 32 человека сгорают заживо. По данным ООН и ОБСЕ, с момента начала так называемой антитеррористической операции на востоке Украины погибло свыше 4 тысяч человек, около 10 тысяч получили ранения и свыше 450 тысяч человек стали беженцами[1]. И это заведомо неполные данные. Во имя чего, спрашивается, столько уничтоженных жизней и столько разрушенных судеб?
Нечто подобное рано или поздно ожидает и Белоруссию. Для сил империализма — «мирового сообщества» — Белоруссия давно выступает в образе этакой нарывающей занозы, не столь ненавистной, как Куба, Венесуэла или КНДР, но — с точки зрения запланированного капиталом глобального имперского строительства (нового мирового порядка) — не в меньшей мере досадной. Поэтому едва ли стоит удивляться тому, что за двадцать лет лукашенковского президентства в Белоруссии оформилась довольно влиятельная общественная прослойка, которую по праву можно назвать «компрадорской». Это образованные, получившие либо сравнительно качественное советское образование, либо образование (стажировку) за рубежом, свободно владеющие иностранными языками люди — работники умственного труда, интеллектуалы. Сами себя эти люди в большинстве случаев именуют «контрэлитой», «третьим сектором» или «гражданским обществом», тогда как официальная пропаганда давно окрестила их «пятой колонной».
Не следует заблуждаться относительно прогрессивности этой самопровозглашенной «элиты» — никакой борьбы в подлинном смысле слова, борьбы за совершенствование страны и условий жизни в ней для всех и каждого, она не ведет, большая часть ее совокупной активности расходуется на агрессивную, очень низкого качества, политическую пропаганду националистического и/или неолиберального толка, на обработку мозгов постмодернистским (а с недавних пор и постмарксистским) псевдоинтеллектуализмом, на распространение образцов «продвинутого», то есть отличного от того, который гарантирует официальная власть (пресловутые «попятьсот» и «чарка и шкварка»[2]), богемно-клубного потребительства, в общем и целом — на «переформатирование» политикосоциокультурного пространства в направлении, выгодном для окончательной победы в стране «свободных» рыночных отношений, идущих на смену лукашенковскому патернализму через вытеснение оного снизу и, как это ни парадоксально, сверху.
Еще большей ошибкой является отношение к данной публике как к носителям демократического сознания. Экспансия на мировой арене неолиберальной экономической модели в сфере идеологической надстройки находит свое отражение в формах околофашистского, социал-дарвинистского извода классического либерализма (в предисловии к книге Ноама Хомского «Прибыль на людях» Роберт Макчесни остроумно замечает, что метафора «капитализм без перчаток», которую использовали по отношению к фашизму его критики в первой половине прошлого века, в действительности куда более соответствует сути именно неолиберализма[3]), что уже ровным счетом никакого движения к развитию народовластия не предполагает, если, разумеется, под народовластием понимать не просто функционирование давным-давно пребывающих в кризисе институтов представительной демократии, но реальную возможность участия каждого человека в обсуждении и принятии общественно важных решений.
При внимательном анализе деятельности отечественной «контрэлиты» становится очевидно: почти вся ее практическая и интеллектуальная работа подчинена одной-единственной цели — свержению режима. Перераспределение власти, распродажа государственной собственности, которые неизбежно последуют после государственного переворота, обещают ей, «контрэлите», немалые материальные и моральные дивиденды. Объединенными усилиями из года в год вовлекая в радиус своего влияния все большее и большее число образованной, творчески активной молодежи, студенчества, постепенно, шаг за шагом, «контрэлита» формирует как массовую базу грядущей «цветной революции», так и социальную опору и идеологическое оправдание для будущего грабительского неолиберального (в белорусских условиях скорее всего — неолиберально-националистического) режима.
«…с Запада идут очень большие деньги, — рассказывал в 2005 году философ, политолог, разработчик «Концепции обновления гуманитарного образования» (Фонд Сороса, 1997) Владимир Мацкевич, один из наиболее энергичных представителей «демократической» общественности, ведущий программы «Разговор дня» на транслируемом из Польши оппозиционном телеканале «Белсат»[4], — на третий сектор, на гражданское общество и, что скрывать, на политику тоже. <…> А таких фондиков, которые по простоте душевной, от доброты, готовы выделять денежки на помощь третьему сектору, демократическим организациям, гражданскому обществу очень много. Практически нет ни одной страны в Европе, чувствующей себя богатой европейской страной, которая не давала бы денежки сюда: голландцы, датчане, прочие шведы — все какие-то денежки дают»[5].
Вот далеко не полный список «фондиков», «по простоте душевной» выделяющих «денежки» белорусской оппозиции и «гражданскому обществу»: USAID (Агентство международного развития США, правая рука Госдепа США, наследник «плана Маршалла»), NDI и NED — три фонда, служащие прикрытием американских спецслужб и получающие деньги непосредственно из госбюджета США для финансирования проамериканских оппозиционеров правого толка во всем мире, IRI — используется спецслужбами США для финансирования «независимых» наблюдателей за выборами, Фонд «Евразия», фонд «PACT» — дочерний фонд USAID, Фонд им. Ф. Эберта, Фонд им Г. Маршалла — натовский фонд, Фонд им. К. Аденауэра, SIDA (Швеция), SILBA (Дания), Фонд им. Стефана Батория[6].
Многие из перечисленных финансовых институтов были в разное время выставлены с территории Белоруссии и не случайно: лукашенковской госбезопасности хорошо известно, что всюду, где имел место государственный переворот, то, что современными политологами принято называть «цветной революцией», — в Сербии, в Грузии, дважды в Киргизии, дважды на Украине, — они, эти «фондики», так или иначе выступали в роли финансовых подстрекателей.
Теперь свою антилукашенковскую деятельность «донорские организации», как стыдливо именуют их представители «контрэлиты», вынуждены вести с территории соседних стран — прежде всего, Литвы и Польши[7]. Так, латвийской газетой «Вести сегодня» в 2004 году была обнародована информация о выделенных Еврокомиссией 10 миллионах евро для белорусской оппозиции — и посредником при их передаче выступило латвийское отделение Фонда Сороса, скандально изгнанного из Белоруссии еще в 1997 году.
Мимоходом отмечу, что с некоторыми интеллектуалами Фонд Сороса иногда обходится прямо-таки по-свински. Например, Андрея Шумана, автора нескольких учебных пособий по философии и логике, некий болгарин Деян Кюранов, занимающийся в Фонде Сороса белорусскими программами, обманул: заказал аналитические статьи, но гонорара Шуману не заплатил и на телефонные звонки отвечать перестал. Огорченный Шуман пришел в связи с этим к неутешительному выводу: «К сожалению, вокруг нашей страны развелось много котов Базилио, у которых нет страха Господня»[8].
Это правда: не только отечественные, но и разного рода иностранные «коты Базилио» неплохо наживаются на «белорусской политической ситуации», на том, что в Белоруссии — «последняя диктатура в Европе». Свидетельством этому может служить история с обнаруженным в августе 2006 года в Бресте возле гостиницы «Интурист» телом работника генконсульства Литвы Витаутаса Поцюнаса, который являлся также, что выяснилось несколько позже, сотрудником литовской госбезопасности. Белорусская судмедэкспертиза не нашла оснований для возбуждения уголовного дела — анализ крови дипломата показал лошадиную дозу алкоголя.
Вскоре на страницах литовской «Свободной газеты» («Laisvas laikrastis») был опубликован материал с утверждением, что Поцюнаса убили по причине предпринятого им по собственной инициативе и без согласования с руководством расследования о расходовании прямо-таки фантастической суммы — 420 миллионов долларов, выделенных Конгрессом США на свержение Лукашенко. По утверждению газеты, значительная доля этих средств «оседала» на счетах высокопоставленных чинов литовской Госбезопасности. Само собой разумеется, столь громкие разоблачения не могли не спровоцировать в Литве скандал, в который был втянут даже тогдашний ее президент Валдас Адамкус[9].
С 1996 по 2000 год на «развитие гражданского общества» в Белоруссии в рамках одной только программы ТАСИС было выделено 10 миллионов евро[10]. В течение предыдущих пяти лет, с момента обретения страной самостоятельности по 1996 год (год для страны в политическом плане переломный, когда усилиями правящих кругов был запущен процесс сворачивания «демократической» бутафории) по той же программе выплатили намного больше: 50 миллионов[11]. Разница весьма ощутимая, есть из-за чего прийти в раздражение продавшимся интеллектуалам!
В 2005 году бывший директор Федеральной разведывательной службы Германии, бывший посол ОБСЕ в Минске (выставленный из Белоруссии за сотрудничество с белорусской оппозицией), в настоящее время возглавляющий Консультативный совет по разведке Германии и по совместительству немецкую организацию «Права человека в Белоруссии», Ханс-Георг Вик оценил общую стоимость белорусского государственного переворота в 14 миллионов евро в год[12].
И где же переворот? Нет переворота. Несмотря на свое явное политическое бессилие, оппозиция и «гражданское общество» охотно получают деньги на собственное содержание и по сей день. Так, собранная в 2011 году США и 27 странами ЕС совокупная сумма для оппонентов белорусской власти составила ни много ни мало 87 млн. евро[13].
Распределив между собою грантовые вливания, вожди оппозиции, литературные работники, журналисты и иже с ними любят покричать на все четыре стороны света о введении против белорусской власти экономических санкций, вплоть до приостановки торговли нефтепродуктами, импорта калийных удобрений и замораживания банковских счетов[14].
Особенно громко залпы подобных призывов раздаются после очередных президентских выборов. В 2010 году в своей речи по случаю разгрома оппозиции на митинге 19 декабря режиссер Юрий Хащеватский назвал полную экономическую блокаду Белоруссии «наиболее действенным средством борьбы за освобождение жертв репрессий», а переводчик Левон Борщевский подчеркнул, что считает «оправданными всеобъемлющие санкции против белорусских властей со стороны Запада и России»[15]. Между тем, казалось бы, каждому взрослому человеку совершенно понятно, что белорусской власти — правящей верхушке и обслуживающему ее «персоналу» — экономические санкции не страшны, а падают они единственно на плечи «среднестатистического» гражданина.
Еще из лагеря оппозиции периодически доносятся робкие, почти полушепотом, голоса о необходимости военной интервенции НАТО в Белоруссию. Первое, что сразу приходит в голову, это выступление Дмитрия Пименова, члена Рады БНР (Белорусской Народной Республики) — фантасмагорического государства, находящегося в эмиграции в Нью-Йорке. В эфире белсатовского «Объектива» 1 апреля 2012 года г-н Пименов заявил буквально следующее: «это (ввод натовских войск. — Т.Х.) единственное, что может сделать Белоруссию независимой», — и неожиданно поделился секретом: «Время и мелкие детали обсуждаются на высшем уровне в штаб-квартире НАТО»[16].
Многим также запомнился эпизод со Станиславом Шушкевичем — да, тем самым, что подписал в 1991 году соглашение о выходе Белоруссии из состава СССР (в настоящее время лидер правых социал-демократов, партии БСДГ). После упомянутого разгрома оппозиционного митинга 19 декабря Шушкевич призвал кремлевские власти к вводу в Минск российских вооруженных сил[17]. Если принять во внимание тот факт, что репутация Лукашенко как ставленника и марионетки Кремля давно уже сделалась оппозиционной притчей во языцех, этот жест престарелого политика может показаться и вовсе патологичным.
Несколько забегая вперед, отмечу, что эмоциональный заряд солидарности с западным, натовским, империализмом некоторых белорусских левых (точнее, маскирующихся под левых) ничуть не ниже, чем у национал-либералов. Так, в том же 2010 году арт-критик Ольга Копенкина, проживающая в эмиграции в США, используя закрытую google-рассылку петербургской лево-постмодернистской арт-группы «Что делать?», обратилась к товарищам с просьбой поддержать кампанию в поддержку введения экономических санкций против Белоруссии, чем удивила даже такого «левого» активиста, как В. Плотников из РСД[18], и удостоилась насмешливой реплики: «Или бомбу давайте на Белоруссию кинем. Плевать, что пострадают невинные люди, но Луке же тоже достанется».
На «невинных людей» отечественной «контрэлите» действительно плевать. Вот откуда, если не напрямую из западных «фондиков», господа, бесконечно твердящие о «европейских ценностях», черпают презрение к простым рабочим, которым они оные ценности после падения режима вроде бы собираются прививать? И презрение до такой степени откровенное, что коммунального характера оскорбления в средствах массовой информации давно уже общественным мнением воспринимаются как что-то естественное. Приведу два наиболее свежих примера по-европейски цивилизованного красноречия: «мудаком» назвала рабочего «Борисовдрева» журналистка газеты «Народная воля» Светлана Калинкина[19], «иждивенками» — работниц «Ковров Бреста» колумнист веб-издания «Naviny.by» Алесь Горский, — ему, видите ли, чрезвычайно не нравится, что ткачихи требуют от руководства повышения заработной платы, тогда как следовало бы, по его глубокому убеждению, не требовать, не ткать ковры и не смотреть по вечерам телевизор, а самосовершенствоваться. Совершенство же, надо полагать, достигается путем чтения опусов Горского в интернете. «И можно сколько угодно демонстрировать мне натруженные руки ткачих, — с поистине аристократическим (не Алекс фон Горски ли?) пренебрежением заявляет колумнист, — жалости у меня это не вызовет. Могу им только посоветовать пользоваться кремом для верхних конечностей и чаще ходить к мастеру маникюра»[20]. И, конечно, ни Калинкиной, ни Горскому и в голову не приходит, что без презираемых ими «мудаков» с «иждивенкамами» в Белоруссии было бы некому создавать прибавочный продукт, за неимением коего «европейские ценности», которые отечественным борзописцам выделяют иностранные «фондики», тратить было бы положительно не на что.
А вот еще одна иллюстрация оппозиционно-«демократического» «гуманизма». В программе упомянутого Владимира Мацкевича на телеканале «Белсат» бывший заместитель председателя Консервативно-христианской партии Белорусский народный фронт (КХП-БНФ), бывший координатор кампании «Европейская Беларусь»[21] ныне покойный Виктор Ивашкевич делился соображениями (с опорой на Аристотеля): демократия — это власть «среднего класса», имущих граждан, собственников, в то время как все, кто к «среднему классу» не принадлежит, к гражданам могут быть причислены лишь формально[22]. Почти точь-в-точь как российская фашиствующая неолибералка Ю. Латынина, призывающая лишить избирательных прав малоимущих россиян.
В 2004 году в журнале «Arche» его главный редактор Валерий Булгаков (сам, что примечательно, занимающий не последнее место в рядах отечественной «контрэлиты») пришел к довольно мрачному выводу: «Вслед за Довлатовым можно сказать: “После лукашенковцев меня больше всего тошнит от антилукашенковцев”. Их политическая культура деформирована, отношение к политике очень поверхностное и основано на дорефлексивной оценке методов особы, которую принято называть главным политиком в нашей стране (имеется в виду Лукашенко, конечно. — Т.Х.). Им присущи мировоззрения, разнящиеся идеологически, но чрезвычайно похожие характером мышления. Их объединяют неуважение к голосу другого, нетерпимость и агрессивность, героический пафос жертвенности во имя вечных, универсальных ценностей, вера в прогрессивный, единственно правильный характер своей позиции и неизбежность ее исторического триумфа»[23]. Что ни говори, упрек весьма серьезный. Ну и чего, собственно, следует ожидать от такой «элиты»?
Презрительное отношение «контрэлиты» к простому народу как людям второго сорта нашло свое отражение, а быть может, наоборот — теоретическое оправдание для себя, в книге «Код отсутствия» (своего рода манифесте белорусского националистического движения) философа Валентина Акудовича, одного из наиболее видных интеллектуалов страны; изданная в Минске в 2001 году энциклопедия «Постмодернизм» удостоила его званием «культовой фигуры белорусской интеллектуальной жизни второй половины 90-х»[24].
Если попытаться коротко пересказать сформулированную Акудовичем суть длящегося в Белоруссии с момента прихода к власти Лукашенко социально-политического конфликта, получим следующее. Приведя в 1994 году А. Лукашенко к власти, «белорусская Вандея» — «социальная провинция», люди, на протяжении 60-х – 70-х годов массово мигрировавшие из деревень и местечек в Минск и другие крупные города, — одержала тем самым победу над «белорусской Столицей». И крайне печально — по Акудовичу, — что представителей «белорусской Столицы» численно оказалось недостаточно для того, чтобы, «соединившись в целые социальные страты», они «смогли отодвинуть социальную провинцию от социальной столицы на надлежащее ей место — в “Вандею”»[25]. Иными словами, националистическая и либеральная «элиты» в середине 90-х должны были отодвинуть белорусский народ в безработицу, проституцию, голод и нищету (как это сделали подобные «элиты» в других постсоветских странах). Тот самый народ, который философ в другом своем произведении наделяет такими красочными эпитетами, как «национально несознательный (ополонизированный, околонизированный, орусифицированный, осоветизированный, манкуртизированный, холопский, быдлянский, затасканный и задрипанный)»[26] (везде по тексту перевод с белорусского фрагментов из сочинений и устных выступлений Акудовича мой).
Трудно сказать, включены ли философом в понятие «социальной Столицы» «широкие массы советской интеллигенции», обнаруженные им в БССР 70-х годов (Акудович подчеркивает, что «каждый четвертый работник республики в это время был связан с умственным трудом»[27]), и если включены, то остается лишь пожимать плечами, удивляясь слабости, трусости, недееспособности «социальной Столицы», при такой-то численности не сумевшей одолеть «быдлянских и задрипанных» (впрочем, под конец сочинения Акудович, словно забывшись, выдает секрет политической «импотенции» «контрэлиты»: «Легко было на митингах пламенно декларировать, что мы сами хотим и можем быть хозяевами на своей земле. Хотеть как будто действительно многие хотели, а вот “мочь” — так не слишком чтоб у кого получалось»[28]). Если же не включены, то, выходит, одна четвертая часть населения страны, то есть советские работники умственного труда, не последние все-таки люди, в случае победы «национально сознательной» «социальной Столицы» в середине 90-х были бы безжалостно, вслед за «быдлянскими и задрипанными», отправлены на «помойку истории» — в «Вандею». И после такого белорусские националисты еще удивляются, почему это белорусы их презирают и не хотят учить «мову». А вот поэтому!
Затем, должно быть, в качестве компенсации за причиненный ущерб, отодвинутому куда подальше белорусскому большинству полагались демократическая Конституция и Декларация о правах человека — согласно Акудовичу, документы, в пределах которых сильное, умное, активное меньшинство осуществляет свою «волю к власти» над глупым, инертным и слабым большинством[29]. (Философ, конечно, не подумал, но заранее можно сказать, что под подобными утверждениями с легким сердцем подписались бы Гитлер, Муссолини и Франко.) Правда, неясно, как (по Акудовичу) уживались бы в Белоруссии помянутые демократическая Конституция и Декларация о правах человека с диктатурой, ибо философ пишет: «Короче говоря, как на сегодняшний свой ум, так я не вижу для Белоруссии девяностых годов иной формы власти, помимо диктатуры или, как минимум, жесткого авторитарного режима»[30]. И дополняет чуть позже: «Если бы белорусы, как прибалты, оказались одержимыми “националистами”, они имели бы президентскую диктатуру Зенона Позняка. В ином случае в дублерах ожидал Александр Лукашенко»[31].
Книга, о которой идет речь, возникла на основе корпуса лекций, которые были прочитаны В. Акудовичем в Белорусском коллегиуме, некоммерческом учебном проекте, возникшем в 1997 году при деятельном участии самого философа и с той целью, по его собственному признанию, (цитирую по памяти) «чтобы нас, национально заангажированных, стало больше». Поскольку мне довелось недолгое время поучиться в оном коллегиуме, я знаю, что студенты, купившиеся на искусственно созданную репутацию Акудовича как поистине крупного, европейской величины, мыслителя-постмодерниста, зачитываются «Кодом отсутствия» взахлеб. Нужно ли объяснять, таким образом, под влиянием каких книг и каких идей формируется сознание людей (прежде всего молодежи), готовых скакать под ксенофобские кричалки и подставлять свои спины под пули снайперов на Майдане (или где-то еще) во имя нелепых националистических перспектив, за которыми скрываются, как это всегда было в истории, банальные частнособственнические аппетиты тех или иных толстосумов?!
Акудович пишет: «Белоруссия только тогда реально станет субъектом истории, когда сама превратится в объект реализации экзистенциальных стремлений тех, кто жаждет свободы Белоруссии, как реализации собственной воли к власти»[32]. Иначе говоря, свобода — не общечеловеческая ценность, она — для «элиты», для сильных, умных, целеустремленных и экзистенциальных. А мы-то, безмозглые белорусы, опрометчиво думали, что свобода — она для всех. Читая такие задрапированные под философию испарения высокомерного ума, недоумеваешь: и чем же в таком случае диктатор Лукашенко провинился перед «социальной Столицей»?! Ведь и сильный, и целеустремленный, и не глупее иных «мыслителей», и воли к власти, что называется, хоть отбавляй. Ан нет, не нравится им Лукашенко!
Почему им не нравится Лукашенко, понятно. В 1999 году в эссе «Нигде и никто» философ делился откровениями: «Теперь уже бытийно никто не живёт на родной земле, в родной стране. Что сегодня значат слова “родное”, “чужое”, “далёкое”, “близкое”, если английскую принцессу Диану (пока она была жива) я видел чаще, чем свою единокровную сестру, если об интимных отношениях Клинтона с Левински я знаю куда больше, чем о таких же отношениях моего лучшего друга, если Джордж Сорос, который про меня даже никогда не слышал, за последние годы вложил в меня денег больше, чем мой неимущий отец?»[33].
Кто бы сомневался, за денежное вознаграждение из рук знаменитого Сороса, теоретика популярной концепции «открытого общества» (для наших, постсоветских, условий — «открытого» для разграбления) и «филантропа», на чьей совести разрушенные судьбы десятков тысяч людей, не то что большинство населения родной (но «бытийно чужой и далёкой») страны — и отца, и сестру, и друга, да что уж там — весь мир отодвинешь в «социальную Вандею»! «Миру ли провалиться, или мне чаю не пить?»
Есть у философа и еще одна любопытная особенность, могущая поспособствовать пониманию, откуда у него столько презрения к белорусскому народу и столько любви к деньгам Джорджа Сороса: Акудовичу очень неудобно со словом «интеллигент». Об этом он, не мудрствуя лукаво, заявил в эфире программы «Без ответов» на популярном в Минске портале TUT.by. По мнению Акудовича, интеллигент — моральная категория, тогда как интеллектуал создает новые смыслы и новые знания, и ему никакой народ не нужен (как не нужны, надо полагать, сестра, друг, отец). Разумеется, себя Акудович причислил к интеллектуалам, вспомнив между прочим, что в 80-е годы если иного отечественного культуролога или философа называли интеллигентом, тот — цитирую дословно — «аж вздрагивал»[34] (видно, гуляли у интеллектуалов нервы от нахлынувшей гласности).
Кроме того, по мнению Акудовича:
1) интеллигенция — исключительно русский феномен (философ не знает, что как социальное явление интеллигенция была обнаружена исследователями не только в России, но и во Франции и Германии XIX века, а в XX веке приобрела распространение почти во всех странах «третьего мира» — в Латинской Америке, Китае, Турции, Иране, Индии, Корее и т.д.)[35];
2) русская интеллигенция в XIX веке развязала несравнимый с Чечней терроризм: были брошены тысячи бомб и сделаны десятки тысяч выстрелов из револьверов (при этом непонятно, что философ имел в виду, говоря «Чечней»: две чеченские войны, инициированные правительствами Ельцина и Путина, или спровоцированный этими войнами терроризм чеченских боевиков на территории России (взрывы в метро, в электричках, «Норд-Ост» и т.д.)? Если первое, то сказанное философом — несусветная глупость, если второе — банальное незнание темы. В ходе двух чеченских мясорубок было уничтожено в общей сложности около 140–150 тысяч человек, включая российских военнослужащих, чеченских боевиков и мирное население. Русским революционным интеллигентам XIX века просто физически не удалось бы убить такое количество человек, даже при великом желании. Это во-первых. Во-вторых, существует множество любопытных исследований и документальных фильмов, заставляющих усомниться в непосредственной вине чеченцев во многих терактах, имевших место в Российской Федерации в «эпоху Путина», в частности, во взрывах жилых домов. В-третьих, в отличие от чеченцев, народники в XIX веке не организовывали покушений на мирное население, а занимались ликвидацией царей, губернаторов, чиновников и т. д. Это были даже не террористические акты — в привычном современному человеку смысле, — а по сути народные казни высокопоставленных преступников в стране с судебной системой, полностью подконтрольной последним. Наконец, в-четвертых, «терроризм» народников в XIX веке отнюдь не носил массового характера, был выборочным, тщательно спланированным и достаточно «гуманным»[36], революционный террор приобрел более широкий размах только в период с 1904 по 1917 гг. в ответ на чудовищную реакционную политику царского правительства);
3) интеллигенция, в том числе белорусская, виновата в революции 1917 года (ну конечно, социальная революция для белорусских интеллектуалов — наихудшее из возможных зол, и в кошмарном сне они не могут представить, что нечто подобное в наших широтах может вдруг повториться, поэтому и воспроизводят, как попугаи, расхожие пропагандистские мантры, пущенные в оборот продажными журналистами еще в конце 80-х — начале 90-х, тогда как даже школьник знает, что основной причиной революции 1917 года была бездарная, антинародная политика к тому времени до мозга костей деградировавшего царизма);
4) ни интеллигенции, ни народа больше нет — это два симулякра, — а кто есть? — а есть общество; умерли метафизика, философия, медленно умирает гуманитаристика, единственное, что нам осталось, — потреблять жизнь[37].
Совершенно верно: потреблять жизнь белорусские интеллектуалы любят. Философ и сам ее потребляет на ура. Вспомнить хотя бы барджеинг (слово-то какое экзотическое!) в хипстерском баре «Молоко», когда два пожилых, поросших бородами, потянутых сединой уважаемых человека (второй — все тот же Владимир Мацкевич), нимало не стесняясь, разливали молочные и алкогольные коктейли богемной столичной публике, выкрикивали пошлейшие тосты, закусывали пошлейшими маринованными огурчиками и прямо за барной стойкой раздавали автографы[38]. Возможно ли представить за барной стойкой Маркса, Ницше, Сартра или, к примеру, Маркузе?!
Да, потребление, власть и слава — вот чего хочет белорусская «социальная Столица». Всякий, знакомый с творчеством Акудовича, знает: «Человеку только кажется, что он ищет истину, на самом деле он жаждет лишь комфорта»[39]. А где человеку комфортнее всего? Несомненно, в Европе. Слово Владимиру Мацкевичу: «Вы знаете, когда-то в дискуссии с Акудовичем я ему доказывал, что Беларусь все еще находится на задворках Европы. На что Акудович сказал: “Не знаю, как ты, а я живу в полноценной Европе. Почему? Потому что за завтраком я читаю Деррида!” На что я ему ответил: “Знаешь, Валентин, вот если бы Деррида читал за завтраком Акудовича и считал, что не читать Акудовича за завтраком, это, по меньшей мере, некультурно, вот тогда бы ты мог с уверенностью сказать, что живешь в полноценной Европе”»[40].
Владимир Мацкевич имеет, конечно, полное право так долго находиться в плену мечтаний о жизни в «полноценной Европе», сколько ему понадобится, да только его мечты никогда не обернутся явью, так как Деррида обязательно испортит себе аппетит, если за завтраком прочтет «Код отсутствия» целиком или хотя бы это: «Из теории классиков марксизма-ленинизма как будто однозначно следовало, что роль личности в истории, считай, никакая. Так как смены социально-общественных формаций (и коммунизм в перспективе) совершаются не из инициативы тех или иных героев, а только через накопление средств производства (и всякого тому подобного) (выделено мной. — Т.Х.)[41]».
Право слово, испытываешь чувство ужасной неловкости, когда приходится объяснять «признанному философу», что у классиков марксизма-ленинизма, то есть Маркса и Ленина, никаких «социально-общественных формаций» нет и быть не могло. По той простой причине, что «социально-общественные» — это масло масляное. Что же касается общественно-экономических формаций, то достаточно открыть хрестоматийное Марксово «Предисловие к “Критике политической экономии”», в котором марксистская концепция исторического развития излагается в сжатой и очень доступной для понимания форме, чтобы узнать, что согласно этой концепции одна общественно-экономическая формация приходит на смену другой вовсе не «через накопление средств производства» (так как накопленное каждой отдельной средневековой крестьянской семьей предельно возможное количество мотыг («и всякого тому подобного») еще не делает предпосылок для социальной революции, для скачка от феодального способа производства к капиталистическому) и не по желанию того или иного «героя», даже наделенного «волей к власти» колоссальных размеров, но тогда, когда развившимся до нового более высокого способа производства общественным производительным силам становится тесно внутри существующих общественных производственных отношений старой формации. Производительные силы включают в себя средства производства, но не исчерпываются ими[42].
Тот факт, что В. Акудович в данном фрагменте транслирует чепуху из советских учебников по марксизму-ленинизму, которые он, надо полагать, усердно штудировал в студенческие годы в Литинституте, и которые едва ли имели что-то общее с содержанием идей Маркса и Ленина, нисколько его не оправдывает. Поскольку даже Жак Деррида, философ, весьма далекий от классического марксизма, однако именно тот, кого Акудович любит читать за завтраком, в своей книге «Призраки Маркса» предупреждал: «Не читать, не перечитывать и не обсуждать Маркса всегда будет ошибкой… Эта вина, состоящая в теоретической, политической и философской безответственности, будет постоянно возрастать»[43].
В то время как провластные СМИ сосредоточены главным образом на экономических и прочих успехах республики, умышленно обходя вниманием любые отрицательные процессы, оппозиционные СМИ, напротив, смакуют преимущественно негатив, твердят и твердят об общем враге и общем деле. В медийном пространстве, на пересечении потоков оппозиционной и государственной пропаганды, возникает нечто, что я бы назвал «эффектом острова» — ситуация, при которой весь внешний по отношению к Белоруссии сложный, противоречивый, непрерывно меняющийся мир лишается убедительных очертаний, и внимание рядового потребителя информации искусственно концентрируется на белорусской действительности, и с одного, и с другого ракурса представленной в искаженном — демонизированном, клишированном и примитивизированном — виде. А так как невозможно хоть сколько-нибудь ясно понять тот или иной объект, не сопоставив его с другими объектами, закономерно, что подавляющее большинство белорусов совершенно дезориентировано и деморализовано.
Мое поколение, те, с кем я еще недавно поддерживал какие-то отношения — поколение, в интеллектуальном плане совершенно испорченное, с начисто промытыми мозгами. Для большинства известных мне молодых людей окружающий мир по-манихейски делится на черное и белое, и никаких промежуточных оттенков в нем, кажется, просто не существует. Есть белые — оппозиция («оппы»), есть черные — «застабилы»/«лукашисты», есть свобода, независимость и демократия, свободный рынок, цивилизованное общество, Евросоюз, США, шведское «государство всеобщего благоденствия» и есть — на противоположном полюсе — диктатура и «совки» (как вариант: «быдло», «манкурты», «чаркошкварочники»[44], «нищеброды», «хомо советикусы»), которые сдерживают прогресс Белоруссии до благословенного европейского уровня.
Невозможно объяснить этим людям, что никакого «совка» давно нет, что Белоруссия — капиталистическое государство (пусть и с огромной долей государственной собственности в ключевых секторах экономики), в котором, по некоторым оценкам, уже насчитывается 115 долларовых мультимиллионеров и около 20 тысяч долларовых миллионеров — 0,2% населения страны[45], что Белоруссия — государство, которое с каждым годом все интенсивнее, но «мягко», без «шоковой терапии», погружается в рыночные отношения, как невозможно объяснить им и то, что политическая власть, в сущности, всегда диктатура, различающаяся лишь тем, в чьих интересах, то есть в интересах каких классов и слоев общества, она, эта власть, осуществляется.
Тем более невозможно объяснить им, что мир неправильно рассматривать как совокупность изначально более или менее равных стран со свободно конкурирующими экономиками, что мир состоит из доминирующих стран «первого мира» — стран капиталистического центра, метрополии (США, Франция, Германия, Великобритания, Япония и т.д.), и зависимых стран «третьего мира», распадающихся, в свою очередь, на капиталистическую полупериферию (Китай, Россия, Бразилия и т.д.) и капиталистическую периферию. Используя неоколониальные механизмы скрытой эксплуатации, метрополия наживается на странах периферии и полупериферии, тем самым замедляя или консервируя в них всякий экономический, технический и культурный рост, а то и вовсе отбрасывая эти страны в прошлое[46].
С этой точки зрения Белоруссия по уровню благосостояния никогда даже приблизительно не сравняется с современными США или Швецией, но не по вине неких «хомо советикусов», существующих только в горячечном воображении продажных либеральных и националистических интеллектуалов, а в соответствии с логикой глобального капитализма. Как государство, в экономическом и (поскольку политика, как мы знаем из Ленина, есть концентрированное выражение экономики) политическом плане до известной степени самостоятельное, встроенное в глобальную миро-систему капитализма не на тех условиях, которые могли бы всецело удовлетворить мирового имперского гегемона США и их вассалов в Евросоюзе, современная Белоруссия как раз и представляет собой пример независимости. Таково действительное положение вещей, нравится оно кому-то или нет. Форсированное утверждение «свободного рынка» (как его понимают так до сих пор и не выросшие из перестроечных и постперестроечных «идеологических штанишек» белорусские доморощенные либералы) будет означать для Белоруссии крах ее национального производства, а для притока в страну иностранного капитала потребуется обвальное удешевление рабочей силы и погромное упразднение социального законодательства.
Радикальному критическому мышлению в белорусских реалиях просто-напросто неоткуда появиться. А коль скоро критика — необходимое условие как личностного, так и общественного развития, не стоит удивляться, что в Белоруссии на всех уровнях социальной жизни господствует унылая, болотная бессобытийность: здесь люди вроде бы чем-то заняты, что-то будто бы говорят, имитируют какую-то активность, на деле же всюду — застывшая, законсервированная пустота. Десятки проектов, дискуссий, круглых столов, сайтов, сотни конвейерных, шаблонных, пустопорожних статей и видеороликов — и всюду, за крайне редкими исключениями, мелькают одни и те же лица и звучит одно и то же бестолковое, полное стереотипов, почерпнутых из западной пропаганды времен «холодной войны», наукообразное пустословие, а то и вовсе откровенный бред.
Характерный пример: проект консорциума «ЕвроБеларусь» — серия видеороликов «Мысли вслух». Литератор Сергей Дубовец с глубокомысленно-сосредоточенным видом приравнивает сегодняшнюю жизнь в республике к сталинским временам и называет Белоруссию «Белорусским военным округом». Здесь, в Белоруссии, по мнению Дубовца, всё, от армейского языка и до языка официальной власти, пронизано дискурсом войны[47].
Политолог Валерий Карболевич всерьез полагает, что «по уровню политического сознания белорусское общество чем-то напоминает феодализм — это эпоха Средневековья, когда люди, граждане, по крайней мере, половина из них, согласны на то, чтобы страна существовала в условиях удельного княжества, при отсутствии всех тех институтов, которые существуют в нормальном европейском государстве»[48]. Слушая подобные речи, волей-неволей согласишься: «Точно сказано: Средневековье!», — и перефразируешь Булгакова: «Но Средневековье не в писсуарах, а в головах — в головах нашей совсем уж опустившейся в умственном смысле “контрэлиты”».
Или вот тот же политолог в статье «Цивилизационный разлом» на сайте «Радио “Свобода”» пишет: «Кажется, именно в духе теории Фукуямы действовал президент США Джордж Буш-младший, когда начал военную операцию в Ираке в 2003 году. Свергнув диктаторский режим Саддама Хусейна, он хотел построить там демократическое государство, которое бы стало примером, образцом для всего арабского и мусульманского мира»[49]. Да-да, кто бы сомневался: сидит себе такой Буш-младший в Белом доме, почитывает Фукуяму, потом как воскликнет: «Нет, бейте меня, режьте, не могу жить с мыслью о том, как страдает народ Ирака без либеральной демократии! Сердце рвется на части!»
Между тем любому имеющему голову на плечах человеку известно, что ни одна война в истории человечества не являлась войной «добрых намерений». Войны всегда обусловлены в первую очередь материалистическими, экономическими причинами, даже гражданские и национально-освободительные войны. Точно так же и война в Ираке была войной американского империализма прежде всего за контроль над иракской нефтью. Карболевич, несомненно, и сам это знает. Но он знает также и то, что за распространение правды не платят денег. Деньги платят за пропаганду, а любая пропаганда, как пишет Карболевич в статье, «действует только на ту часть населения, которая находится в одном с ней мифологическом поле»[50].
Однако настоящей лакмусовой бумажкой, выявившей полнейшую зависимость белорусской «социальной Столицы» от западных кукловодов, оказался киевский Евромайдан. С трибуны Евромайдана выступили лидеры Движения «За Свободу», партии БНФ, кампании «Говори правду», Объединенной гражданской партии (ОГП)[51]. Неонацистской Белорусской партией свободы совместно с литовскими, латвийскими и эстонскими правыми партиями был инициирован комитет помощи Евромайдану[52]. Лидер кампании «Говори правду» поэт В. Некляев выступил в Киеве на похоронах активиста украинской неонацистской партии УНА-УНСО белоруса по происхождению М. Жизневского[53]. «Молодой Фронт» — зарегистрированная в Чехии белорусская молодежная политическая организация националистического толка — вышел на празднование «Дня Воли» под портретами С. Бандеры, Р. Шухевича, М. Витушко (за что вскоре был наказан: польское посольство, сославшись на этот факт, отказало десяти активистам-молодофронтовцам в предоставлении шенгенских виз)[54].
Не остались в стороне и литераторы, барды. В знак солидарности с «освобожденной» Украиной в управе партии БНФ совместно белорусским ПЕН-центром и Союзом белорусских писателей был организован музыкально-поэтический вечер под названием «Героям слава!» Под растянутым вдоль стены национальным белорусским бело-красно-белым флагом на стол был поставлен миниатюрный красно-чёрный флажок — знамя украинской фашистской организации, на чьей совести геноцид поляков на Волыни и геноцид львовских евреев[55]. Толерантные тихие графоманы вдруг сбросили маски, и всем стало видно, кем они на самом деле являются: полными ненависти хищниками, которые хотят крови. «Иногда, наблюдая за тем, как идет белорусский литературный процесс, — писал за год до того литературный критик Ян Максимюк, — я ловлю себя на мысли, что белорусская литература будет существовать так долго, как долго Белоруссия будет оставаться “последней диктатурой Европы”. Когда, не дай Бог, в Белоруссии установится некий демократический или хотя бы наполовину демократический режим, что будет сигналом для дядек из Европы отсоединить белорусское литературное движение от литфондовых сисечек (те европейские сисечки найдут себе других сосунов в какой-нибудь Бирме или Сомали), то вся наша изящная и не очень изящная словесность так и согнется в дугу»[56]. Так ей и надо.
Не быть великим мне вождём, Ведь люд, уставший и голодный, За воином скромным не пойдёт, Лишь за оратором народным![57]
Евгений Дегтярев, поэт, бывший член белорусской ячейки Левого фронта, в настоящее время активист КПБ
Однако существуют ли в стране силы, вставшие на защиту «социальной Вандеи»? То есть левые, социалистические силы? Разумеется, существуют. Да только выглядит, к сожалению, подавляющее большинство этих левых как-то странно: либо так, как выглядят опасные городские сумасшедшие (сталинисты из белорусского отделения Левого фронта (ЛФ)), либо до отвращения консервативно, убого и нереволюционно (Коммунистическая партия Белоруссии (КПБ), белорусское отделение движения «Суть времени»), либо точь-в-точь как правые, трудно отличить (Белорусская партия объединенных левых «Справедливый мир», Белорусская партия «Зеленые», Партия трудящихся, Белорусская женская партия «Надежда»).
Возьмем, например, КПБ — аналог украинской КПУ и российской КПРФ. Образована в 1996 году вышедшими из ПКБ (Партии коммунистов белорусской, наследницы КПБ-КПСС) поддержавшими политику А. Лукашенко элементами. Чем в настоящее время КПБ известна, чем занимается? Заседает в парламенте (6 человек) и в местных советах (302 человека), где, как и пятнадцать лет назад, подобострастно приветствует всякие, в том числе антисоциальные, проекты власти.
А что же ПКБ? О, это оппозиционная партия! Радикалы! Без пяти минут большевики! Правда, в 2009 году эти «радикалы» отказались от слова «коммунистическая» в своем названии и окрестили себя Партией объединенных левых «Справедливый мир». Трудно сказать, действительно ли члены этой партии «справедливы», трудно сказать, «объединены» ли, еще труднее — на каком политико-идеологическом фундаменте произошло их «объединение», но совершенно очевидно, что организация, которая объединяется (уж очень любит она объединяться!) с неолибералами (ОГП) и националистами (БХД, БНФ), а также с другими компрадорскими политическими организациями без четкой идеологической окраски (движение «За свободу», кампания «Говори правду»), вступает с ними в открытый, на официальном уровне провозглашенный, альянс[58], — это не левая партия. Член левой партии, который выступает в роли посредника при передаче из заграницы спонсорских денег для прозападной оппозиции, подобно Сергею Возняку, главному редактору газеты «Товарищ», партийного органа «Справедливого мира», — это не левый[59]. Лидер партии Сергей Калякин с этими утверждениями, конечно, не согласится, так как считает, «что сегодня для республики полезно широкое объединение всех политических сил — правых, левых, центристов»[60], — однако нас мнение г-на Калякина не интересует.
Вот выдержка из программы «Справедливого мира»: «Мир вступил в качественно новую фазу — глобализацию. Добившись разрушения социалистического содружества, международный империализм стремится к установлению нового мирового порядка, управлять которым будут США и их немногочисленные союзники. На наших глазах происходит рывок транснационального капитала к мировому господству, достижения человеческой цивилизации становятся недоступными большинству стран и народов планеты, которым уготована роль поставщиков дешевых материальных и интеллектуальных ресурсов. Партия “Справедливый мир” убеждена, что решение стоящих перед мировым сообществом проблем возможно лишь в результате антиимпериалистической борьбы народов планеты за равноправный и справедливый мир и поворота человеческой цивилизации к социализму»[61]. Звучит прекрасно!
А вот практическая реализация заявленной в программе этой партии борьбы с «международным империализмом» (во главе которого, как сам «Справедливый мир» признает, находится США): «Встреча (с американской делегацией. — Т.Х.) длилась более двух часов. С белорусской стороны кроме Лебедько участие в ней принимали лидеры Белорусской партии левых “Справедливый мир” Сергей Калякин, Белорусской социал-демократической партии (Грамада) Ирина Вештард, Партии БНФ Алексей Янукевич, движения “За Свободу” Александр Милинкевич, сопредседатель оргкомитета по созданию партии “Белорусская христианская демократия” Павел Северинец, заместитель председателя гражданской кампании “Говори правду” Андрей Дмитриев. В состав американской делегации <…> входят помощник администратора Агентства США по международному развитию Пейдж Александер, заместитель помощника министра обороны США Эвелин Фаркас, заместитель помощника государственного секретаря США Томас Мелиа, временный поверенный в делах США в Беларуси Скотт Роланд, сотрудники Госдепартамента, регионального отделения Агентства США по международному развитию и посольства США в Минске».[62] Так вот он, оказывается, какой, «антиимпериализм»!
Или вот — белорусский Левый фронт (бывший Авангард красной молодежи). Это что вообще такое? Это, как говорили в прежние времена, черт знает что такое. Несколько маргиналов, психически неуравновешенных, которые проводят рейды «по профилактике опаснейшего психического расстройства — педерастии. Под квартирой, где проживают двое больных данным расстройством психики, они расклеили листовки с лозунгами: “Сталина на вас нет! ПРОЧЬ С НАШЕЙ ЗЕМЛИ РАДУЖНАЯ ЗАРАЗА!”»[63]. Чем еще «общественно важным» прославились эти садисты? Разбрасыванием листовок с надписью «Сталин был прав!» в урочище Куропаты, что под Минском, на месте массового захоронения жертв сталинских репрессий[64]. Занавес.
| |
|
Из последних по времени акций, в которых приняли участие белорусские «левые» организации (здесь и далее, говоря о них, я ставлю слово «левые» в кавычки, поскольку левыми они являются лишь формально), особенно показательно празднование годовщины Октябрьской революции — торжества, отмечаемого в Белоруссии, как известно, на официальном уровне: на площадь Независимости к памятнику Ленину вышли (или их заставили выйти) престарелые красконы («красные консерваторы»), «крепостные» студенты-БРСМовцы (Белорусский республиканский союз молодежи; этакий возрожденный в начале нулевых комсомол, «модернизированный» с учетом идеологической специфики белорусского патернализма), «Справедливый мир», сталинисты, нацболы, молодежные активисты КПБ. Зачем, поинтересуетесь, вышли? Не ответят. Сами не знают.
А между тем несложно понять: демонстративная дань революционному прошлому, дань Великой революции 1917 года и, соответственно, публика, в центре города на глазах у всех эту дань отдающая, если и нужны для чего-то уверенно правеющему белорусскому буржуазно-бюрократическому режиму, то единственно для отпугивания от социализма его потенциальных сторонников, особенно из числа не заставшей советских времен молодежи. И, надо сказать, с указанной задачей данная публика справляется превосходно.
«Что вы здесь делаете?» — спрашивает репортер правого издания «Наша нива» у участника торжества.
«Чтоб я знал… Спросите кого-нибудь еще», — отвечает он.
«А зачем вы сюда пришли?»
«Нам сказали».
«Кто сказал?»
«Наш командир».
«А вы зачем пришли?» — вопрос к другому участнику.
«Я пришел сюда потому, что меня позвали».
«Кто?»
«Мои друзья и мой университет. Октябрьская революция для меня — это хороший праздник, повод, чтобы собраться, провести хорошо время, увидеть приятных людей, посидеть на воздухе».
«В мире назрела необходимость новой революции!» — восклицает третий участник, белорусский поэт Юлий Ильющенко (не без моего влияния давно заболевший революционно-освободительной лихорадкой), не понимая, что репортер этот получил задание снять на камеру «коммунистических» фриков на потеху хипстерам и «офисному планктону»[65].
«Ясно только то, что, пока в Беларуси 7 ноября будет оставаться государственным праздником, этот спектакль будет повторяться из года в год»[66], — так критически отзывается о праздновании годовщины Октябрьской революции сам принявший в оном действе — в «спектакле»! — участие Павел Каторжевский, активист КПБ, представитель, как он сам признается, «левого уклона» в этой партии. Умный мальчуган!
Белорусские анархисты — другая крайность. Если «красные консерваторы» из КПБ обоготворяют своих каменных идолов из «светлого» псевдосоциалистического (контрреволюционно-термидорианского) прошлого, то эти, как и положено современным анархистам, под ними, под идолами, простите, испражняются, причем начиная с 90-х. «Так или иначе, в начале 90-х главной формой анархистского сопротивления государству, — пишет один из наиболее видных деятелей (в прошлом) белорусского анархистского движения Павел Коновальчик (в настоящее время — член Белорусской партии “Зеленые”), — было насрать у памятника Ленину перед местной администрацией в Гродно или Могилеве, поджарить яичницу на Вечном огне в Минске да побухать под черным знаменем на фортах Брестской крепости-герой»[67]. Оказывается, когда человек справляет нужду или напивается, он, согласно нашим «радикалам», сопротивляется государству!
Если «красные консерваторы» из КПБ политически пассивны, пронизаны казенным духом бюрократизма, если члены «Справедливого мира» прагматичны, насквозь продажны и готовы «лечь» под любую более перспективную — с точки зрения объективных реалий текущего политического момента — оппозиционную силу, то анархисты расслаблены, неорганизованны, расколоты на группки по интересам и, начиная с самых первых дней возникновения Федерации анархистов Белоруссии (ФАБ), так и не могут выработать общих теоретических принципов и программы действий. Одни, ориентировавшиеся на ситуационизм, контркультуру, увлекавшиеся постмодернистским «стебом», хеппенингами и провокациями, к началу нулевых растворились в обывательском существовании и безвестности или, как представители анархистской группы «Красный жонд», издававшей в 90-х знаменитую в узких маргинальных кругах политико-сатирическую газету «Новинки», перешли в партию «Зеленые» (БПЗ), то есть заняли свое скромное место в структуре мейнстримного белорусского политического мира, в его охвостье. Другие, молодые и горячие («Революционное действие» (бывшее Автономное действие — Белоруссия) и пр.), помешаны на акциях т.н. прямого действия (надписи на стенах, поджоги рекламных билбордов, закрытие вино-водочного магазина, нападение на российское казино в Минске «Шангри Ла», атака «коктейлями Молотова» российского посольства).[68]
Если «красные консерваторы» из КПБ во всем (или почти во всем) поддерживают Лукашенко, если сталинисты из ЛФ укрылись в своеобразном «подполье» социальной сети «ВКонтакте», то анархисты, подобно «Справедливому миру», «Зеленым» и другим «демократическим левым», ходят «от нечего делать» на митинги оппозиции — митинги, которые, несмотря на свое в них участие, они считают низкопробной, крайне бессмысленной клоунадой, — очевидно, затем, чтобы поцапаться (подраться) там с ультраправыми из-за радужных флагов или по любому другому поводу. «Интересный момент, — недоумевала в 2008 году Татьяна Еловая, живущая ныне в эмиграции в Чехии активистка незарегистрированного в Белоруссии молодежного националистического объединения “БУНТ”, — присутствие анархистов на донорских конференциях»[69]. Действительно, интересный момент…
Интересна также политическая эволюция Дмитрия Галко, журналиста из Минска. Человек начинал как анархист. Однажды кто-то оставил комментарий в его ЖЖ: «Дима, ты прав». Претенциозный Галко ответил: «Я не прав, я лев». Я, читая это, помню, смеялся. Затем, свято поверив, что пронатовская компрадорская праволиберально-националистическая оппозиция после ухода Лукашенко построит в Белоруссии социал-демократию европейского образца, Д. Галко на украинском «боротьбистском» сайте «Лива» провозгласил себя левым либералом, заявив, что «ставку следует делать не на “кровищу”, а на эволюционную выработку демократических инстинктов и навыков»[70]. Выработав в себе демократический инстинкт, пришел в бешенство, когда выяснил, что кто-то в Белоруссии имеет отличную от него точку зрения, и написал под моим интервью на сайте «Рабкор» следующее: «Убедительная просьба не считать этого типа представителем белорусских левых»[71]. Галко не знал, что я и сам не считаю себя представителем белорусских левых, особенно левых либералов. Майдан Галко поддержал с восхищением. Про свою неприязнь к «кровище» забыл начисто. И что вы думаете? Вот уже бывший анархист, левый либерал, демократ, пацифист, гуманист Д. Галко на «Эхо Москвы» восхищается украинскими нацистами из «Правого сектора»[72]. «Героям слава! Смерть ворогам!»
Разумеется, история белорусского «левого», с позволения сказать, движения, описание деятельности белорусских «левых» в настоящее время, характеристика их вождей и рядовых активистов требуют отдельного, куда более внимательного, скрупулезного исследования с подробным разбором программных положений всех более-менее крупных организаций и т.п. Проделать такую работу в рамках настоящей статьи не представляется возможным. Ненадолго остановлю свое внимание лишь на самом, на мой взгляд, интересном из того, что случилось в последнее время на белорусской «левой сцене»: на Форуме т.н. левых т.н. демократических т.н. сил Белоруссии, состоявшемся в Минске 16 ноября этого года под обнадеживающим названием «За социальный прогресс».
На форум прибыли: упоминавшийся выше Сергей Калякин и Александр Виноградов из «Справедливого мира», социал-демократы Алесь Абрамович (Белорусская социал-демократическая партия (Громада)) и Анатолий Сидоревич (один из «столпов», стоявших у создания Белорусской социал-демократической партии (Народная громада), ныне несуществующей), Олег Новиков (более известный под псевдонимом Лёлик Ушкин), Юрий Глушаков и упоминавшийся выше Павел Коновальчик из Белорусской партии «Зелёные», Елена Еськова из незарегистрированной Белорусской женской партии «Надежда» и представители от Партии трудящихся. Долго обсуждая животрепещущие политические вопросы, делегаты в результате с горем пополам выработали Платформу левых демократических сил на ближайшие 5 лет (платформу «демократического правового социально ориентированного государства с эффективной экономикой»[73], ого-го!). Помимо абстрактной болтовни (характерной для всех постсоветских псевдолевых) о необходимости «честных выборов», о «правах человека», о социальном расслоении в Белоруссии, о коррупции и т.д., было на форуме и кое-что еще: «бурное обсуждение … вокруг, пожалуй, единственного пункта Платформы, по которому собравшихся вообще можно было бы маркировать как “левых” — предложенному Партией “Зелёные” запрету на приватизацию лесов, вод, недр и земель сельскохозяйственного назначения. Категорическое несогласие с этим высказала председатель партии “Надзея” Елена Еськова, заявившая, что всё радикальное глупо, колхозы — тупиковый путь и выдвинувшая довольно неожиданный аргумент — “А почему бы не иметь в частной собственности лес?…”. И, надо отметить, что выступление Еськовой было поддержано значительной частью зала»[74]. И еще: «Предложения Зелёных о запрете на приватизацию железнодорожного транспорта, ресурсодобывающих предприятий и энергетики, как и тезис об отказе безусловно следовать рекомендациям МВФ, поддержки не нашли»[75].
Вот такие в Белоруссии «левые», левее просто некуда. На фоне «Справедливого мира» и Елены Еськовой из «Надежды» «Зеленые» на форуме выглядели как новая РСДРП(б). А председатель «Зеленых» Олег Новиков (Лёлик Ушкин) — тот самый человек, который еще совсем недавно, в 2009 году, называя себя «антиглобалистом» и, катаясь в Прагу на «антиглобалистские» манифестации[76], в то же самое время призывал Белоруссию в ВТО и к активному сотрудничеству со Всемирным банком[77], — в конце встречи предложил присутствующим псевдолевым «форумчанам» спеть «Интернационал». «Это есть наш последний и р-р-решительный бой!»
Тем временем, пока белорусские «левые» прозябали в апатии и скорбных думах о несбыточности надежд на «цветную революцию», приватизацию государственных активов и «сладкое» буржуазное существование в качестве депутатов в новом, постлукашенковском, парламенте, здания ведущих европейских неолиберальных «демократий» в условиях мирового кризиса пошатнулись, общественное мнение за пределами Белоруссии стало раскачивать то крайне вправо, то очень влево. Многотысячные толпы взбешенных обывателей, вчера еще образцовых пациентов капиталистического санатория, хлынули на площади Мадрида, Нью-Йорка, Москвы и т.д. Наиболее нетерпеливые российские — и не только российские — публицисты преждевременно заговорили о назревающей революционной ситуации. Девальвация рыночных иллюзий отозвалась в академических кабинетах возобновлением интереса к «левому дискурсу». Аукнулось, разумеется, и в белорусской академической среде. И вот уже люди, успешно ангажированные «социальной Столицей» и вполне комфортно в ней себя чувствующие, вдруг принимаются примериваться к эпохе: рядятся в революционные одежды, гримируются под «левых интеллектуалов».
Вот передо мной статья «По ту сторону репрезентации: Революция как Слово, как Образ, как Событие» Альмиры Усмановой, профессора ЕГУ (Европейского гуманитарного университета), опубликованная в интернет-журнале «Art aktivist». Рассмотрим теоретические положения этой работы (все остальное в ней нас не интересует). Усманова пишет: «Для наиболее радикально настроенных левых мыслителей и практиков смысл Революции по-прежнему заключается в том, чтобы сломать Систему. Но вряд ли объектом революционного действия сегодня может являться “система” в прежнем смысле слова — как государственная машина в отдельно взятом национальном государстве, без захвата которой у революции нет будущего»[78]. Кто сказал г-же Усмановой, что такое понимание революции и «системы» является «прежним»? И Маркс, и Ленин, и другие марксисты считали, что революция должна быть как раз мировой, но мировая революция не может состояться без захвата государственной власти в отдельно взятых национальных государствах. В «Манифесте Коммунистической партии» черным по белому сказано: «Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной. Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией»[79].
Власть (государственный аппарат) в отдельно взятом национальном государстве насильственно (то есть не путем «демократических», буржуазных, «спектакулярных» выборов) берут не политические марионетки из легальных партий (таких, например, как «Справедливый мир» или «Надежда»), контролируемые и финансируемые большим бизнесом, а настоящие революционеры, то есть люди, нацеленные не на закрепление на верхнем этаже капиталистического государственного здания, а на демонтаж этого здания с последующей трансформацией — и прежде всего за счет упразднения частных собственников как класса, обобществления на демократических началах средств производства и все это — при поддержке со стороны основной массы наемных работников. А взяв власть в отдельном национальном государстве, революционное правительство и революционная армии всеми силами способствуют революционной борьбе в других странах, чтобы революция действительно стала мировой (если угодно, перманентной).
Это в теории. А на практике никаких действительно массовых революционных движений нигде в мире не наблюдается. И до тех пор, пока они не появятся, нельзя говорить о какой-то революционной ситуации, как это делают сейчас многие болтуны, в том числе и Усманова: «Внезапное появление на политической авансцене протестующих масс, глобальность и масштаб акций, а также формы, которые принимают эти “праздники сопротивления”, воспринимаются многими как симптом новой революционной ситуации»[80].
И вот по причине полнейшего непонимания революции в научной теории Маркса (а другой научной теории революции пока никто не предложил, а разговоры о «молярной революции» и «молекулярном бунте» Геральда Раунинга (к которому постоянно апеллирует Усманова в рассматриваемой статье) — это сказки для детей дошкольного возраста) Усманова продолжает: «Иными словами, захват государственной машины в пределах отдельного государства (то есть, очевидно, бывает, согласно Усмановой, захват государственной машины за пределами отдельного государства! В безвоздушном пространстве, наверное! — Т.Х.) сегодня возможен, но по сути это бессмысленно, коль скоро вся власть принадлежит глобальному капиталу (транснациональные корпорации с пропиской в странах первого мира выполняют негласно функции глобального правительства), а ключевые политические решения в большинстве стран принимаются на основе рекомендаций внешних “управляющих” (будь то Еврокомиссия, ВТО, МВФ или другие структуры)»[81].
Возможно ли представить себе, например, современных большевиков, обобществляющих в России или где бы то ни было еще крупную промышленность, банки и пр., которым Еврокомиссия и МВФ дают рекомендации?! И что это за глобальное правительство ТНК? В сознании Усмановой ТНК, очевидно, предстают в виде зловещих фэнтезийных драконов, подчинивших себе мир и людей, в то время как ТНК — всего лишь компании, которые владеют средствами производства (заводами, фабриками и т.д.) во многих странах мира (потому и называются «транснациональными»). Ничего не стоит революционному государству отсечь средства производства от их собственников «с пропиской», как пишет Усманова, «в первом мире».
А вот после этого вообще следует задуматься о компетентности профессора Усмановой: «Другими словами, революция должна быть перманентной. Звучит, наверное, не очень свежо, если принять во внимание, что теоретическое обоснование необходимости перманентной революции Лев Троцкий предложил еще в 1930 году»[82]. Вообще-то Троцкий предложил концепцию перманентной революции в 1905-м году, а не в 1930-м. Сам Троцкий об этом прямо пишет: «В основных своих чертах теория перманентной революции была сформулирована мною еще до решающих событий 1905 г.»[83], «Таковы основные черты теории перманентной революции, как она сложилась уже в первые месяцы 1905 г.»[84]. Затем он дополнял и перерабатывал эту концепцию вплоть до 1928 года. И если бы Усманова удосужилась всего-то-навсего открыть последнюю страницу «Перманентной революции» Троцкого, она бы увидела там название города — Алма-Ата (где, находясь в ссылке, Троцкий и закончил указанную книгу) и дату: октябрь 1928 г.[85] Но нашим профессорам лень заниматься подобными вещами: «пипл хавает» — и замечательно!
Что в сухом остатке? Рассуждения о современном радикальном искусстве (о «Фемен»!), желание скрыть отсутствие собственных мыслей за огромным количеством цитат из «модных левых» западных мыслителей (Гваттари, Негри, Хардта, Бадью, Жижека), перегруженность неудобоваримой наукообразной терминологией, усложненный синтаксис. «Сыпь, гармоника, скука, скука…»
Как это ни смешно, в Беларуси очень легко стать левым радикалом — ниша абсолютно свободна, и как только ты говоришь, например, о классах, ты автоматически становишься левым радикалом[86].
Дмитрий Исаёнок, редактор журнала «Прасвет»
Если говорить о марксистских левых, у нас их нет… Мы вот пытаемся изображать что-то из себя…[87]
Татьяна Чижова («Стрельцова»), редактор журнала «Прасвет»
Когда я только познакомился с социалистическими идеями, думал, что разделять такие идеи могут люди исключительно честные, исключительно принципиальные, всякие идеалисты, романтики, бессребреники и «звездочеты», ведь не может ничтожный, злобный, психически исковерканный с детства человек искренне, всей душой, поверить в то, что возможен мир без насилия человека над человеком, без государства, без денег и т.д. О, как хотелось мне в общество этих «социалистических звездочетов»! Оказалось, люди везде одинаковы. Кто только не говорит и не пишет о продажности современных «левых», а им хоть бы что, делают вид, что продажность — норма.
Появление в Белоруссии журнала «Прасвет» — а появился он где-то между 2010 и 2011 годами, — сопровождалось относительно громкой кампанией (учитывая, разумеется, заявленную социально-критическую, марксистскую направленность издания): о «Прасвете» 24 ноября 2011 года объявило Белорусское философское пространство[88], украинская «Лива» 26 марта 2012 года взяла у создателей журнала интервью[89], в апреле того же года московский «Скепсис» организовал презентацию номера в книжном магазине «Фаланстер»[90]. В некотором роде — событие для Белоруссии, в которой, как показано выше, с левыми дела обстоят намного хуже, чем просто плачевно.
Уже тогда меня насторожило одно обстоятельство: редакторы «Прасвета» нигде — ни на сайте «Прасвета», ни на странице журнала в Фейсбуке, ни на персональных фейсбук-страницах — не разместили ссылку на интервью, которое дали «Скепсису», в то время как интервью для «Ливы» на сайте опубликовано[91] и активно «раскручивалось» в других местах[92]. Разгадка, я полагаю, очень проста: во время встречи со «Скепсисом» под давлением аудитории, не дававшей героям передохнуть между довольно-таки провокационными вопросами — да и обстановка, очевидно, способствовала некоторой доле раскрепощения (как-никак на полках в большом количестве антикапиталистическая литература!) — у «просветителей» развязался язык, и они наговорили много, с их точки зрения, лишнего, в отличие от интервью для «Ливы», проделанного, насколько об этом можно судить, в письменной форме заочно.
Короткий сравнительный анализ. Вот «товарищ» Дмитрий Исаёнок («партийное» прозвище — Re van shist) рассказывает «Скепсису» о белорусской прозападной оппозиции, об интеллигенции и псевдолевых: «Ситуация, когда логика диктует одно (здесь и далее выделено мной. — Т.Х.), а человек делает совершенно другие выводы (а кто так делает? Правильно: дурак. — Т.Х.), она для нашей интеллигенции и оппозиции более чем характерна. Эта проблема охватила сначала правых, потом она охватила левых, и что с ней делать, непонятно»[93].
Вот еще (он же): «На самом деле оппозиция, как я уже отмечал, действует в режиме кампании, а не работает постоянно. Есть выборы, под выборы реально получить финансирование (ага, “фондики”, “денежки”! — Т.Х.) на какую-нибудь там демократизацию… Почему у нас президентские выборы — это некий узловой момент? Потому что перед выборами вся оппозиция вскакивает и резко начинает работать, добывать какие-то деньги и ресурсы, и с инерцией от этой президентской кампании она будет жить до следующей. Выборы заканчиваются, и начинается анабиоз. Это главное, что их объединяет, общее дело: раз в пять лет они собираются»[94].
И вот (тот же оратор): «Очень многие наши оппозиционеры — это серьезные деятели поздней КПСС (не может этого быть! Бывшие “коммуняки” в демократической оппозиции?! — Т.Х.) и их дети»[95].
А вот говорит Татьяна Чижова, которая на сайте «Скепсиса» почему-то представлена под ложной фамилией Стрельцова («партийное» прозвище — Tania Czy): «Что касается коммунистов, которые ушли в оппозицию, они не стали левой оппозицией, а, к сожалению, становятся всё правее и правее. Они уже отказались от своего названия “коммунисты” и называют себя партией “левых” “Справедливый мир”»[96].
И, наконец, Лидия Михеева («партийного» прозвища нет): «Белорусская оппозиция в своей основе националистическая и/или либеральная. Основной лозунг, к которому у неё всё сводится — это мечта о том, чтобы все говорили на белорусском языке и ходили с “бел-чырвона-белыми сцягами” (снова оппозиция выглядит глупо. — Т.Х.), а что будет с экономикой, с предприятиями и их сотрудниками, для неё вторично (надо же, до чего сволочная оппозиция! — Т.Х.). Более того, есть такое убеждение, что когда откроются границы с Евросоюзом, оттуда на нас автоматически нахлынет счастье»[97].
Что же на «Ливе»? Об оппозиции — ничего. Об интеллигенции только это: «“БССР-online” вырос из желания хоть что-то противопоставить истерическому антисоветизму, который стал считаться хорошим тоном среди белорусской интеллигенции»[98], — и вот это: «Но в среде городской интеллигенции доминирует либеральный взгляд…». Отличие просто разительное: в одном месте чуть ли не грубое «дураки», в другом — мягкотело-толерантное «доминирует либеральный взгляд»[99].
О продавшейся партии «Справедливый мир» немного: «Вообще левое движение в Беларуси умерло в 96-м году — когда традиционная Компартия разорвалась между Лукашенко и оппозицией и растворилась в обоих лагерях»[100].
Но почему «просветители» не упомянули название «Справедливого мира» и не рассказали украинским товарищам о том, что эта партия, до 2009 года называвшаяся «Партией коммунистов белорусской», демонстративно отказалась от слова «коммунистическая» в названии и уверенно, семимильным шагом, движется вправо? Наверное, потому же, почему за полгода до интервью — 9 сентября 2011 года — популяризировали «Справедливый мир» на фейсбук-странице «Прасвета»[101].
Зато на «Ливе» появляется нечто, чего на «Скепсисе» нет (говорит Лидия Михеева): «В ЕГУ несколько иная ситуация. Очень многие философы, которые стояли у его основания, считают себя марксистами — Альмира Усманова, которая нередко говорит о своих левых идентификациях или причастности левой идее, Андрей Горных, Владимир Фурс, который занимался социальной философией. Есть ряд курсов, которые почти полностью завязаны на наследии Маркса и его перепрочтении. Общий критический пафос, который прививает образование в Европейском гуманитарном университете, конечно, очень связан с левой критикой»[102]. (Даром что многие студенты относятся к ЕГУ, скажем так, специфически, то есть, пользуясь случаем, «лишь стремятся получить заветную “европейскую корочку” и бесплатную многоразовую шенгенскую визу в придачу». Главное — вуз воспитывает «новое поколение белорусов, “которые мыслят так, как в Европе”»[103]).
И еще (та же «марксистка»): «Белорусские левые — если говорить об академии — это немногочисленный круг довольно ярких исследователей, значительная часть которых так или иначе связана с Европейским гуманитарным университетом. Это люди, чувствительные к социальной логике капитала, которая запечатлевает себя и в эпистемах, и в дискурсах, и в искусстве…»[104] (Выше на примере «яркой исследовательницы» Альмиры Усмановой мы показали, насколько хорошо белорусские академические философы «завязаны на наследии Маркса» и насколько они «чувствительны к эпистемам и дискурсам».)
Таким образом, уже тогда я стал подозревать, что «просветители» — из таких, которые с левыми — в «Фаланстере» со «Скепсисом» — левые, с правыми — на родине, где левых легко пересчитать на пальцах одной руки, — правые. Впрочем, надо отдать им должное, они этого не скрывают: «…мы не хотели бы отпугивать либеральную публику и обращаемся в том числе и к ней»[105].
В то время мне еще не было известно, что «социальные критики» из «Прасвета», «не отпугивая либеральную публику», в качестве сомнительных исследователей ангажированы Белорусским фондом публичной политики (BPPF). Фонд основан в 2006 году при участии Белорусского института стратегических исследований (BISS, Литва) и словацкого фонда «Понтис» (Pontis Foundation), и создан якобы в целях «поддержки инициатив белорусского экспертного сообщества и гражданского общества для стимулирования и продвижения новых идей». Иными словами, BPPF — малопонятная институция, окормляющая разных академических и околоакадемических мошенников, и по ее поручению «социальные критики» в 2012 году составили подробные рекомендационные записки под заголовком «Приватизация в Республике Беларусь: улучшение условий и основные приоритеты». Оба-на![106]
Мне не удалось выяснить, кто возглавляет BPPF, зато глава BISS известен — Алексей Пикулик, преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге и Европейского гуманитарного университета (ЕГУ) в Вильнюсе. Чтобы читателю стало понятно, кто такой Алексей Пикулик, я процитирую его собственные, обращенные к оппозиции, слова: «Уровень хамства с обеих сторон политического спектра возрастает в геометрической прогрессии. И это нужно остановить. Й. Геббельс в своё время это тоже прекрасно понимал, говоря о том, что “пропаганда утрачивает силу, как только становится явной”»[107]. У кого-нибудь есть вопросы?
Нет необходимости пересказывать содержание записок во всех подробностях, ограничусь лишь указанием на то, что Д. Исаёнок, Т. Чижова и Л. Михеева рассматривают сценарий венгерской приватизации как весьма привлекательный для Белоруссии («…пример приватизации в Венгрии и его сильные стороны могли бы быть успешно использованы в Беларуси»[108]). При этом они, что примечательно, не упоминают о разрушительных для венгров последствиях, вызванных определяющей ролью в экономике Венгрии транснационального капитала. Напомню, в настоящее время в Венгрии у власти находится крайне правая партия ФИДЕС, получившая 53 % мест в парламенте, куда прошла также фашистская партия «Йоббик», получившая 16,7 %[109]; при достаточно высоких показателях безработицы на десять миллионов жителей приходится почти два миллиона трудоустроенных, заработная плата которых не достигает минимального уровня (301 евро в месяц), и каждый пятый ребенок живет в условиях, приравниваемых к нищете[110]. Д. Исаёнок, Т. Чижова и Л. Михеева желают подвергнуть отечественную промышленность приватизации, не обратив внимания, что венгерское правительство, напротив, два года назад (в том же самом 2012 году, когда наши «марксисты» составляли свои приватизационные записки) приступило к национализации — в частности, Центробанка[111], компании MAL Zrt и принадлежащего ей глиноземного комбината Ajkai Timfoldgyar Zrt[112], а также ряда аптек[113]. Нет, право слово, «левые радикалы», которые разрабатывают программы (рекомендации) по приватизации (разграблению) собственной страны — это что-то новенькое! Егор Гайдар с программой «500 дней» и Чубайс в конце 80-х — начале 90-х тоже, должно быть, с точки зрения наших «марксистов», были левыми.
(Замечу в скобках, что рекомендационные записки возникли на основе результатов исследований, проведенных «левыми радикалами» в Институте «Политическая сфера» (Литва)[114]. В длинном списке партнеров этого института можно увидеть, помимо прочих: BISS, Белорусское философское пространство, Агентство гуманитарных технологий, журнал «Новая Европа», белорусское экспертное сообщество «Наше мнение», Центр публичной политики EuroCivitas (Рига, Латвия) и Belarusian Review[115]. Татьяна Чижова, с 2009 года работающая в институте философии НАН, в 2011 году решила, видимо, подзаработать, и в настоящее время она — веб-редактор сайта «Политической сферы» и редактор одноименного издания. Нетрудно догадаться, кто именно привел туда двух других «социальных критиков»[116]).
Я могу заблуждаться, и все-таки множество фактов указывает на то, что «Прасвет» — очередной проект компрадорской «элиты», созданный, вполне вероятно, с целью заполнения лакуны отсутствующей в белорусском информационном пространстве критики лукашизма под марксистским (конечно, псевдомаркистским) углом зрения и, с другой стороны, с целью дерадикализации той части белорусской молодежи, которая потенциально созрела для усвоения антикапиталистических теорий и практик. Подтверждением тому могут служить, помимо прочего, публикуемые в журнале материалы: «Давайте бороться за права геев, лесбиянок, гетеросексуальных мужчин и женщин, одиноких матерей, одиноких отцов, неотцов и нематерей, неодиноких отцов и матерей, инвалидов и здоровых, сирот и вообще детей, пролетариев от сохи, от станка, и от клавиатуры и планшета т.д. Все вместе. Разделяя нас на “группы по интересам”, неолиберализм делает нас слабее»[117] (Л. Михеева). Как видим, серьезный научный подход с применением классового анализа. И такого в журнале много.
— Вы необычный журналист. Вы печатаетесь как в правых, так и в левых газетах, а также в развлекательном журнале. Вас это не смущает?
— Если это не смущает редакторов, почему это должно смущать меня?
Из х/ф «Среди лжи» («Au cœur du mensonge»), реж. К. Шаброль
Лидия Михеева родилась и живет в столице, окончила философский факультет Белорусского государственного университета, аспирантуру при Европейском гуманитарном университете, там же преподает, если не ошибаюсь, социологию, пишет о кино для «Новой Европы» и «Ливы». То есть Лидия Михеева — человек не нищий. Спрашивается, зачем ей понадобилось писать для глянца, для журнала «Yoga+life»? Предположим, заставил голод. Однако пользоваться псевдонимами «кровавый диктатор Лукашенко» пока, как известно, не запретил.
Что собой представляет «Yoga+Life»? Это журнал о «здоровом образе жизни», не приученным к умственной работе читателям могущий показаться вполне познавательным. На страницах журнала — разумеется, советы по йоге «как возможности гармонично и радостно жить в этом мире», рецепты вкусной еды (огромное внимание журнал уделяет качественному и разумному потреблению), мода, путешествия, рекламные вставки с полуобнаженными женщинами, силиконовые «звезды» местной величины и т.п.[118]. По словам главного редактора журнала Дениса Клевицкого, «Yoga+Life» адресован «среднему классу», его собственной маме, 22-летней хипстерше или Славою Жижеку[119]. Последний угодил в эту компанию не случайно: редакторы глянцевых изданий знают цену постмодернистскому шарлатану, давно превратившемуся в «левый» поп-корн.
На сайте журнала сказано: «Авторы “Yoga+life” пишут легко, просто, со здоровым чувством юмора, без угрюмого занудства и пафоса»[120]. Это правда. Добавлю от себя, что легче и проще всех пишет, пожалуй, Лидия Михеева — безусловный, без преувеличения энциклопедический талант. На десяти щедро иллюстрированных листах в статье «Свободна? Гид по женской эмансипации» ей удается объять поистине необъятное: Жанну д’Арк, Камиллу Вальехо, Сапфо, Софию (она же Божья Премудрость и Вечная Женственность) в русской религиозной философии начала ХХ века, Великую Французскую революцию, Энтони Гидденса, Фридриха Ницше, «Пол и характер» Отто Вейнингера, Барби, мини-юбки и ботокс, женский оргазм, менструальную машину, восточных наездниц и даже, стыдно сказать, Александру Коллонтай и Фридриха Энгельса. Последнего автор не щадя, со всей по-марксистски жесткой прямолинейностью, называет «немецким фабрикантом-мечтателем»[121]. Потрясающе!
Вот вы знали, например, что в «мире глянцевых журналов женский оргазм имеет разный исток: от правильно подобранного подарка на День святого Валентина до ласк груди»[122]? Нет? Читайте Лидию Михееву в глянцевом журнале «Yoga+life»! Но ни в коем случае не читайте ее же в «социально-критическом» журнале «Прасвет», вы будете горько разочарованы. В статье «Рабство — это свобода? Легализация проституции как часть либеральной утопии» уже совсем другая, переродившаяся Лидия Михеева демонстрирует, как это и подобает «социальному критику», свое полнейшее пренебрежение глянцевой продукцией. Заочно полемизируя с либеральной проституткой Китти Родригес (зачем Михеевой понадобилось полемизировать с никому не известной американской проституткой, одному богу, как говорится, известно), она пишет: «Логика и дискурс Китти Родригес, с одной стороны, выглядит как закономерное продолжение логики глянцевых женских журналов, дающих советы, как манипулировать мужчиной с помощью секса: “я делаю ему минет, и он в моей власти”, что можно перевести на русский язык как: “я хочу купить все эти блестящие вещи и дорогие шмотки, которые рекламирует этот журнал, поэтому я делаю ему минет, и он мне их покупает”. То есть оба оказываются во власти вещей и дензнаков, вступая по поводу доступа к ним в сексуальные отношения»[123].
Поясню для тех, кто не понял: логика глянцевых журналов, с точки зрения Л. Михеевой, нашла свое закономерное продолжение в логике и дискурсе американской либеральной проститутки. Таким образом Л. Михеева ненавязчиво намекает отечественному читателю, что чтение глянцевых журналов (и, конечно, статей Михеевой в глянцевых журналах включительно) может повлечь за собой развитие у него либеральной логики, логики проститутки. А судьба проститутки в постсоветских обществах, как известно, весьма незавидна. Об этом и сама Михеева честно, со знанием темы, рассказывает в статье на «Прасвете»: «…в каких видах и формах проституция распространена (например) на постсоветском пространстве. Потрепанные жизнью, с испитыми лицами женщины, поджидающие дальнобойщиков у крупных заправок. Студентки-заочницы, приехавшие из небольших городков в столицу, зарабатывающие таким образом на съемную квартиру и “приличные” шмотки. Девушки из ПГТ, дающие за бутылку “дорогого, западного алкоголя”, палку сырокопченой колбасы и за “покататься на машине” своим бывшим одноклассникам, которым удалось (в отличие от них, девушек) устроиться на мало-мальски оплачиваемую работу»[124].
Словно назло себе самой, «прасветовской», Лидия Михеева пишет о проституции в «Yoga+life» иначе, «легко, просто, без занудства и пафоса»: «Сегодня женщина может не только выбирать, кому дарить свою девственность и свое тело, но и, например, телом зарабатывать»; «С одной стороны, финансовая независимость дает определенную автономию, с другой — тело не вечно, использовать его ресурсы можно лишь непродолжительный период времени, после чего женщина, зарабатывающая “телесным”, окажется не у дел. Более того, некоторые формы такого заработка нелегальны, и женщина подвергает себя немалой опасности»[125].
Раздвоение личности? Сомневаюсь. Нечто совсем другое. Как бы там ни было, Л. Михеева определенно права, когда замечает в «Прасвете»: «Похоже, эта абсурдная логика достигла апогея… Сегодня ценность “непродажности” (то есть несомненность того, что некоторые вещи не подлежат обмену на деньги) сменяется ценностью конвертируемости»[126].
Действительно, на шкале приоритетов неолиберального мира ценность «непродажности» занимает далеко не главное место, чему в немалой степени способствуют сами интеллектуалы в силу самого характера своего труда, формирующего у них соответствующую психологию — психологию лавочников. Л. Михеева — яркое тому подтверждение. Казалось бы, важнейшей задачей левого интеллектуала и, шире, левой критики является борьба с устоявшейся системой вкусов и потребительских представлений, навязанных общественному сознанию посредством поп-индустрии и «массовой культуры». Вместо этого Л. Михеева буквально лезет из кожи вон, желая как можно удобнее устроиться в поп-индустрии: и денежно, и не требует особых усилий. Дешево, да гнило. Ей ли после этого критиковать американскую проститутку Китти Родригес?!
Мне возразят: для пропаганды феминистских воззрений не зазорно использовать даже глянец! Ну-ну. А для пропаганды социализма не зазорно использовать фашистско-черносотенные издания, а для детской благотворительности не зазорно брать деньги у чиновников-педофилов. И, будучи убежденным марксистом, подобно нашим героям, можно писать «рекомендационные записки» по заказу фонда, существующего за счет иностранных доноров: тоже по-своему пропаганда — «правильной» приватизации.
 |
Беда заключается в том, что опус Михеевой в «Yoga+life» — не пропаганда, опус Михеевой в «Yoga+life» — это редукция феминизма до интеллектуального уровня сытого обывателя, которому лень утруждать мозги. В связи с этим позволю себе процитировать особенно мне полюбившийся пассаж Михеевой из главки о Ницше: «…если что Ницше и ненавидел, так это мораль рабов, которая опошляет отношения между полами и жизнь вообще. Предлагая идущему к женщине плетку, Ницше бунтует против участия женщин в отупляющем мещанском спектакле, в который обыватель превращает свою жизнь»[127]. Интересно, что сделал бы с Лидией Михеевой Фридрих Ницше?
Вскоре выяснилось: «марксистка» Михеева пишет для сайта 34mag.net, боготворимого хипстерами. Я прочел опубликованные там произведения. Первое — о боксе: автор любуется боксерскими икрами и сравнивает бокс с порнографией: «Спорт — как зрелище, в котором ты, наблюдая, не принимаешь участия, — всегда чуточку порнография. Толпа потных мужчин гоняет мяч по зеленому полю — мы, прихлебывая пивас[128], спорим с комментатором»[129] (здесь и далее перевод с белорусского фрагментов статей Л. Михеевой мой).
Второй — о Минске. Статья «Без любви нихера не получится!». С запредельным чувством собственного превосходства, даже с некоторым градусом отвращения «марксистка» пишет о своих соотечественниках: «Праздник города в Минске! <…> Пацаны с района выехали попить пивка “на центр”, пьяные подростки предлагают всем встречным догнаться вместе недорогим, но “очччэнь укусным” плодовым вином (где это вы, Лидия, такое видели? — Т.Х.), усталые мужчины с лицами с полотен Адольфа Гугеля ухаживают за кондукторшей в транспорте с вопросом “дзевушка, а пачаму вы такая грусная?”»[130].
Да, «на улице чай не Франция». Ничего не поделаешь, пьют белорусы и выражаются отнюдь не языком Пушкина и не языком Купалы. Только Михеева напрасно так высоко задирает нос — язык ее тоже не идеален. Вот, например, в том же тексте грубая лексическая ошибка: «рыдлёвачку для пясчаных калачыкаў»[131]. «Песчаными», вообще-то, бывают «почва», «берег», «пляж», «буря», «вихрь» и так далее. Куличики из песка — «песочные».
Завершается сей замечательный опус так: «Заканчивайте этот детский сад, не просто потребляйте город, а любите его действенно! <…> Чтобы, когда этот город окончательно продадут москалям, арабам и китайцам, мы хотя бы вспомнили, за что мы так любили его»[132].
Хочется верить, что ничего против русских по национальности Михеева не имеет, как все «левые», она, безусловно, «интернационалистка», а слово «москаль» употребила только затем, несомненно, чтобы ее статья на 34mag.net получила несколько ксенофобских «лайков», — в Белоруссии в столичной «прогрессивной» среде русофобия поощряется, и поощряться стала давно (задолго до войны в Донбассе, а в настоящее время она цветет пышным цветом), да и не одна она. Например, поющего гадости о китайцах примитивного рэпера Винсента «раскручивают» не где-нибудь, а на белорусском радио «Свобода». «Мы уже не Белоруссия, а Белокитай, — поет рэпер на радио, которое финансируют американцы, но об американцах почему-то не поет. — Я уже не Василь, я теперь — Вау Хиль, вместо хоккея играем в пинг-понг, теперь наш президент — это Лука Шинь»[133]. Ёу!
Не надо осуждать «марксистку» за то, что прогибается под господствующую истерию, за то, что уподобляется рэперам, блогерам и хипстерам, — человек слаб, к тому же у меня есть подозрение, что Л. Михеевой очень хочется признания и власти: «Чего хочет женщина? — пишет она в статье на украинском левом ресурсе “Лива”. — Права голоса, справедливой организации ее труда, признания, власти, секса, творчества — хотя бы этого, но и много другого»[134]. А чего «другого», не пишет. Остается только догадываться…
Человек, впервые обращенный в социaлизм, внaчaле ведет себя, кaк помешaнный; он не понимaет, кaк другие не видят столь простой истины, и думaет, что сможет зa неделю обрaтить в свою веру весь мир. Но вскоре он узнaет, кaк труднa зaдaчa…
Эптон Синклер
Однажды, вмешавшись в полемику на фейсбук-странице Лидии Михеевой, я получил от «Прасвета» приглашение на интервью. Сейчас, по прошествии года, я понимаю: наполнять сайт редакторам абсолютно нечем, поэтому они и пошли на такой отчаянный риск: выпустили интервью, в котором я, насколько это было возможно, разоблачал сервилизм и продажность белорусской политической и интеллигентской, прежде всего, писательской, среды, ее геттоизированность, замкнутость на внутреннем белорусском контексте и равнодушие по отношению к происходящим в мире процессам.
Интервью появилось на сайте неотредактированное, стилистически необработанное, с теми свойственными устной речи инверсиями, которые писатели обыкновенно используют для создания образа простака-говорящего, без исправления нескольких фактологических неточностей, не очищенное от лишней экспрессивной и «площадной» лексики, — во время беседы с Михеевой по неосторожности я позволял себе довольно хлесткие выражения, кто же мог знать, что Михеева не пришлет текст перед публикацией мне на вычитку, пренебрегая как минимум репутацией профессионала. Другие сделанные ею интервью сложно упрекнуть в дилетантизме, поэтому я усматриваю в поступке Михеевой, тем более зная теперь о ее уникальном даре приспосабливаться к любым обстоятельствам, определенную подстраховку: дескать, пропустим в журнал радикальность, но пусть наш герой, на всякий случай, выглядит этаким гунном, «бешеным» — что, мол, с такого возьмешь?!
Свои вопросы и реплики «марксистка» отредактировала так, чтобы ни у кого не возникло сомнений: Михеева — мыслящий тонко, ясно излагающий мысли интеллектуал! «Вот, например, мой любимый его роман “Дар”, — делилась своими читательскими увлечениями отредактированная Л. Михеева во время беседы. — Главный герой “Дара” пишет книгу о Чернышевском и выводит Чернышевского простофилей, дурачиной, делает это блестяще, с иронией. Я понимаю, зачем это сделал Набоков. Чернышевский — это фигура, которую обожествляли революционеры, именно из него постепенно выросла советская литература, которую так ненавидел Набоков. Роман “Что делать?” был одним из самых влиятельных литературных произведений начала века, к которому все отсылали, которым зачитывалась молодежь. У Набокова выходит, что Чернышевский был тупица, одержимый, почти юродивый, жена у него была чуть ли не проститутка. Да сам роман “Что делать?” он блестяще высмеивает, показывая, насколько это бездарно. “Дар” — прекраснейшее произведение, и любя его, я не могу не отдавать себе отчет в том, что вся эта набоковщина связана со стилистической критикой “деталей”. Вы, люди, живете недостаточно изысканно. У вас плоские мысли. У вас недостаточно тонкие переживания… В этом столько презрения к “низшим”, менее аристократичным людишкам…»[135]. Как гладко звучит, не правда ли?
«Дар» — подлый набоковский пасквиль на великого человека, но в тот день на процитированный монолог Михеевой я ничего не ответил, не хотелось в первый же день знакомства ссориться, как мне казалось тогда, с вероятной союзницей, пусть, может быть, в чем-то и ошибающейся. Напрасно. Теперь понимаю: Михеева так обожает «Дар» именно потому, что в нем смешан с дерьмом Чернышевский.
Как бы там ни было, озвученная в интервью критика окружающей самодовольной обывательщины пошла «в народ», и это, несомненно, главное. Став для иных «нерукопожатным», высказал то, что давно намеревался высказать. Когда в результате выяснилось, что белорусскую оппозиционную публику можно критиковать — власть-то не критикует только ленивый, — и при этом остаться целым и невредимым, осмелевшие «социальные критики» создали на сайте «Прасвета» мой персональный блог, поместив в нем короткий злой и ернический репортаж «Гендер-шмендер» (правда, под более политкорректным названием). Написанный под впечатлением от феминистской дискуссии с участием Ирины Соломатиной, возглавляющей в Минске феминистский проект «Гендерный маршрут», репортаж поднял облако пыли, последовавшая за ним полемическая статья «Argumentum ad hominem» — второе. «Прасвет» в этих облаках задохнулся: поначалу согласился опубликовать статью в блоге, затем всячески тянул время, потом сослался на внутренний редакторский раздор и надолго умолк[136].
Вскоре в одной фейсбук-переписке Татьяна Чижова назвала меня «псевдолевым» и «р-революционером», я же, в свою очередь, честно высказал все, что думаю, по поводу их издания и потребовал удалить оттуда мои интервью и репортаж. Люди, сокрушавшиеся на встрече со «Скепсисом» в «Фаланстере», что для построения в Белоруссии серьезной левой организации «социальная база еще не дозрела, и больше, может быть, надо текстов, чтобы она вызревала … надо больше пропаганды, больше аналитики (выделено мной. — Т.Х.)»[137], — на целых полгода закрыли сайт вообще.
С чем же это, однако же, может быть связано? Трусость перед идеологическим противником, на стороне которого многочисленная армия «социальной Столицы», ожесточенная многолетней несбыточностью надежд на победу над «социальной Вандеей», озверевшая пропагандистская артиллерия СМИ, гуманитарная помощь иностранных правительств, спецслужб, фондов?
Или, может быть, «радикальные левые» из «Прасвета» полагают, что я оклеветал моих уважаемых оппоненток в статье? Хуже того, оскорбил их? И не потому ли спустя полгода после нашей переписки с Татьяной Чижовой, когда «просветители» неожиданно возобновили работу (объединившись, как выяснилось, с «Зелеными», «Справедливым миром» и СМОТом, наведя еще более тесные, нежели прежде, «мосты» с российскими РСД, «Скепсисом» и украинским «Спильне») на сайте «Прасвета», в разделе «О нас», появилось вот это: «Редакция оставляет за собой право отклонять материалы, содержащие не критику идей и позиций, а персональные оскорбления в адрес носителей тех или иных мнений»[138]?
Что ж, в таком случае вот, пожалуйста, новый, без оскорблений (которых и в прежнем-то тексте вовсе не было), конструктивный критический анализ «идей и позиций» «Гендерного маршрута». «Прасвет»-радикал, опубликуешь это?
Я не верю в сотрудничество с властью, в эффективность законов, но при этом я с уважением отношусь к деятельности либералов, тем, кто продвигает их идеи[139].
Татьяна Щурко, социолог, активистка «Гендерного маршрута»
Подлинно левая, революционная мораль обратно пропорциональна всякого рода приспособленчеству, продажности, узколобому мещанскому прагматизму. Относясь «с уважением к деятельности либералов», нельзя маршировать под транспарантом «Хватит суфражизма и либерализма! Анархо-феминизм — реальное равенство!»; работая на праволиберальных подготовителей рыночных реформ, нельзя поднимать над головой плакат «Реформы — не женское дело. Женское дело — революция!»; не убив в себе государство, кричать «Убей в себе государство!» — нельзя.
Жаль, для некоторых это «нельзя» не распространяется дальше границ Белоруссии. В Белоруссии — «кровавый режим». Зато на Украине при Януковиче (которого вскоре взбесившиеся младобандеровцы и поддержавшие их «креаклы» безо всяких к тому оснований начнут клеймить как «диктатора» и свергать с «коктейлями Молотова» в руках) за неопасную дозу разбавленной карнавальностью «левизны» в то время, в марте 2013-го, никто не наказывал. Вот и шагали они по Киеву под транспарантами, раскрасневшиеся от мороза, и танцевали на площади, хохоча[140], — активистки «Гендерного маршрута» Ирина Соломатина и Татьяна Щурко.
   |
И странное получается дело, — подумал я в тот момент, когда узнал о прошедшем анархо-феминистском марше в Киеве, — в статье «Argumentum ad hominem» на вопрос, к какому политическому лагерю следует относить г-жу Соломатину и ее феминистский проект, я ответил решительно: к (нео)либеральному[141]. А теперь оказывалось: Соломатина и Щурко — анархо-феминистки! Левые!
Но знают ли доверчивые киевские анархисты, что дома, на родине, никаким «женским делом — революцией» эти женщины не занимаются? Что в сотрудничестве с белорусскими анархистами никак не замечены? А замечены разве что в противоестественном для всякого идейного анархиста сотрудничестве с Гражданской кампанией «Наш дом»? Хочется верить, не знают. Рraemonitus praemunitus.
ГК «Наш дом». Зарегистрирован в Чехии в 2006-м году. Возглавляет его Ольга Карач — бывшая активистка молодежного движения «Зубр» (белорусский аналог сербского движения «ОТПОР»), бывшая депутатка Витебского городского Совета депутатов, владелец выходящей в России оппозиционной газеты «Витебский курьер», феминистка, в последние пару лет горячо обсуждаемая как потенциально единый кандидат от оппозиции на предстоящих президентских выборах в 2015 году.
Возможное выдвижение Ольги Карач — женщины-кандидата — сопряжено, по всей видимости, с той необычайно острой озабоченностью положением женщин в Белоруссии, которую Запад стал демонстрировать в последние годы. В течение нескольких лет в республике возник ряд новых независимых женских инициатив, НГО, НКО и т.п. На реализацию ежегодной профилактической акции «Дом без насилия!» Министерству внутренних дел Белоруссии из фонда ООН был выделен грант в размере 1 миллиона долларов. Следом и традиционно консервативные партии ощутили интерес к гендерной проблематике, принявшись вписывать в программы посвященные женщинам пункты. Первым, кто объявил о намерении серьезно заняться женским вопросом, был, что примечательно, Анатолий Лебедько, глава Объединенной гражданской партии. «Если мы партия, разделяющая европейские ценности, то гендерная политика должна стать одним из наших приоритетов»[142], — заявил он.
Что собой представляет ОГП? Одна из ведущих в стране партий правоконсервативного толка, близнец ныне покойного российского Союза правых сил. Анатолий Лебедько — член избирательной команды А. Лукашенко в 1994 году, старый и преданный друг Бориса Немцова, подписавший в апреле прошлого года с немцовским ПАРНАСом договор о «признании друг друга дружественными партиями со схожим мировоззрением»[143]. В свое время в руководстве Витебской областной организации ОГП стояла ни кто иная, как Ольга Карач, и являлась также членом ее, ОГП, Национального Совета.
Тем, кто наблюдал за президентскими выборами в Белоруссии в 2010 году, наверняка запомнился кандидат от ОГП Ярослав Романчук — директор НИЦ им. Мизеса, экономист-неолиберал, поклонник Маргарет Тэтчер, одержимый ниспровергатель марксистской политэкономии. В противовес агрессивности соратников по «борьбе» с режимом («Пришла пора сменить лысую резину!»), Романчук шел на выборы тихим, нацеленным на «сохранение лучшего и привнесение нового» серым оппозиционным кардиналом, а когда по оппозиции прошелся каток репрессивных мер с обысками и арестами, выступил на главном канале, предательски обвинив кандидатов А. Санникова, Н. Статкевича, В. Римашевского в массовых беспорядках у Дома правительства на митинге 19 декабря. Любопытно, что в предвыборном штате Романчука в это время работала Ольга Карач, о чем сама она рассказала в интервью порталу TUT.BY[144]. Спустя месяц, однако, «Белорусскому партизану» заявила обратное: ни в чьей команде на тех выборах, мол, не была[145].
Как говорится, единожды совравшему веры нет. Но с чего вдруг такой резкий поворот на 180 градусов? Все дело, возможно, вот в чем. До сих пор белорусы отдавали предпочтение лукашенковскому патернализму не из-за глубинной испорченности советским наследием «бегства от свободы» и «культа вождя», как об этом постоянно твердят белорусские «независимые» масс-медиа, а потому, что руководствовались вполне рациональной формулой «выбираем наименьшее из зол»: в отличие от Ельцина и Путина в России, Кучмы, Ющенко и Януковича на Украине, их двойников в других постсоветских республиках, Лукашенко по крайней мере не развалил промышленность. Ползущая коммерциализация медицины и образования неприятна, пугающа, но пока выносима.
Что все это время предлагала оппозиция? Ничего. Свободу слова, но для кого? Для горстки отвергнутых властью журналистов и кучки непризнанных гениев (которые и пользоваться-то свободой слова, как следует, не умеют; свобода слова для них — это свобода говорить и писать то, за что платят хорошие деньги)? Независимость, но от чего? От РФ и российского капитала. Ради зависимости от транснационального капитала и НАТО? Свободные выборы. Но «свободные выборы господ не отменяют противоположности господ и рабов» (Г. Маркузе). Права человека. Смешно. Помните, что в свое время о правах человека писала покойная «демократка» Валерия Новодворская (которой, кстати, на Украине пришедшие к власти нациствующие «демократы» уже собираются поставить памятник[146]): «Некогда и мы, и ЦРУ, и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое и хватит врать про права человека и про правозащитников»[147]?
Тем не менее недовольство властью в стране растет — мировой экономический кризис, разжиревшие бюрократические держиморды и «красные директора», мечтающие наконец превратиться в «нормальную» буржуазию, приватизация некоторой доли крупной государственной собственности играют в этом немаловажную роль. Вот для приманивания на оппозиционную сторону возможно большего числа тех, кто в ходе текущей «пятилетки» уже успел (и кто еще успеет) разочароваться в действующей власти, в закулисной политической лаборатории изобретена соответствующая наживка — Ольга Карач. Бывшая школьная учительница, набожная православная христианка, носившая, по ее собственному признанию, под красным пионерским галстуком христианский крестик (прием, отметим, беспроигрышно воздействующий на сентиментальную душу религиозного обывателя; в свое время этим приемом успешно пользовался патологический лжец Александр Солженицын[148]) и мужественно взвалившая на себя крест при Лукашенко тоже[149].
«Я бы очень не хотела, — говорит О. Карач, — чтобы, когда уйдет Лукашенко, в Беларуси образовалась армия безработных, которые в прямом смысле умирают от голода. Я бы не хотела такую радикальную шоковую терапию. Все-таки я женщина и прекрасно понимаю, что когда идет разговор про “дикий рынок”, который все урегулирует, то в первую очередь страдают социально незащищенные группы — молодежь, старики и, конечно, женщины»[150].
«Анархо-феминистка» Ирина Соломатина популяризирует предвыборный ролик Ольги Карач на собственной фейсбук-страничке[151], сочиняет аналитические статьи для «Осторожно, милиции!» — проекта, организованного «Нашим домом», — под заголовками: «Право на насилие: о причинах милицейского произвола в Беларуси», «Поддерживаю политику нулевой толерантности к насилию», «Осторожно, милиционер!», «Защитникам граждан и отечества посвящается», «“Фемен” и власть: кто кого…», отдельные «товарищи» из партии левых «Справедливый мир» участвуют с «Нашим домом» в совместных акциях[152]. «Сама я правая, — но в любом случае я бы договаривалась»[153], — рассуждает Карач о том, от кого, от правых или от левых сил, предпочтительнее выдвигаться. Не кандидат — жемчуг! Участие же в команде оголтелого неолиберала Романчука, притом предателя, может упасть подозрительной тенью на столь безупречную фигуру. Потому-то, стало быть, Ольга Карач и отрекается от единомышленника. Вполне возможно, по той же причине в позапрошлом году она покинула все руководящие посты в ОГП (саму партию, правда, не покинув).
Как бы там ни было, наигранные жесты народной благодетельницы и леволиберальная фразеология не мешают О. Карач сидеть за одним столом на международной конференции в Вильнюсе, организованной и проплаченной USAID и МИД Литвы, с упомянутым выше немецким агентом влияния Хансом-Георгом Виком[154].
В целом же очевидно: созданный в недрах ОГП политический манекен Ольга Карач — не левая. Ольга Карач — не просто не имеет ничего общего с левыми мировоззренчески (если под таковыми понимать действительных противников буржуазного общества, приверженных идее социального освобождения несмотря ни на что), но и, несомненно, не в меньшей степени, чем Лукашенко сегодня, будет враждебна настоящим, не липовым, левым завтра — само собой разумеется, в случае подъема на президентский престол. Да и феминизм ее, строго говоря, маскарадный. Реализованные на практике неолиберальные доктрины, которых придерживается партия ОГП, которых придерживается Ярослав Романчук и которых, конечно, не может не придерживаться, что бы она сама о себе ни думала и что бы ни говорила, их выдвиженка Карач, оборачиваются для женщин из социальных низов сущей трагедией: они получают меньшую заработную плату, их увольняют первыми, берут на работу последними, подвергают сексуальной эксплуатации и т.д. Западные феминистки, не в пример нашим, отечественным, поняли это и обрушились на феминизм «второй волны», способствовавший утверждению неолиберальной идеологии и превратившийся к настоящему времени в ее обслугу[155].
Итак, с учетом всего вышесказанного, как следует понимать статьи Соломатиной, написанные для ГК «Наш дом»?
Разумеется, в самой по себе критике КГБ, МВД, ОМОНа нет и не может быть ничего плохого, наоборот, разоблачать деятельность силовых структур, разглашать о них правду, всячески позорить их — необходимо. Безнаказанность белорусских силовиков, садизм, пытки во время допросов — все это далеко не вымысел. И все-таки важно, кто именно занимается подобной критикой и, критикуя, какие преследует цели. Еще важнее, кто за эту критику платит.
Платят, само собой разумеется, крупные международные «фондики». Они выделяют «денежки» Ольге Карач на проведение в Белоруссии различных проектов. Помимо «Осторожно, милиции!», это: «Депутатов — к ответу!», «Защита и солидарность», «Пенсионер, включайся!» и «Чиновники.инфо». Ольга Карач дает «денежки» правозащитникам, журналистам, политактивистам, художникам, которые, как умеют, эти «денежки» отрабатывают.
Так, например, в проектах «Нашего дома» принимает участие художница Марина Напрушкина. Как и у всякого постсоветского карьериста от «изящных искусств», чье созревание прошло в спектакулярно-потребительской атмосфере нулевых, крайне аполитичной и в то же время тотально политизированной, биография и особенности творчества Напрушкиной весьма предсказуемы. Сбежав из страны, где бесчинствует «кровавый режим», и благополучно устроившись в Германии, благодаря не в последнюю очередь этому самому режиму художница делает себе на европейской арт-сцене какое-никакое имя. Ее инсталляции с обыгрыванием в духе худших образцов соц-арта белорусской государственной символики и официальной пропагандистской атрибутики откровенно вторичны, с идейно-эстетической точки зрения представляют не больший интерес, чем, допустим, фильмы «Жыве Беларусь!» (оппозиционная пропаганда) или «Железом по стеклу» (официальная пропаганда), тем не менее художница завоевывает репутацию «политической» и даже непонятно за какие заслуги «левой». Впоследствии достигнутого художнице покажется мало, и она примется тиражировать комиксы на сюжеты из актуальной белорусской политики, в чем ей окажут финансовую помощь Фонд имени Конрада Аденауэра и фонд Die Zeit Stiftung Ebelin[156]. В 2012 году активистки «Гендерного маршрута» — Ирина Соломатина, Татьяна Щурко и Ольга Бурко, — заручившись поддержкой Напрушкиной, основывают образовательный проект, названный ими «Институтом Будущего», и в настоящее время они то и дело проводят в Минске встречи, или, как это принято говорить в соответствующей среде, воркшопы с российскими («Наркофобия», Глюкля и Цапля), украинскими (Тамара Злобина), киргизскими (платформа ШТАБ) художниками и интеллектуалами[157], которые выступают под знаменем «антибуржуазности», но никакой опасности ни для какой буржуазии, даже самой мелкой, не представляют. Нетрудно догадаться, что работают «мастера культуры» не даром — кто же в наше-то время бесплатно, от полноты жизни, работает?! — стало быть, спонсоры в лице иностранных «фондиков» околачиваются где-то рядом. Параллельно Напрушкина рисует комиксы для выпускаемой «Нашим домом» газеты «Белорусское самоуправление»[158] и рекламирует на персональном сайте своего работодателя Ольгу Карач[159]. Вот как художница отзывается о собственном творчестве: «Ведь его (Лукашенко. — Т.Х.) диктатура рано или поздно прекратит существование. Самый сложный вопрос: что будет потом? Я призываю белорусов подумать над этим»[160].
Откликнемся на призыв и подумаем. До тех пор, пока государственный аппарат как инструмент классового господства несокрушим, несокрушимы суды, тюрьмы, спецслужбы, внутренние войска и армия, то есть все те составные части государственного аппарата, все те репрессивные рычаги принуждения и подавления, которые находятся на службе господствующих социальных классов и которые направлены на удержание в повиновении подчиненных, эксплуатируемых социальных классов. Поэтому нет глупее и одновременно печальнее зрелища, чем толпа, скандирующая во время силового разгона митинга: «Милиция с народом!» Милиция как часть государственной машины — не с народом, никогда не была с народом и никогда не будет, и кто бы ни утвердился у власти — от милицейского насилия обществу, к сожалению, не избавиться.
Это элементарно. Но ни в комиксах Напрушкиной, ни в статьях Соломатиной даже намека на нечто подобное нет: там исключительно о сегодняшнем, «лукашенковском», государстве и сегодняшней, «лукашенковской», милиции — нецивилизованной и неевропейской. У Напрушкиной — шаржированные головы А. Лукашенко и Л. Ярмошиной (председателя белорусского ЦИК), манифестанты с развевающимися бело-красно-белыми флагами, омоновцы с занесенными над головами манифестантов дубинками и т.д.; в статьях Соломатиной — сваленная как попало статистика, выданная на гора цифирь, какие-то цитаты высказываний каких-то чиновников, оглядки на законодательство, на Декларацию о правах человека и на другие бумажки, способные разве что развеселить, если не привести в раздражение, всякого, кто хотя бы поверхностно знаком с левой теорией. Напрушкина и Соломатина не выступают против капиталистической, уродующей человека Системы и порожденных этой системой национальных и наднациональных институтов власти, они недовольны конкретной властью и конкретной системой — лукашенковской.
И потом, как после свержения Лукашенко (именно «свержения», потому что по доброй воле он власть никому не отдаст) праволиберальная оппозиция совместно с О. Карач намерена бороться с милицейским произволом, разоблаченным в комиксах Напрушкиной и статьях Соломатиной? Предположим, путем сокращения численности сотрудников и усиления контроля за руководством в органах. В том же духе рассуждает, впрочем, и сама Соломатина: «В стране, на официальном уровне именующей себя демократической, должны работать эффективные механизмы, обеспечивающие внутреннюю дисциплину и внешний контроль за деятельностью силовиков, а также эффективный надзор за должностными лицами»[161].
Подобная риторика звучала бы вполне разумно и даже могла бы показаться кому-нибудь убедительной, если бы не была наивной романтической демагогией. Перспектива белорусского издания гайдаровской «шоковой терапии» — массовой приватизации, широкомасштабной деиндустриализации, сокращения государственных социальных расходов и т.д., о чем подкупленные оппозиция и «гражданское общество» мечтают давно, а оппозиционные аналитики высказываются об этом публично[162], — позволяет нам делать кое-какие прогнозы относительно будущего Белоруссии.
Перечисленные факторы повлекут за собой, как это случилось в начале 90-х на всем пространстве бывшего СССР, катастрофическое падение уровня жизни, криминальный разгул, массовый голод и, как следствие, отчаянное сопротивление новому режиму со стороны обманутого и ограбленного населения, а поскольку силовой аппарат усилиями власть имущих за минувшие двадцать лет «отточен», без преувеличения, до совершенства, с чем пишущая о «милицейской “корпоративной культуре”»[163] г-жа Соломатина не может не согласиться, новая власть непременно этим аппаратом воспользуется, и милицейские кордоны, щиты и дубинки найдут себе старое-новое применение. И воспользуется в троекратном размере. Все это мы уже видели не раз. Демократ и западник Ельцин не побоялся устроить кровавую бойню у телецентра Останкино в октябре 93-го и расстрелять затем «Белый дом» из танков. Не дрогнул и вполне одобряемый Западом Назарбаев перед расстрелом мирной демонстрации нефтяников в Жанаозене, когда полиция буквально палила в спины безоружным шахтерам и добивала ногами раненых. А кровавая бойня в Ферганской долине в июне 2010 года! А зверства в Грузии и Таджикистане! О недавних событиях в Украине напоминать и вовсе стыдно. И даже если в Белоруссии каким-то чудом сработает бескровный и мирный сценарий смены власти, последствия в любом случае будут катастрофическими: в октябре 1993 года в Москве людей погибло немного, но впоследствии путем экономического террора, начиная с «шоковой терапии», без всяких кровавых репрессий были уничтожены миллионы. Понимает ли это «левая» рисовальщица комиксов Марина Напрушкина? Понимает ли это «анархо-феминистка» Ирина Соломатина?
Вряд ли. Даже в стилистике речи (как вам, читатель, например, такое: «мизогинные идеи о женщинах»[164]?!), даже в феминизме, то есть в своей непосредственной области, Соломатина понимает мало. «В 1970-е гг. сплоченная на ранних этапах феминистская теоретическая парадигма, возникшая во второй половине XIX в., — пишет эта гендерная исследовательница, как она сама себя называет, “практический гуманитарий”, — уступает место множественным феминизмам, обнаружив “социалистический”, “либеральный”, “радикальный” и другие его виды»[165].
Позвольте, пусть слово «феминизм» и было пущено в оборот во второй половине XIX века, «феминистская теоретическая парадигма» возникла все же значительно раньше — еще в XVII веке, если не принимать во внимание отдельные «феминистские» голоса, звучавшие уже начиная с XV века. С конца XVIII и до середины XIX века объективно оформились два феминистских направления — либеральное и социалистическое. Последнее — на основе идей утопических социалистов. В 1883 году вышла книга «Женщина и социализм» Августа Бебеля, в 1884-м — «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Фридриха Энгельса, и уже сам по себе этот факт мог бы подтолкнуть Соломатину к догадке, что с конца XIX века к двум предыдущим феминистским направлениям примкнул и марксистский. Его представляли: Клара Цеткин, Александра Коллонтай, Роза Люксембург, Альгейд Попп и другие. Лицо женского движения в это время определял главным образом буржуазно-суфражистский мейнстрим, но это не значит, что помимо него ничего не было. Что касается анархистского феминизма, то основателем его по праву считается Эмма Гольдман, чьи книги одна за другой выходили в первой половине XX века. Идеи радикального феминизма сложились в целостном виде, действительно, к концу 60-х — началу 70-х гг. XX века[166]. И владеть такими хрестоматийными знаниями, чтобы не вводить читателя в заблуждение, феминистка, автор статей, публицист обязана.
Примеров, доказательств того, что г-жа Соломатина не компетентна ни в одном серьезном вопросе, теоретически совершенно безграмотна, в придачу индоктринирована враждебной левым идеологией, великое множество. Чтобы показать это, возьмем статью «“Фемен” и власть: кто-кого». Возмущенная косностью белорусской публики, не оценившей по достоинству акцию «Фемен» в Минске у здания КГБ, Соломатина принимает прогрессивную позу и истолковывает: «Фемен» — совсем не то, что о них думает неразумное большинство, «Фемен» деконструируют «культурные штампы и стереотипы», в таком «как бы “непристойном” виде… продвигают идеи феминизма в широкие массы»[167]. Их жесты «можно интерпретировать, несколько перефразируя гендерного теоретика Л. Лисюткину, и следующим образом: мы знаем, что нас окружает тупой патриархат, который хочет наших сисек. Так вот “подавитесь”…»[168].
Ничтожества, пером маститых «властителей дум» превращаемые в культурных героев, в наше время не редкость. Жаль, что на роль «властителя дум» Соломатина не подходит. Ей, а заодно и Лисюткиной, было бы полезно задаться простым вопросом: как возможно, с одной стороны, противостоять «тупому патриархату», с другой — демонстрировать ему то («сиськи»), что он «хочет»? В данном случае мы имеем не противостояние, но встраивание в систему, «бунт на коленях», конформизм.
Прекрасно, что эту откровенно глупую статью публикуют не только на сайте «Нашего дома», но и либеральной «Новой Европы», а также на сайте «Art Aktivistа» — интернет-журнала, который, по крайней мере на словах, занимается серьезным, взвешенным осмыслением «современного искусства». Редактором «Art Aktivistа» какое-то время работала известная квир-феминистка, арт-критик, соредактор «левого» украинского журнала «социальной критики» «Спильне» Тамара Злобина: казалось бы, ей ли не знать о том, что Лариса Лисюткина — никакой не гендерный теоретик. Теоретиком может называться лишь тот, кто заложил основы, принципы, методологию определенной теории или существенно развил уже существующую. Лисюткину, рядового преподавателя берлинского университета по предмету «Гендерные исследования», доцента, даже не профессора, повторяющую из текста в текст прочитанное у кого-то, нельзя назвать теоретиком. Не говоря уже о том, что апелляция к «авторитету» известной либералки, врага левых Лисюткиной со стороны Соломатиной («анархо-феминистка» же!), выглядит очень странно.
Вернемся к «Фемен». Получив во Франции политическое убежище, группа столкнулась с тем, что от нее мало-помалу отшатнулись многие французские женские организации. Об этом пишет Мона Шолле в блестящей статье «“Фемен”: фаст-фуд феминизм». Разоблачая скрытую связь между апологией украинских акционисток влиятельными западными журналами и самым что ни на есть пещерным анти-феминизмом, Шолле убедительно доказывает: «Фемен» — обыкновенный коммерческий продукт, нацеленный на завоевание сиюминутной скандальной популярности, и обращает внимание читателя на явное заигрывание «Фемен» с нацизмом[169]. Быть может, Соломатину привлекает в них именно это?
Выше упоминалось, что оккупация Белоруссии войсками НАТО, с точки зрения отдельных индивидов, — единственное, что способно сделать страну независимой. Смешно, нелепо, а главное — подозрительно, но точно такого же мнения придерживаются и активистки «Фемен»: «Мы будем требовать от международного сообщества вводить международные санкции, но не экономические, так как не нужно, чтобы страдал белорусский народ. Мы будем требовать вводить войска, освобождать белорусский народ от бандитов, кагэбэшников, от бандита Лукашенко»[170].
В связи с этим незачем говорить, что акция «Фемен» для Соломатиной — всего лишь предлог («Наш дом» заплатил за другое!) для очередного воспроизведения ходячих идеологем «демократической» пропаганды. Повторение — главный способ внедрения в массовое сознание тех или иных убеждений. Если тысячу раз повторить в различных масс-медиа, что Саддам Хусейн — террорист, Слободан Милошевич — каннибал, Муаммар Каддафи — волколак, Уго Чавес — вампир, не умеющие думать самостоятельно простаки в конце концов в это поверят. Вспомним хотя бы, с каким деланно-наивным чистосердечием журналистка Наталья Радина, колесящая в изгнании по «европам» и фотографирующаяся там со знаменитым антикоммунистом и русофобом Бжезинским, живописует условия жизни в республике: «К сожалению, мир не реагирует должным образом на то, что в центре Европы в массовом порядке пытают людей. В принципе, вся страна превратилась в концлагерь с применением пыток»[171].
Усердно работая над заказом, стремясь превзойти в чрезмерности всех оппозиционных журналистов, вместе взятых, Соломатина так увлекается, что незаметно для самой себя соскальзывает в откровенный китч, и в результате мы получаем не живых, из мяса и крови, кагэбэшников, но каких-то голливудских киборгов-завоевателей: «Осуществление ритуального акта унижения украинских девушек в приграничной зоне, между Беларусью и Украиной, показывает, что потенциальный (украинский) враг должен видеть и знать, что происходит с его “собственностью” (гражданками) (если этот маразм читали украинские “киборги”, они, наверное, хохотали. — Т.Х.). Сам факт такого ритуального насилия обнаруживает, что насильник исходит из отсутствия у женщины собственной воли, собственного тела и желания (при чем здесь воля? При чем здесь тело? Какого еще такого желания? Желания чего? — Т.Х.). Поскольку унижение подданных потенциального врага является символом победного завоевания…»[172]. Прям мурашки по коже: бррр!
По мере развития соломатинского «триллера» достается не только белорусским спецам, но и всей Белоруссии в целом — стране, «как бы “недоделанной” с психоаналитической точки зрения, поэтому все знаменитые фрейдовские категории типа “замещения” и “вытеснения” реализуются у нас на уровне фантастически отвратительном»[173]. И можно только догадываться, зачем феминистке потребовалось распространять на все белорусское общество неврозы отдельных лиц, работающих в КГБ? Перескажем своими словами историю: семеро кагэбэшников схватили девиц из «Фемен», отвезли в лес, раздели донага, облили зеленкой, машинным маслом, обсыпали перьями, дали в руки плакат с розовой свастикой и записали на видео (тоже, кстати, художественная акция, почти что хеппенинг). Все остальные белорусы-то здесь при чем?
И дело вовсе не в том, что, как пишет Соломатина там же с опорой на постмодернистского шарлатана Кристеву[174], знак «женского/сексуального/иного, биологически сильного (материнского) пробудил ярость и тягу» кагэбэшников «обозначить мужское “я” как нечто суверенное и отдельное»[175]. Дело в том, что власть просто-напросто не стала доводить инцидент до суда. А ведь могла. Все три «феменки» находились у здания КГБ с накладными усами, одна из них — в парике в форме плеши с зачесом. На обнаженной спине у последней была нарисована карикатура на Лукашенко. По белорусскому законодательству это, при желании, может квалифицироваться как публичное оскорбление президента (Статья 368), за что «Фемен» могли обложить штрафом, назначить исправительные работы на срок до двух лет, арестовать на срок до шести месяцев, ограничить свободу на срок до двух лет или лишить свободы на тот же срок. А сделано этого не было потому, что у белорусской власти и без того масса проблем, связанных с политическими заключенными. Власть, отдадим ей должное, поступила неглупо: лишила «Фемен», а заодно и «демократическую» общественность, прекрасного повода для самопиара. И тайно, в лесу, жестоко наказала активисток, чтобы, как говорится, впредь неповадно было. Неужели Соломатина полагает, что для «Фемен» было бы лучше, если бы им дали срок? Я, например, считаю иначе: два года заключения в белорусской тюрьме, далеко не комфортной, не европейской, показались бы им кошмаром[176].
Возможно, Соломатина полагает, что в свободном и демократическом обществе каждому человеку должно быть предоставлено право оскорблять президента? Это нелепость. В действительно свободном и по-настоящему демократическом обществе не должно быть и не может быть никакого президента, никакой политической власти. Именно о таком обществе, собственно, и мечтают левые, анархисты и анархо-феминистки в том числе, — о безгосударственном, бесклассовом обществе индивидуальной и коллективной свободы, построенном на научной, рациональной, гуманистической основе. И работают для того, чтобы рано или поздно такое общество восторжествовало. Чего, увы, нельзя сказать об «анархо-феминистках» из «Гендерного маршрута».
Разумеется, исторические (и экономические) условия к настоящему времени нигде в мире не созрели для возможности социалистической революции. Марши, митинги, пикеты ни на что существенно не влияют, а в Белоруссии и вовсе пресекаются тем грубее, чем больше привлекают участников. Но подготавливать интеллектуальный климат для будущей революции теоретически, заниматься информационной и просветительской работой никто, конечно же, не препятствует. Однако ни одного текста, посвященного анархизму в целом или анархистскому феминизму в частности, ни одной даже маленькой, микроскопической статьи на эту тему за авторством Соломатиной или Щурко я не нашел. Взамен нашел десятки публикаций о женской телесности, женской девственности и сексуальности, об ЛГБТ, о белорусских «актуальных художниках» и о многом другом, ничего общего с анархизмом не имеющим.
Например, о «железной леди». Татьяна Щурко начинает свое сочинение с чувством глубокой печали: «Не так давно всех нас всколыхнуло известие о смерти Маргарет Тэтчер…»[177]. Щурко всколыхнулась, ибо ценит Тэтчер, архитектора британской разновидности неолиберализма, за вклад в освобождение женщин, за то, что Тэтчер первой в Европе нанесла удар по консервативному мифу о несостоятельности женщин в политике.
При этом «анархо-феминистку» нисколько не беспокоят удары покойной «Суки» по ирландским борцам за свободу (ИРА), по британским рабочим, по профессиональным союзам шахтеров (о них Щурко упоминает лишь вскользь), по выражению Тэтчер — «внутреннему врагу» Великобритании, а также вообще по наименее экономически благополучным слоям британского населения, в числе которых, безусловно, были и женщины. То есть те, кого всякая уважающая себя феминистка, по идее, призвана защищать.
Увы, Щурко защищает не женщин, но «Суку». Автор уверена: Тэтчер вывела страну из экономического кризиса, в результате чего сократился уровень инфляции, уменьшилось влияние государства на экономику, развились средний и малый бизнес, улучшилась ситуация на рынке труда…[178] Постойте, да это же самая что ни на есть неолиберальная пропаганда! И это пишет анархо-феминистка?!
Для сравнения процитирую то, как пишут о Тэтчер действительно левые: в «1982 году из-за экономической политики Тэтчер в Британии было более 3 млн безработных», а «когда Тэтчер пришла к власти, в Британии в бедности жил 1 ребёнок из 7. Под конец её последнего срока — 1 из 3»[179]. Даже «марксистка» Л. Михеева, которой Даля Грибаускайте и Ангела Меркель «представляются женщинами с чувством достоинства, выдержкой и в то же время с политической волей», считает все-таки, что «Тэтчер в Великобритании проводила явно анти-женскую политику, например, урезая социальные льготы, и ставя одиноких матерей в положение изгоев»[180]. Стыдно, Татьяна!
И вообще, у современных феминисток, независимо от их политических взглядов, наблюдается один общий для всех симптом: какое-то странное восхищение женщинами во власти. Возьмем, например, Исабель Перон — первая женщина-президент Аргентины, первая в мире женщина-президент — и вспомним, что во время ее президентства и по ее неофициальному указу неофашистские «эскадроны смерти» (подобные неонацистским батальонам в нынешней Украине) — «Антикоммунистический альянс Аргентины» — под руководством ее близкого друга (возможно, любовника) министра Х. Лопеса Реги развернули массовый террор, по некоторым подсчетам, лишив жизни около 10 тысяч человек — противников режима. Неужели и Перон будем петь хвалы, когда и она, что называется, отдаст богу душу? (Кстати, ждать осталось недолго: Перон — 83, так что скоро у Татьяны Щурко появится возможность лишний раз всколыхнуться.) А вспомним Индиру Ганди, которая организовала в 1971 году чудовищные мусульманские погромы по всей Индии — буквально с сотнями тысяч убитых и раненых и 2 миллионами бежавших в Пакистан! А устроенное И. Ганди зверское избиение палками 20-тысячной демонстрации слепых в Дели, которые всего-то и требовали хоть какого-то внимания к инвалидам!
Хорошо, ирландские республиканцы, британские шахтеры, их жены и дети Татьяне Щурко неинтересны. Такое случается: в настоящее время на постсоветском пространстве немало молодых хорошо образованных болтунов и снобов, так называемых левых политических активистов, не интересующихся ничем, кроме «политики идентичности», «протестного формотворчества» и буржуазных митингов. Но как магистр социологии и «гендерная исследовательница», Татьяна Щурко не может не знать, что Маргарет Тэтчер была убежденной противницей равенства полов! Узнав о смерти горячо любимой «железной леди», впечатлительная феминистка всколыхнулась, в то время как Тэтчер отзывалась о таких, как Щурко, жестко, без колыханий. Более того, она была также противницей гомосексуализма, не признавала за семьями геев равенства по статусу с обычными, гетеросексуальными семьями и т.д.[181].
«Однако, несмотря на возможную неоднозначность политических решений Тэтчер, — пишет Татьяна Щурко, как бы оправдываясь, — заслуживает внимания сам феномен ее активного политического участия в жизни страны, в выражении взглядов и потребностей определенной группы населения»[182]. Какой группы британского населения взгляды и потребности выражала Тэтчер, не известно только убогим: финансовой и промышленной буржуазии. Но автор об этом умалчивает. Зачем, Татьяна? Чего стесняться-то? Так бы прямо и написала: «Я — анархо-феминистка, и Тэтчер заслужила мое внимание тем, что выражала взгляды и потребности буржуазии».
Между прочим, на сайте «Новой Европы», где опубликована рассматриваемая статья и где Щурко с Соломатиной любят публиковаться, подобные признания никого бы не удивили. Висит же там статья «Испугать либерализмом и Европой», в которой автор, Адарья Гуштын, тоже, как водится, феминистка, в сдержанно-ернической манере разделывается с «клеветой» на неолиберализм: мол, голодающие работники разрушенного завода, избитый на массовой акции бывший рабочий, безработные, пьющие водку, — и во всем этом, конечно, виноваты «проклятые капиталисты», ну-ну[183]. Объявляют же там о проводимом НИЦ им. Мизеса конкурсе в таких шокирующих выражениях: «Капитализм — это система не воров, а творцов, не изоляции, а открытости, не забобонов, а науки, не догматизма, а инновационности, не принуждения, а убеждения, не хамства, а вежливости», — да вдобвок с цитатой из психопатки Айн Рэнд: «Я клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого человека и не попрошу и не заставлю другого человека жить ради меня»[184]. И ничего, нормально. Правда, писать для «Новой Европы» для левого — позор.
К чести Соломатиной и Щурко надо сказать, что церковь они и вправду не жалуют. Так, в статье под заголовком «Беларусская православная церковь наступает!» магистр социологии Щурко делится с читателем свежей мыслью: «Церковь как социальный институт очень консервативна»[185], — и сразу же вспоминается сентенция полузабытого ныне русского писателя начала XX века Сигизмунда Кржижановского: «Самое омерзительное на свете — мысль гения, доживающая свои дни в голове бездарности».
Всякая ли церковь консервативна? Безусловно, всякая. Католическая церковь консервативна? Пожалуй, что да. Невзирая на это, союзница Татьяны Щурко по борьбе с консерватизмом и патриархальностью И. Соломатина от лица «Гендерного маршрута» в компании активистов белорусского ЛГБТ-сообщества отправляется в США на встречу с представителями американской католической группы New Way Ministry, и даже наносит визит в такой заповедник прогрессистов и революционнно настроенных элементов, как Белый Дом[186]. Ни для кого не является секретом источник финансирования белорусского ЛГБТ: Госдеп США (они этого не скрывают, прямо пишут на собственном сайте: «ЛГБТ-активисты участвуют в программе лидерства, спонсируемой и реализованной Государственным департаментом США»[187]). Тот же Госдеп США или прямо, или через ряд фондов финансирует, как было показано выше, всю белорусскую оппозицию, в состав которой входит ряд организаций, практикующих агрессивную гомофобию (Молодой фронт, Правый альянс и т.д.) [188]. Из вторых рук мне известно, что отечественная ЛГБТ-тусовка (на половину, кстати, состоящая из ЛГБТ-христиан[189]), в отдельных регионах тесно сотрудничает с Белорусскими христианскими демократами (БХД), неплохо поднаторевшими в борьбе с «извращенцами»[190]. Все-таки прав был библейский мудрец: «Кого любит Господь, того наказывает». (Соломон, 3:12)
На этом и остановимся, так как не существует в природе таких универсальных сил, которые были бы способны прочесть и подвергнуть анализу все до единого опусы белорусских «анархо-феминисток», читать которые просто физически невыносимо, и, подводя черту, скажем следующее: либо Татьяна Щурко и Ирина Соломатина никакие не анархистки, не левые (что очень похоже на правду, но тогда закономерно возникает вопрос: что эти салонные дамы делали в Киеве под транспарантом «Анархо-феминизм — реальное равенство!»?), либо Татьяна Щурко и Ирина Соломатина — анархистки-подпольщицы, а их сотрудничество с праволиберальными оппозиционерами, их тексты, в которых анархизма ни слухом, ни духом, вся их рутинная работа на идеологического противника — не имеющий прецедентов в истории левого движения образец конспирации (что смешно и невероятно).
И все это — в концентрированном виде — я показал в статье «Argumentum ad hominem». Неудивительно, что господа из журнала «Прасвет» не приняли ее к публикации. Не «Прасвет» это, а «Пратьма».
Что хочется добавить в завершение? «Прогнило что-то в Датском государстве». Белорусская власть погружается в рынок, постепенно примеряет на себя вышиванки, правеет; националисты, как и положено националистам, давно облаченные в вышиванки, звереют; либералы стервенеют; «левые» не левеют.
Даже украинский Евромайдан не послужил для большинства белорусских «левых» уроком. 24 февраля этого года, сразу же после государственного переворота на Украине, на сайте Left.by, этаком «общелевом» сайте, объединяющем «Зеленых», «Прасвет», «Справедливый мир», Белорусское социальное движение «Вместе!», Свободное межпрофессиональное движение трудящихся (СМОТ) и т.д., был опубликован материал «Как повлияет Майдан на ситуацию в Беларуси?». На вопросы Лидии Михеевой «Захочет ли изменений общество Беларуси в свете событий украинского Майдана? Мотивирует или отпугнет опыт Украины от борьбы за расширение социальных возможностей и демократических прав?» (то есть, по ее мнению, на Евромайдане, видите ли, боролись за расширение социальных возможностей!) отвечали такие белорусские деятели, вовсе не являющиеся левыми, как неоднократно упоминавшийся в настоящей статье Владимир Мацкевич, публицист «Радио “Свобода”» Северин Квятковский (националист), политолог Денис Мельянцов (главный аналитик упоминавшегося выше BISS), экономист Виталий Лаптенок[191]. Зачем на левом сайте публиковать мнения этих людей, националистов и либералов? Как будто заранее не известно, что именно они думают по поводу украинских событий и о каком будущем для Белоруссии мечтают!
Кроме названных имен, на вопросы также ответили: Дмитрий Исаёнок и Татьяна Чижова из «Прасвета», Олег Новиков (Лёлик Ушкин) и Юрий Глушаков из «Зеленых», а также Владимир Мироненко, непартийный левый. Если первые трое высказакались о Майдане осторожно, обтекаемо, не без скепсиса, но как будто с некоторой долей сочувствия, то заместитель председателя партии «Зеленые» Ю. Глушаков, один из немногих идейных белорусских анархо-коммунистов 90-х[192], и публицист Владимир Мироненко резко осудили Майдан, назвав вещи своими именами: убийства, погромы, насилие[193].
«была лучшего мнения о зеленых. почему-то», — возмутилась арт-куратор Ирина Бигдай на своей фейсбук-страничке, выложив ссылку на указанный материал.
«)))и я», — согласилась Ирина Соломатина.
«самое смешное — хотя, конечно, смешного тут мало, — продолжала Бигдай, — что они (“Зеленые”. Скорее всего, Ирина Бигдай имеет в виду здесь прежде всего Лидию Михееву. — Т.Х.) оч рьяно взялись поддерживать всякого рода культурные проекты. Белорусскомовные в том числе. И вот мне интересно, как себя сейчас чувствуют их (“Зеленых” и Михеевой. — Т.Х.) культурные партнеры — в связи с этими заявлениями…».
«а они (“культурные партнеры”. — Т.Х.) про эти заявления не знают…».
«да долго ли ссылку кинуть (“культурным партнерам”. — Т.Х.) в фб))) сейчас узнают…».
«так ведь никто не кинет)))», — как бы намекнула Ирина Соломатина Ирине Бигдай: дескать, давай, подруга, кинь донорам ссылочку!
«ну прям таки никто…))))», — парировала Бигдай (конечно, она кинет!).
«практика общения с донорами показывает, что они ничего не знают о своих партнерах) или не хотят знать, ведь так удобнее…».
«да, деньги не пахнут. Но. Мысленно ставлю себя на их (“Зеленых” и Михеевой. — Т.Х.) место — и радуюсь, что я на своем))))».
«согласна)))»[194].
Вот так. Оказывается, представители отечественной «контрэлиты» («социальной Столицы»), как самые последние подлецы (словно какие-то патентованные «хомо советикусы»), за спиной друг у друга пишут друг на друга доносы своим западным гранто- и работодателям! И это те самые «свободолюбивые» люди, которые при всяком удобном случае — чтобы подчеркнуть свой «антитоталитаризм» и свое презрение к «рабской ментальности масс» — цитируют Довлатова: «Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?» Господа, вот как раз такие, как вы, и написали!
Однако какие именно «заявления» на сайте Left.by привели в раздражение «анархо-феминистку» Ирину Соломатину и арт-куратора Ирину Бигдай? Полагаю, в первую очередь «заявления» публициста Владимира Мироненко. Вот как звучали его «заявления»: «Безусловно, отпугнёт и укрепит позиции белорусской власти. Убийства, бесчинства, погромы, разрушения, вооружённые бандформирования, возглавленные неприкрытыми нацистами. Запредельные ненависть, агрессивность и нетерпимость, как всегда и бывает при власти толпы: сейчас сказать слово, отличное от генеральной охлократической линии, гораздо опаснее, чем во времена “тирана” Януковича. Так что с демократическими правами не очень, а вот с социальными возможностями действительно пока раздолье: захотел выпить пива — разгромил ларёк. Налицо гражданская война, расползающаяся из центра Киева по всей стране, и спровоцированная всего лишь ради того, чтобы сменить донецкий клан днепропетровским, ну и бандеровцам, обеспечившим бойню, швырнут, конечно же, кость побольше. Самое худшее, что противостояние уже развивается по этническому, так сказать, признаку. Если всего этого не остановить, будет разруха, обнищание и распад страны, и белорусы станут всему этому свидетелями. И, конечно, совсем малая доля белорусских людей, при всей усталости от нынешней власти, будет готова пожертвовать своим более чем скромным достатком ради подобных перспектив. Уже сейчас они рассуждают просто: “Наш, по крайней мере до такого не довёл и такого не допустит”. Их за это обязательно обзовут рабами. Однако следует хорошенько разобраться, перестаёт ли раб быть рабом, если он берёт в руки палку и громит своё жилище во имя того, чтобы прислуживать приглянувшемуся рабовладельцу?»[195] Браво, Владимир!
Всякому марксисту известно: господствующая в обществе идеология — это идеология правящих классов, орудие нефизического насилия в руках экономической и политической власти, орудие, направленное против масс. Интеллектуалы — гувернеры на содержании у Системы — выполняют функцию проводников господствующей идеологии, воспитывают в общественном сознании ложные представления о действительности или, по меньшей мере, затемняют, затушевывают ее, стимулируя безопасные идеи, религиозное смирение, ценности рыночного конформизма, модные псевдоинтеллектуальные штудии. То есть интеллектуалы в массе своей — люди продажные, беспринципные. Думаю, в настоящей статье мне удалось это наглядно продемонстрировать на примере отдельной страны — современной Белоруссии.
Впрочем, белорусская «социальная Столица» и прежде не блистала особыми добродетелями: пресмыкалась перед советской партийной номенклатурой, принимала от «тоталитарного» государства премии и ордена, руководящие должности, квартиры и дачи, а когда ветер идеологической конъюнктуры подул в другом направлении, переквалифицировалась в убежденную приверженку либерально-рыночной демократии. Сегодня мы привыкли слышать жалобы вроде тех, что белорусская молодежь не читает замечательных белорусских классиков, не интересуется отечественной литературой. А объясняется все это очень просто: классики оставили современникам потрясающе яркие, впечатляющие примеры, подражать которым, простите, как-то не хочется.
Достаточно вспомнить хотя бы Василия Быкова. Или Алеся Адамовича. Оба опорочили свои имена подписью под гнуснейшим «письмом 42-х». Ныне покойные литераторы, уже при жизни ходившие в классиках белорусской советской литературы, а в постсоветскую эпоху провозглашенные национальными гениями, поддержали ельцинский государственный переворот 1993 года, призвали к физической расправе над противниками ельцинской клики, к запрещению неугодных СМИ и телепрограмм, продемонстрировав тем самым свой подлинный «демократизм».
Сегодня белорусские СМИ об этом вспоминать не любят: человек, разумеется, не без изъяна, не без червоточины, человек гениальный — подавно. Только почему-то у белорусских советских гениев письма и доносы были в большом ходу. Тот же Быков совместно с Иваном Мележем, еще одним классиком отечественной литературы, в 1973 году подписался под открытым письмом советских писателей против Сахарова и Солженицына. Быков, правда, впоследствии — в «Долгой дороге домой» — оправдывался: письма не подписывал, стыдно, совестно; однако вышло у него это крайне неубедительно[196].
И самое главное: если позднесоветские интеллектуалы, идеологически и практически способствовавшие падению СССР и приходу к власти наиболее хищнических политических сил, оказавшись «на руинах империи», ужаснулись (по крайней мере, некоторые, наиболее совестливые из них) зрелищем миллионов людей, умирающих от нищеты и болезней, гибнущих в перестрелках, обезумевших от наркотиков и алкоголя, и стали растерянно разводить руками: дескать, не думали, что так получится, заблуждались, — то наши белорусские интеллектуалы-современники такого уже не смогут. Примеры постсоветских соседей настолько красноречивы, что любые оправдания будут выглядеть смехотворно.
7 мая 2013 — 27 ноября 2014
С 1879 по 1884 год народовольцы казнили всего 6 человек: императора Александра II, шефа тайной полиции Г.П. Судейкина, военного прокурора В.С. Стрельникова, шпионов С.И. Прейма и Ф.А. Шкрябу и одного предателя А.Я. Жаркова. При этом во время взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г. пострадали 67 человек, из них 11 погибли, остальные получили ранения. 1 марта 1881 г. кроме царя погибли 2 человека, 18 получили ранения. См.: Троицкий Н. А. «Народная воля» и её «красный террор» // http://scepsis.net/library/id_744.html.