| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Аннотация
Первые дни февральского переворота породили надежду в широких слоях народа на мирное развитие дальнейшей революции. Но уже ближайшие 3 месяца показали рабочим и солдатам, что добровольно свое экономическое и политическое господство буржуазия не сдаст. Началось быстрое расслоение на два противоположных лагеря по всей России и мобилизация сил с той и с другой стороны. В июньских демонстрациях и в стихийном июльском выступлении мы имеем уже первые предвестники великой октябрьской революции, первые, пока еще бескровные битвы народных масс. Весь пролетариат Петрограда и его гарнизон выступили впервые тогда с требованием: «вся власть Советам».
От коалиционного правительства так же, как и от первого Временного правительства, рабочие массы Петрограда не могли добиться улучшения своего положения. Заработная плата осталась почти старая, но относительно цен на продукты питания она сильно понизилась. И задолго до 4 июля на многих заводах Выборгской стороны и Нарвской заставы царило непрекращающееся волнение. Особенно остро стоял вопрос о заработной плате путиловских рабочих, где работало около 36 тысяч рабочих. Конфликт у путиловских рабочих настолько обострился за июнь, что вопрос о забастовке стоял в порядке дня. Так 13 июня в 2 часа ночи к тов. министра труда К.А. Гвоздеву на квартиру явились представители путиловских рабочих и заявили, что рабочими предъявлены экономические требования, которые отвергла администрация завода. Последствием должна быть немедленная забастовка. Гвоздев ответил, что министерство не может решать такие вопросы без санкции профессионального союза металлистов, который в настоящий момент вырабатывает совместно с Обществом фабрикантов и заводчиков общий тариф для всех металлистов Петрограда, и настоял на передаче конфликта в профсоюз.
21 июня на Путиловском заводе стихийно забастовало несколько мастерских. 22 июня состоялось совещание фабрично-заводских комитетов, при участии представителей центрального совета фабрично-заводских комитетов, центрального бюро профессиональных союзов, правления союза металлистов, социалистических партий, а также при участии заводского и цеховых комитетов Путиловского завода, где присутствовали представители 74 заводов. Совещание вынесло резолюцию, где говорит, что дело путиловских рабочих является делом всего петроградского пролетариата, зовет путиловцев сдержать «свое законное негодование против поведения министров» и требует «перехода власти в руки Советов».
Не менее остро стоял вопрос о заработной плате и у других рабочих. 28 июня делегаты Всероссийского профсоюза паровозных бригад подали министру путей сообщения докладную записку, которую кончают следующими словами: «Последний раз заявляем: “Терпению бывает предел”. Жить в таком положении дальше нет сил; каждый агент паровозного персонала сознательно говорит: “Хуже создавшегося положения быть не может”»... «Бесконечное призывание нас к гражданскому долгу, к голодному воздержанию, при двойной затрате сил, не должно иметь места»...
Для ответа союз поставил последний срок 12 июля.
В довершение всего фабриканты подготовляют промышленный локаут. 24 июня «Известия П. С. Р. и С. Деп.» пишут, что в скором времени предполагается закрытие целого ряда заводов; те же сведения идут и из провинции.
Но над всем этим в рабочей среде, конечно, господствовало громадное недовольство общей политикой Временного правительства. На многочисленных митингах, происходивших в конце июня, на петроградских заводах самым популярным лозунгом рабочих был лозунг «вся власть Советам».
Не менее грозное настроение назревало и в солдатских низах. В душе каждого солдата с самого начала войны, а после революции в особенности, непреоборимо жила мечта о мире. Таково было глубокое настроение армии. Но господствующие классы сознавали, что ничто так не могло укрепить их положение, как наступление на фронте. Во-первых, у народных масс отвлекалось внимание от внутренних вопросов, затем в менее развитых слоях развивался шовинизм. Самое же главное заключалось в том, что в атмосфере военного «подтягивания», под флагом «дисциплины» гораздо легче было расправиться и с революционными солдатскими частями и с «забастовщиками рабочими». Наступление во что бы то ни стало было очередной политической задачей капитала.
Эту задачу взял на себя осуществить неудавшийся русский Наполеон, приказчик буржуазии — Керенский. 16 июня было объявлено и началось наступление.
Тотчас же под громом пушек началась энергичная мобилизация черных сотен. Как грибы стали расти «беспартийные» организации, как: «Военная лига», «Единение, честь родины и порядок», «Армия чести», «Союз воинского долга», «Добровольцы народной обороны», «Организация кн. Мещерского» и пр., которые принялись открыто засыпать армию погромно-черносотенной литературой. Коалиционное правительство разрешает этим обществам организовывать свои собственные добровольческие полки. Появился ряд газет — органов сторонников «сильной» власти: «Живое слово», «Народная газета», «Новая Русь», «Вечернее время» и т. д.
В центре этих мобилизующихся заговорщиков, открыто поощряемых В[ременным] п[равительством], стоят Главный Комитет союза офицеров при Ставке и Всероссийский совет союза казачьих войск. Руководит и направляет их деятельность Временный комитет Госдумы и Центральный комитет партии к.д. Все они субсидируются банковскими кругами.
Вместе с тем начинается расформирование целого ряда революционных полков на фронте, делегаты с фронта приезжают с докладами об арестах и избиениях в их рядах. Начинаются явные и замаскированные расформирования и петроградских революционных полков, причем на фронт выводятся, главным образом, пополнения из наиболее революционных большевистски настроенных частей, как: 1-й пулеметный полк, гвардейский гренадерский полк и др.
Все это вызывает нарастающее волнение в полках Петроградского гарнизона и в Красном Кронштадте. Последний особенно был ненавистен буржуазии, так как власть там фактически почти с самого начала революции находилась в руках Совета. Начались стихийные, никем не организованные, выступления.
Так, 20 и 21 июня происходили манифестации солдат 40 лет и старше, отпущенных на полевые работы и теперь возвращаемых обратно. Цель манифестаций — добиться оставления до полного окончания земледельческих работ, включая и уборку хлебов. В шествии участвовало 50 рот, т.е. 10 тыс. человек. На плакатах надписи: «Просили засеять хлеба побольше, так дайте же его убрать» и т. п. Оба дня «сорокалетние» манифестировали по Невскому, а затем направились к Всероссийскому съезду Советов.
20 июня на состоявшемся митинге в 1-м пулеметном полку было решено выйти на улицу с целью выступления против В[ременного] п[равительства]. Были посланы делегаты в другие полки. Большевистские организации к выступлению не призывали, наоборот, указывали на недопустимость разрозненных выступлений. ИК принял все меры против выступления, выпустил к солдатам воззвание, во все части послал соответственную телеграмму, командировал для разъяснения членов ИК. Выступление не состоялось.
21 июня 1-й пулеметный полк на общем собрании принял следующую резолюцию:
Оставляя в силе свое постановление о посылке на фронт 10 команд в кратчайший срок: 1) Уведомить Исполнительный комитет, что в дальнейшем мы будем посылать команды на фронт только тогда, когда война будет носить революционный характер, который возможен только при устранении власти капиталистов и переходе ее в руки демократии в лице Всероссийских Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 2) Если будут угрожать нашему и другим революционным полкам раскассированием, даже путем применения вооруженной силы, то в ответ на это мы не остановимся также перед раскассированием вооруженной силой Временного правительства и других организаций, его поддерживающих. 3) Поручить нашим товарищам делегатам с фронта заявить на фронте от нашего имени следующее: пусть они, солдаты на фронте, требуют вместе с нами перехода власти в руки народа, и когда мы этого добьемся, то тогда поддержки и пополнения просить от нас не придётся, тогда она явится сама.
В течение двух недель, начиная с демонстрации 18 июня, партия большевиков, влияние которой росло не по дням, а по часам, делала все возможное, чтобы сдержать преждевременное выступление солдатских и рабочих масс.
22 июня «Солдатская правда» печатает следующее воззвание:
От Военной организации при ЦК и при ИК РСДPП (б).
Военная организация обращается к товарищам солдатам и рабочим с просьбой не верить никаким призывам к выступлению на улицу от имени Военной организации. К выступлению Военная организация не призывает. Военная организация, в случае необходимости, призовет к выступлению в согласии с руководящими учреждениями нашей партии — Центральным комитетом и Петербургским комитетом. Товарищи! Требуйте от каждого агитатора или оратора, призывающего к выступлению от имени Военной организации, удостоверение за подписью председателя и секретаря Военной организации и за печатью Военной организации. ЦК нашей партии, а равно и ПК всецело поддерживают это обращение.
Не успели затушить волнение в 1-м пулеметном полку, как заволновался Красный Кронштадт.
22 июня в Кронштадте состоялся многолюдный митинг по поводу ареста 60 человек на даче Дурново. Митинг послал вторую делегацию к В[ременному] п[равительству] и потребовал прекращения деятельности правительственной следственной комиссии (работавшей в Кронштадте по вопросу о выпуске арестованных матросами в первые дни революции контрреволюционеров). Это требование толпа мотивировала тем, что В[ременное] п[равительство] арестовало 60 невинных людей в Петрограде. Часть команд постановила даже арестовать в качестве заложников весь состав следственной комиссии. В результате комиссию принудили прекратить работу и уехать в Петроград.
23 июня в Министерство юстиции явились делегаты Кронштадта с требованием освободить анархистов, арестованных на даче Дурново. Свое категорическое требование делегаты подтвердили ссылкой на постановление всего гарнизона Кронштадта явиться с оружием в руках в Петроград освобождать арестованных, если судебные власти сами не согласятся это сделать.
23 же июня фракция большевиков Петроградского совета вырабатывает ряд шагов «для борьбы с контрреволюцией», где требует прекратить увод революционных войск из Петрограда, арестовать деятелей тайной и открытой контрреволюции, закрыть погромные газеты и прочее и прочее.
25 июня в запасной батальон гвардейского гренадерского полка прибыли делегаты от этого же полка с фронта и делали доклад на батальонном собрании. Тезисы доклада: 1) Гвардейский гренадерский полк в действующей армии отказывает в доверии В[ременному] п[равительству] и требует перехода власти к Советам. 2) Отказ от наступления, начатого Керенским. 3) «У нас на фронте положение таково: посадили к нам в 3 линию окопов чехов, взятых нами в плен, вооружили их, чтобы расстреливать первые линии. Так что либо немца бей, либо, если не будешь наступать, тебе в спину чехи стрелять будут». 4) «ИК, как видно, вместе с министрами-социалистами передался на сторону буржуев» и т. д. («Известия»).
30 июня 2-й пулеметный полк вынес резолюцию протеста против наступления и ряд требований, в том числе передать власть Советам.
1 июля «Правда» печатает резолюцию полкового совета 3 пехотного полка, где полк отказывает выделить 14 маршевых рот по требованию военного министра. Полковой комитет сообщает, что только что отправил 10 маршевых рот на пополнение дивизии, и требование отправить еще 14 рот считает «стремлением распылить революционные силы армии Петроградского гарнизона».
О позиции центральных большевистских органов и настроении масс в последние 2 недели перед июльскими днями тов. Зиновьев [II] сообщает следующее:
«Настроение масс кипело. Наша организация не раз обсуждала положение, и каждый раз ЦК, ПК и Военная организация единодушно приходили к тому мнению, что выступать сейчас на улицу было бы нецелесообразно. Мы говорили рабочим и солдатам: “Жизнь за нас, наши силы растут с каждым днем, тысячи и тысячи солдат, которые сейчас еще не с нами, завтра будут за нас”. Мы говорили: “Сейчас, когда наступление на фронте — вопреки нам — началось, сейчас солдаты могут понять наше выступление как удар в спину”. Мы говорили: “Сейчас контрреволюционеры хотели бы нас вызвать на улицу, чтобы затопить в крови движение рабочих и солдат”. Мы говорили: “Мы понимаем ваше возмущение, когда вы видите на Невском буржуазные манифестации с наглым вызовом против вас, но идти на улицу сейчас нельзя, организация сил — вот задача дня”.
В этом духе велась вся наша агитация в последние недели. С трудом, с громадным трудом удавалось удерживать массы. Каждый день приходилось убеждать и увещевать рабочих и солдат то в одном, то в другом районе, то на том, то на этом заводе. У нас в обиходе выработался определенный термин: “усмирить”. Наши только и делали, что “усмиряли”, т.е. убеждали рабочих и солдат не выступать сейчас на улицу. Вспоминаю, как курьез, что в один день я за 1/4 часа (пока я путешествовал с двумя товарищами из редакции “Правды” в столовую обедать) получил по дороге три приглашения ехать “усмирять”. В таком настроении пребывали все наши руководящие органы и 3-го июля».
Застрельщиком массового выступления в июльские дни надо считать 1-й пулеметный полк. 2 июля полк устроил прощальный митинг-концерт отправляемой им, по приказу В[ременного] п[равительства], на фронт маршевой роте. На митинге выступали с большими речами т.т. Луначарский и Троцкий, которые говорили о необходимости передать власть в руки Совета, о преступности наступления на фронте и т. п. Выступавшие от полка т.т. Жилин и Лашевич [1] в горячих речах заявляли, что в наступление полк не пойдет, а если сложит свои головы, то только за дело революции. Представители расформированных полков с фронта рассказывали, как на фронте казаки нагайками заставляли их идти в наступление, в результате чего было много тяжело раненых и т. д. По требованию всех была вынесена резолюция:
Митинг 2-го июля в Народном Доме в количестве свыше 5 000 чел. протестует против политики грубейшего насилия Временного правительства и военного министра Керенского над революционными войсками, воскрешающей старые приемы Николая Кровавого.
Таков был канун 3 июля в 1-м пулеметном полку.
2 июля поздно вечером, воспользовавшись, как предлогом, несогласием с Керенским и Церетели по украинскому вопросу, члены партии к.д. Шингарев, Шаховской и Мануйлов вышли из состава В[ременного] п[равительства]. Партия кадетов, очевидно, хорошо осведомленная о предстоящем разгроме наших армий на фронте (прорыв нашего фронта и отступление началось 6 июля), нашла момент наиболее подходящим, чтобы открыть и в тылу гражданскую войну, начав решительный поход против Советов и колебаний эсеровско-меньшивистского блока. Известие об этом, как искра, облетело на утро весь Петроград.
|
3 июля утром в 1-м пулеметном полку было назначено собрание ротных и полковых комитетов по текущим вопросам. На собрание пришло около двух третей наличного состава полка — тысяч около трех. Ввиду возбужденного состояния собравшихся заседание комитетов было прервано. Собравшиеся потребовали обсуждения вопроса о вооруженном выступлении. Начался митинг. Тов. Головин (выбранный председателем митинга) и другие члены большевистского коллектива настаивали на том, что надо получить сначала согласие на выступление от других частей и от военной организации. Но масса была настолько взвинчена, что не хотела их слушать. На митинг нахлынули анархисты во главе с Блейхманом [2]. Они призывали к немедленному вооруженному выступлению, говоря, что «нас сорганизует улица», призывали выступить и «свергнуть Временное правительство, как это сделали 26 февраля с царем, хотя ни одна партия и тогда не призывала к этому»...
Тов. Подвойский (секретарь Военной организации большевиков) [III] об этом митинге говорит:
«Мы посылали своих делегатов в пулеметный полк, чтобы удержать его от демонстрации. Было послано 23 агитатора от Военной организации. Посылались любимые массой ораторы, и, наконец, в 5 часов вечера тов. Невскому, кумиру солдат, удалось получить обещание, что пулеметчики не выйдут... Поэтому для нас было величайшей неожиданностью, когда в 7 часов вечера прискакал верховой известить, что в 6 часов выступил еще какой-то агитатор и пулеметчики вновь постановили выступить».
Итак, митинг закончился тем, что постановлено было сегодня же выступить с оружием в руках. Далее решено было послать по два человека во все другие части и Кронштадт с призывом к выступлению. Выборы делегатов производились поротно. Вскоре после собрания по предложению прапорщика Семашко [3] от рот были произведены выборы в революционный комитет.
В 8 часов вечера полк выступил в полном боевом порядке, с пулеметами на автомобилях, с плакатами, на которых красовались лозунги «вся власть Советам рабочих и солдатских депутатов», «Помни, капитализм, булат и пулемет сокрушат тебя» и др., и направился к дому Кшесинской.
Из доклада т. Сталина 27 июля на VI съезде партии:
«3 июля, в 3 часа пополудни, в особняке Кшесинской на происходившей в это время общегородской конференции обсуждался муниципальный вопрос. Неожиданно влетели двое делегатов от пулеметного полка с внеочередным заявлением: “Наш полк хотят раскассировать, над нами издеваются, мы дальше ждать не можем и решили выступить, для чего уже разослали своих делегатов по заводам и полкам”. Представитель общегородской конференции Володарский заявляет, что партия решила не выступать. Для ЦК было ясно, что и буржуазия и черносотенцы хотели бы вызвать нас на выступление, чтобы иметь возможность свалить на нас ответственность за авантюру наступления. У нас было решено переждать момент наступления, дать наступлению окончательно провалить себя в глазах масс, не поддаваться на провокацию и, пока идет наступление, ни в коем случае не выступать, выждать и дать Временному правительству исчерпать себя. Тов. Володарский ответил делегатам, что у партии имеется решение не выступать, и члены партии их полка должны подчиниться этому решению. Представители полка с протестом ушли.
В 4 часа созывается собрание ЦК в Таврическом дворце. ЦК решил воздержаться от выступления. В 5 часов общегородская конференция постановляет не выступать. Все члены конференции расходятся по районам и заводам, чтобы удержать массы от выступления».
Между тем в 9 часу вечера пулеметный полк (и вместе с ним московский полк) уже подходили к дворцу Кшесинской. К ним вышли с речами 5 представителей от Военной организации и ЦК (В.И. Невский, Ильинский, Подвойский, Лашевич, Кураев [4]), которые прилагали все усилия, чтобы задержать дальнейшее выступление, уговаривая вернуться домой. Их встретили гиком «долой», чего еще никогда не бывало. Дальше ведем изложение по докладу т. Сталина:
«В это время показывается демонстрация рабочих под лозунгом: “Вся власть Советам”. Для всех становится ясно, что удержать выступление невозможно. Тогда частное совещание членов ЦК высказывается за то, чтобы вмешаться в демонстрацию, предложить солдатам и рабочим действовать организованно, идти мирно к Таврическому дворцу, избрать делегатов и заявить через них о своих требованиях. Это решение встречается солдатами громом аплодисментов и Марсельезой». Пулеметчики и рабочие направились к Таврическому дворцу.
Однако представители пулеметчиков с 2 часов дня уже объездили большинство воинских частей и заводов. Богданов, член ВЦИК сообщает: «Скоро со всех сторон города, из казарм и заводов стали звонить во ВЦИК и сообщать о полученном от пулеметчиков приглашении присоединиться к их выступлению... Финляндский вокзал-станция была занята пулеметчиками, наш автомобиль не был пропущен выставленными ими постами. На улицах появились грузовики с пулеметами и вооруженными солдатами и рабочими и картина отчасти начала походить на дни 27—28 февраля, когда вооруженный народ в целях агитации разъезжал по городу. К вечеру толпы выросли»... Появление грузовиков с пулеметами снимает все заводы, в 7 часов вечера рабочая жизнь в Петрограде стала и к 9 часам уже 7 полков шли вооруженной демонстрацией к Таврическому дворцу.
Теперь вернемся несколько назад и посмотрим, что делали руководящие советские органы и партия большевиков 3 июля и в ночь на 4-е. ВЦИК прежде всего позаботился уже 3 июля послать юзограмму [5] на фронт в действующую 5-ую армию с просьбой «выслать в Петроград дивизию кавалерии, бригаду пехоты и броневики». В ответ на это было созвано экстренное заседание армейского комитета, коему предшествовало совещание президиума комитета с командиром армии, и было решено послать в Петроград 14 кавалерийскую дивизию и 1-ую бригаду 45 пехотной дивизии.
Петроградский Исп. комитет С. Р. и С. Деп. в 3 часа 30 мин. из Таврического дворца послал во все воинские части следующую телеграмму: «Исполнительный комитет подтверждает для неуклонного исполнения свое прежнее распоряжение, что выход вооруженных частей для демонстрации недопустим. Члены Президиума Исполнительного комитета Дан, Гоц».
В 4 часа дня 3 июля в Таврическом дворце состоялось собрание ЦК большевиков, на котором решено было воздержаться от демонстраций, было составлено короткое воззвание против каких бы то ни было выступлений и послано в «Правду» с тем, чтобы оно большими буквами было помещено на первой странице в номере от 4 июля. Об этом решении ЦК Сталин довел до сведения происходившего тогда же соединенного заседания Бюро ВЦИК и И. К. В. С. Кр. Д..
Соединенное заседание бюро ВЦИК и И. К. В. С. Кр. Д. 3 июля после обсуждения возникшего движения приняло следующее воззвание-резолюцию ко всем рабочим и солдатам г. Петрограда (выдержки):
«Неизвестные люди... зовут вас выйти с оружием на улицы. Этим способом вам предлагают протестовать против расформирования полков, запятнавших себя на фронте преступным нарушением своего долга перед революцией...
Выступление в защиту расформированных полков есть выступление против наших братьев, проливающих свою кровь на фронте.
Напоминаем товарищам солдатам: ни одна воинская часть не имеет права выходить с оружием без призыва главнокомандующего, действующего в полном согласии с нами.
Всех, кто нарушит это постановление в тревожные дни, переживаемые Россией, мы объявим изменниками и врагами революции.
К исполнению настоящего постановления будут приняты все меры, находящиеся в нашем распоряжении». (Воззвание опубликовано 4 июля в «Известиях», а также послано 3 же июля в 5 часов 30 минут во все части войск телеграммой.)
На этом же заседании были заслушаны доклады представителей 5-ой армии и принято воззвание «К солдатам» (выдержки):
«Наступление началось. Наши братья льют свою кровь на общее дело. Теперь должны умолкнуть всякие раздоры...
Между тем есть газеты, которые своими статьями и воззваниями насаждают смущение в сердцах тех, кто готов спешить на помощь нашей геройской армии...
Знайте, товарищи, что эти газеты, как бы они ни назывались: “Правда” ли, “Солдатская правда” — идут вразрез с ясно выраженной волей рабочих, крестьян и солдат, собравшихся на всероссийский съезд.
Слушайтесь только призывов Всероссийских Советов. Выполняйте все боевые приказания военного начальства». (Воззвание опубликовано 3 июля в «Известиях».)
Между тем часам к десяти вечера во дворце Кшесинской собираются вновь члены Петербургского комитета большевиков, члены общегородской конференции и представители полков и заводов. Признается необходимым перерешить вопрос, вмешаться и овладеть уже начавшимся движением, и в 11 часов 40 минут вечера принимается резолюция:«Обсудив происходящие сейчас в Петербурге события, заседание находит: создавшийся кризис власти не будет разрешен в интересах народа, если революционный пролетариат и гарнизон твердо и определенно немедленно не заявит о том, что он за переход власти к С. Р. С. и К. Д.
С этой целью рекомендуется немедленное выступление рабочих и солдат на улицу для того, чтобы продемонстрировать выявление своей воли».
В это же время вечером 3 июля в Таврическом дворце началось заседание рабочей секции Петр. Совета Р. и Солд. Деп. Тов. Зиновьев пишет об этом заседании следующее [IV]: «Частичные перевыборы в течение 2 месяцев все изменяли состав в нашу пользу. Большинство в Рабочей секции стало большевистским. Мы не раз открыто заявляли в печати, что Рабочая секция должна стать нашим оплотом. Мы просили Исполнительный комитет созвать Рабочую секцию. Исполнительный комитет, зная, что большинство перешло к нам, оттягивал созыв. Наконец, на 3 число Исполнительный комитет назначил собрание Рабочей секции. (Назначение дня зависело не от нас, а от меньшевиков и эсеров из Исполнительного комитета.) На собрании сразу выяснилось, что большинство (вероятно, не менее 2/3) за нас. Я прочел доклад о борьбе с контрреволюцией в духе тезисов, напечатанных дней за 10 до этого в “Правде”».
Далее приводим ход заседания в изложении «Известий П. С. Р. и С. Д.»:
«Состоялось заседание Рабочей секции П. С. Р. и С. Д. Принимается порядок дня, предложенный большевиками: о борьбе с контрреволюцией и вопрос о разгрузке Петрограда.
Председатель Анисимов от имени ИК вносит предложение при обсуждении вопроса о борьбе с контрреволюцией не принимать резолюции, которую не выработал еще ИК. Зиновьев предлагает принять резолюцию, текст которой опубликован в “Правде” 24 июня.
Принимается предложение Зиновьева».
Выдержки из речи тов. Зиновьева:
«Нам говорят о контрреволюции в “Маленькой газете” и в “Новом времени”. Но это не настоящая контрреволюция. Это правильнее назвать контрреволюционным хулиганством. Настоящая контрреволюция гнездится в том классе, интересам которого вредит революция, и этот класс есть буржуазия. Не случайность, что представителем буржуазии является Милюков. Сегодня буржуазия засвидетельствовала нам свою контрреволюционность. Из состава коалиционного министерства ушли министры-кадеты. Уход кадетов из министерства — это не доктринерство, как хотят изобразить некоторые, а глубокое понимание своих классовых интересов. Капиталисты ведут страну к гибели. За украинскую Раду кадеты ухватились лишь как за повод. Мы оставили монополию газетных слов буржуазии. 99 сотых процентов буржуазных газет существуют только для того, чтобы отравлять народ. Почему мы не отняли до сих пор у нее этого гнусного орудия? Мы должны сказать, что наш Совет Р. и С. Д. не оказался на высоте, он боролся с опасностью слева, но не учел опасности справа.
Необходим роспуск Временного комитета Госдумы и разгон частных совещаний Госдумы. Необходимо принять меры к уничтожению гнезд контрреволюции».
«Филиппов, представитель завода автомобильного производства, разделяет точку зрения Зиновьева и сообщает, между прочим, что завод, представителем которого он является, также закрывается. Сообщение это вызывает негодование среди большинства заседания.
Во время перерыва разносится слух, что к Таврическому дворцу идут пулеметный и гренадерский полки. Меньшевики вносят предложение разойтись по своим районам.
Каменев не согласен с предложением выйти из Таврического дворца. Раз выступила масса на улицу, говорит он, нам остается только придать этому выступлению мирный характер. Надо выбрать комиссию из 25 человек, оставить ее здесь, поручив ей взяться за эту задачу. Остальные могут разойтись.
Троцкий доказывает, что сегодняшнее выступление — есть следствие политики правительства и ошибки со стороны тех партий, которые видят контрреволюцию слева, тогда как она надвигается справа. Он призывает избрать комиссию для придания выступлению мирного характера.
Чхеидзе предлагает поручить эту задачу ИК.
В заключение бурных прений с.р. и меньшевики в количестве 90 — 100 человек покидают зал заседания. Оставшиеся принимают следующую резолюцию:
“Ввиду кризиса власти, Рабочая секция считает необходимым настаивать на том, чтобы Всероссийский съезд С. Р. и С. Д. и Кр. Деп. взял в свои руки всю власть. Рабочая секция обязуется содействовать этому всеми силами, надеясь найти в этом полную поддержку со стороны Солдатской секции. Рабочая секция избирает комиссию из 15 человек, которой поручает действовать от имени Рабочей секции в контакте с Петроградским и Всероссийским ИК. Все остальные члены данного собрания уходят в районы, извещают рабочих и солдат об этом решении и, оставаясь в постоянной связи с комиссией, стремятся придать движению мирный и организованный характер”».
За эту резолюцию голосовало по подсчету у дверей 276 делегатов.
В комиссию избраны: Каменев, Зиновьев, Троцкий, Жуков, Енукидзе, Ашкинази, Попов, Палеанский, Корнев, Залуцкий, Карахан, Рязанов, Юренев, Зоф, Нахимсон».
О дальнейших событиях тов. Зиновьев пишет [V]:
«Когда Рабочая секция стала расходиться, к Таврическому дворцу стали подходить первые манифестации — рабочие и солдаты. Подходили стройно и организованно. Перед 3 — 4 большими группами манифестантов пришлось говорить и мне. Содержание всех моих речей было следующее: я говорил о том, что лозунг “вся власть Советам” — единственный выход из положения. Я говорил, что мы должны уважать Совет, но должны требовать, чтобы Совет уважал и нашу волю, которая теперь ясна.
Я горячо предостерегал против того, чтобы принимать теперь бой на улицах, говорил о том, что это выгодно было бы теперь только контрреволюционной буржуазии, указывал на то, что силы наши растут, приводил все доводы против немедленного выступления, которые указаны выше. Далее я цитировал только что принятую резолюцию Рабочей секции, видя в ней большую моральную победу. И все мои речи я непременно заканчивал самым решительным, самым категорическим, самым настойчивым призывом: “Расходитесь мирно по казармам и по фабрикам, цель демонстрации достигнута, не поддавайтесь никакой провокации, старайтесь миновать Невский проспект, где вас будут вызывать на эксцессы, демонстрация должна во что бы то ни стало сохранить свой мирный характер, выстрелы были бы только выгодны врагу”. Таково было содержание моих речей 3-го вечером перед Таврическим дворцом. Их слышали десятки тысяч людей...
Надвинулась ночь. В нашу комнату в Таврическом дворце стало собираться много товарищей большевиков и межрайонцев, приехавших из районов. Наше совещание стало обсуждать вопрос о том, как же быть завтра (т.е. 4 числа). Все до единого товарищи из районов заявили, что никакая сила в мире не удержит завтра [от] выступления на улицу. Вопрос заключается только в том, предоставить это движение себе самому, или вмешаться и постараться придать ему мирный и организованный характер. Умыть руки — это значит рисковать тем, что стихийное движение примет угрожающий характер и будет стоить массы жертв. Общегородская конференция, сообщили товарищи, вечером 3 числа приняла постановление вмешаться в ход событий и призывать к тому, чтобы демонстрация 4 числа была мирная и организованная. Мы продолжали еще обсуждение, но в это время произошло два события, которые окончательно перетянули чашу весов в эту сторону.
 |
1) К Таврическому дворцу поздно ночью... подошел весь путиловский завод, вся 30-тысячная масса, с женами, частью с детьми. Путиловцы послали делегацию в Исполнительный комитет, а сами легли на улице и в саду, заявивши, что они не уйдут, пока Совет не согласится взять власть, и что они завтра на работу не выйдут.
2) Из Кронштадта позвонил тов. Раскольников и сказал: “в Кронштадте весь день страшное возбуждение: приехали делегаты от полков. Поездка кронштадтских матросов в Питер предрешена. Никакие уговоры больше не помогут, все испробовано. Вопрос стоит не так, что ехать или не ехать кроншгадтцам, а так: ехать ли им неорганизованно и действовать стихийно, или организация должна стать во главе и придать движению мирный, планомерный характер”.
Раскольников разговаривал со мной. Я просил его подождать у трубки, пока посовещаюсь с товарищами. Тогда решение было окончательно принято: нельзя такое движение предоставить самому себе, надо вмешаться и придать ему мирный и организованный характер. В этом духе было составлено воззвание. За поздним временем оно не могло попасть в “Правду”, но вышло рано утром отдельным листком [VI]. Об этом решении было немедленно сообщено президиуму, заседавшего тут же в Таврическом дворце Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Один из членов президиума огласил это решение в своей речи на собрании.
На заре мы разошлись из Таврического дворца».
Листок, выпущенный Ц. К. большевиков призывал рабочих и солдат к мирной организованной демонстрации под лозунгом «вся власть Совету». С этого момента руководство и организация демонстрации переходит в руки партии.
Партийные районы рассылают рано утром 4 июля во все завкомы инструкции по организации демонстративного шествия и по выбору делегатов по одному с каждой (500—1000) тысячи, для составления общих делегаций, посылаемых во ВЦИК с требованием брать власть в свои руки.
Военная организация при ЦК большевиков берет всецело на себя руководство по организации выступающих с демонстрацией войск. Командование ими поручается тов. Подвойскому. Рассылается ряд сообщений и требований в отдельные части. Как пример такого сообщения, мы можем привести следующий документ:
РСДРП Военная организация при ЦК. 3 июля № 215.
Петропавловская крепость [VII].
Военная организация доводит до сведения гарнизона Петропавловской крепости, что сегодняшнее выступление произошло стихийно, без призыва нашей организации, но, желая предупредить возможность разгрома выступавших товарищей со стороны контрреволюционных сил, мы, уже после выяснившейся невозможности задержать выступление, предложили всем товарищам солдатам и рабочим поддержать революционные части войск, вышедшие на улицу.
В данный момент мы призываем гарнизон Петропавловской крепости без призыва Военной организации никуда не выступать и осведомлять нас о всех распоряжениях, поступающих от соответствующих властей.
За председателя Военной организации В. Невский, Секретарь Механошин.
По распоряжению же Военной организации, чтобы охранять демонстрантов от возможности нападения, были вызваны и поставлены броневые машины около Николаевского вокзала, Литейного пр., Главного штаба, на мостах между дворцом Кшесинской и Петроп. крепостью и т. д. По инициативе пулеметчиков был поставлен караул у Петроп. крепости.
Этой же ночью (с 3 на 4 июля) происходит объединенное заседание ВЦИК С. Р. и С. Д. и ИК Вс. С. Кр. Деп., которое открывается в 11 часов 40 мин. вечера. (Изложение заседания ведем по «Известиям П. С. Р. и С. Д.»)
«Дан предлагает от имени президиума остаться на заседании лишь тому, кто подчинится постановлению собрания. Всеми против 21 принимается резолюция, что все решения данного собрания обязательны в том смысле, что каждый будет положительно отстаивать решения собрания.
Церетели. (Основные положения речи.) Совершился частный кризис во В. П. Кадеты из правительства ушли. Перед революционной демократией встает вопрос о том, как сконструировать власть. В этот момент выходят на улицу с требованием “вся власть Советам”. Эти лозунги хотят навязать Советам с оружием в руках. Эти лозунги направлены против Советов, они гибельны для революции. Мы должны сказать, что такие выступления идут по пути контрреволюции, и призвать всех, верных делу революции, стать на защиту полномочного органа демократии.
Дан. Мы заседаем в такую минуту, когда Таврический дворец окружен массами. На улицах революционный народ, но этот народ совершает контрреволюционное дело. Есть сведения, что на Невском имеются жертвы. Революционный народ Петрограда пытается, с оружием в руках, навязать демократии свою волю. Мы обязаны сказать, что все солдаты должны подчиниться требованию полномочных органов революционной демократии.
Сорокин, Кондратенко, Кукушкин, Тяпкин поддерживают Церетели и Дана.
Церетели. О почтово-телеграфной забастовке я узнал только сейчас [VIII]. Я спросил, какие их требования; мне ответили, что требования политические и экономические. Что касается требований экономических, то я провел уже, что было постановлено Всероссийским съездом. Что касается политических требований, то их лозунг также “вся власть Советам”.
Поздно ночью в заседание явилась делегация от 1-го пулеметного и др. полков [IX], которые предъявили следующие требования: долой 10 буржуазных министров, вся власть Совету, прекратить наступление, конфискация типографий буржуазных газет, земля — государственная собственность, контроль над производством.
Саакьян говорит, что “всякое навязывание власти недопустимо”. “Штыки и пулеметы должны принадлежать народу, а не отдельным воинским частям … Нас хотят силой заставить пойти против воли революционной демократии, избравшей нас, но пулеметами нас принудить к этому нельзя”.
Троцкий оглашает от имени нескольких членов ВЦИК протест против постановления собрания о необходимости подчиниться решениям большинства или не принимать участия в заседании.
Выступает представитель Путиловского завода и заявляет: “Весь Путиловский завод у Таврического дворца. Путиловцы говорят, что они не разойдутся, пока десять министров-капиталистов не будут арестованы и Совет не возьмет власть в свои руки” [X].
Чхеидзе передает ему воззвание бюро ВЦИК и ИК С. Кр. Д. и просит передать путиловцам, что “сегодня и завтра ВЦИК будет рассматривать вопрос о конструировании В. П. Решение может быть, конечно, только в интересах революционной демократии”.
Абрамович говорит, что “мы являемся свидетелями заговора”, и предлагает большевикам открыто заявить, что “это работа их”.
В результате прений собрание принимает всеми голосами против 11 резолюцию, которая говорит, что выступление петроградских рабочих и солдат является «предательством в спину революционной армии», и требует «раз и навсегда прекращения подобных, позорящих революционный Петроград, выступлений».
«Заседание закрывается в 5 часов 5 мин. утра 4 июля».
Теперь мы постараемся несколько детализировать картину июльских событий и остановимся подробно на выступлении Путиловского завода, Кронштадта и некоторых полков гарнизона, которые, несомненно, покажут нам сходную картину того, что творилось на других заводах и в других воинских частях Петрограда.
 |
Путиловский завод. (По показаниям секретаря и члена завкома, данных ими 14 июля 1917 г. следственной комиссии) [XI].
«3 июля в 4 часа дня на Путиловском заводе появилось несколько солдат-представителей 1-го пулеметного полка, заявивших, что в 5 часов предполагается демонстрация с лозунгами 18 июня, т.е. “вся власть Совету”. Было собрано общее собрание всех рабочих и солдат, проверили мандаты как пулеметчиков, так и представителей других воинских частей — гренадер, измайловцев и др., приходивших во время собрания. Ряд ораторов от рабочих предложил их поддержать … Я, как секретарь завкома [XII], предложил не выносить скоропалительных решений, запросить партию, но рабочие, недовольные деятельностью завкома, так как он, по их мнению, затягивает конфликт с правлением по вопросу о заработной плате, начали протестовать против моих слов о недопустимости выступления без согласия организации. Крики: “долой, опять желаете затянуть дело … дальше так жить невозможно”, — раздавались по моему адресу. Председатель завкома сходил на конференцию большевиков и, вернувшись, сказал, что партия о предстоящем выступлении не осведомлена. Часам к шести на завод прибыли представители ВЦИК Саакьян и еще несколько человек, они возражали против неорганизованных выступлений, но убедить массу не удалось. Тогда была избрана делегация в ИК П. С. Р. и С. Д. Не успела делегация доехать до ИК, как она повстречала группу солдат и рабочих с Выборгской стороны, которые заявили, что Выборгская сторона уже двинулась к Таврическому дворцу и они идут сообщить об этом Путиловскому заводу. Делегация тоже вернулась на завод; оказалось, что собрание не расходилось. Выслушав делегацию с Выборгской стороны, собрание постановило устроить демонстративное шествие к ВЦИК. Шествие тронулось с завода в 11 или в 12 часу ночи. В шествии участвовала часть милиции Петроградского района — человек 150—200 вооруженных винтовками, все остальные рабочие завода, которых было до 30 тысяч человек, вооружены не были. В пути к нам примкнули рабочие других заводов. К Таврическому дворцу мы прибыли часам к 3 утра. Рабочие остались около дворца, а делегация из 10 человек вошла на заседание ВЦИК. Далее, получив ответ от ВЦИК, рабочие от дворца ушли по домам. 4 июля к 11 часов утра собрание рабочих на заводе постановило вновь отправиться к Таврическому дворцу для получения ответа, на заводе же были части 2-го пулеметного полка и еще какого-то полка. Когда мы процессией проходили по Садовой, то с крыш или верхних этажей 3 домов (на углу Садовой и Апраксина пер., на углу Садовой и Забалканского пер. и один дом на противоположной стороне) начали стрелять по демонстрантам. Солдаты обстреляли дома, паника улеглась и шествие пошло дальше, жертв не было. К Таврическому дворцу завод прибыл к 6 часам вечера».
Путиловцы, пришедшие ко дворцу, были в сильном возбуждении против политики Вр. правительства и требовали выхода к ним Церетели, на происходившее в это время в Тавр. дворце заседание ВЦИК и ИК С. Кр. Д. они послали своих представителей, которые требовали выхода Церетели к толпе, говоря, что если он не выйдет добровольно, то рабочие вытащат его сами. Большевики решили вмешаться в этот инцидент. Дальнейшее изложение события приводим словами т. Зиновьева [XIII].
«Наши товарищи предложили мне выйти к путиловцам. Я вышел. Море голов, какого я еще не видел. Сгрудилось несколько десятков тысяч человек. Крики “Церетели” продолжались. Меня узнали и крики стали смолкать. Я начал: “Вместо Церетели вышел к вам я”. Смех. Это переломило настроение. Я смог произнести довольно большую речь. Я напомнил, как мы в Спб. Совете с самого первого момента высказывались против вступления социалистов в буржуазное правительство. Теперь плоды налицо. Далее я говорил об экономической разрухе, надвигающемся голоде. Затем разъяснял, за что нас травит буржуазия: мы не только демократы, мы прежде всего социалисты, мы партия бедноты, мы хотим, чтобы наша революция была бы не только политической, но чтобы она принесла непосредственное экономическое улучшение жизни рабочих и крестьян, мы грудью прокладываем себе дорогу к социализму. Вот почему нас ненавидят, вот почему нас травит буржуазия, как травят наших единомышленников и в других странах. И в заключение я и эту аудиторию призвал немедленно мирно расходиться, соблюдая полный порядок и ни в каком случае не давать себя провоцировать в какие-нибудь агрессивные действия. Собравшиеся бурно аплодируют, строятся в ряды и начинают расходиться».
Выступление 1-го пехотного запасного полка 3—5 июля по показаниям 14 участников выступления:
1-й пехотный запасный полк находился всецело под влиянием большевиков. Большинство полкового комитета были большевики. Во главе большевистского коллектива стояли прапорщик Сахаров и солдаты Гавриил и Иван Осиповы. В полку существовала школа социалистов, в ней подготовлялись солдаты-лектора по текущему политическому моменту, во главе ее стоял Сахаров. Настроение полка перед июльскими днями было сильно напряженное, чувствовалось, что полк мог выступить по любому зову... 3 июля около 5 часов дня к председателю полкового комитета пришли 2 или 3 делегата от 1-го пулеметного полка, заявившие, что в городе началось движение, что пулеметный полк постановил выступить для захвата Временного правительства и передачи власти Совету, и звали их поддержать. Вместе с этими солдатами пришло и несколько рабочих с заводов «Лесснера» и Металлического. В мандатах рабочих было указано, что они посланы для связи, а в мандатах пулеметчиков — что они посланы для приглашения принять участие в демонстрации для передачи власти Советам. Но так как постановления партии большевиков об этом не было, то председатель им отказал. Вечером на мост через Черную речку, где обычно собираются и гуляют солдаты, приехал грузовик с вооруженными солдатами, которые начали звать солдат к выступлению. В полку началось волнение, удержать его было нельзя, и полковой комитет постановил, что, если выступление представляется необходимым, то оно должно быть организованным. Полк выступил около 10 часов вечера в полном боевом порядке в числе 1 200—1 500 чел., впереди несли плакаты с призывом «вся власть Советам» и т. п. У Тавр. дворца от полка была послана делегация из Сахарова и обоих Осиповых в Рабочую секцию Петроградского Совета. Здесь делегации сообщили, что полк своей демонстрацией сделал то, что от него требовалось, и предложили идти домой. Полк оставался у дворца около получаса и вернулся в казармы.
4-й батальон 1 пех. запасного полка стоял отдельно на ст. Жерновка, но в выступлении участвовал. 3 июля часть батальона пришла в полк вечером, но полк уже был у Таврического дворца, и они остались во дворе. Когда полк подошел обратно, то на плацу 1 и 2 батальона был созван митинг, на котором постановили завтра выступить опять.
4 июля собрался полковой комитет, который заседал до часа дня, на него прибыли 2 делегата от объединенных ИК Крест., Раб. и Солд. Депутатов, которые убеждали принять резолюцию о том, что полк воздерживается от выступления. Но полковой комитет принял следующую резолюцию:
Заслушав доклад делегатов от ИК Всероссийского Совета Крест. Депутатов и признавая, что настоящий кризис правительственной власти может быть ликвидирован только путем немедленного перехода всей власти Всероссийскому Совету С. Р. и Кр. Депутатов с частичным обновлением состава его в целях более полного отражения революционного народа, полковой комитет слагает с себя всякую ответственность за могущие быть вооруженные эксцессы, если таковой переход власти к названному Совету будет задерживаться со стороны последнего. Постановление же объединенных бюро Всероссийского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов воздержаться в данное время от каких-либо манифестаций принять к сведению.
В это время Сахаров с Осиповыми были на заседании большевистской фракции, а затем — на заседании Солдатской секции Петр. Совета. Из полка им сообщали, что полк с нетерпением ждет, когда, наконец, его будут строить для новой демонстрации. Заседание Солдатской секции было прервано, так как зал потребовался для ВЦИК. По окончании заседания часов в 5 Сахаров и Осиповы вернулись в полк, где солдаты действительно нервничали, требовали строить их, особенно 4-й батальон, прибывший вчера в полк. В седьмом часу полк выступил через Охтинский мост мимо Смольного к Тавр. дворцу. Впереди полка были посланы дозоры на случай нападения. Полк нес несколько плакатов. В Таврический дворец зашли делегаты, от Рабочей секции полк приветствовал Володарский, который говорил о том, что коалиция распалась и «мы пришли вбить осиновый кол, чтобы эта коалиция вновь не возникала». Под конец речи он звал полк вернуться в казармы. Обратно решено было вести полк по Шпалерной, Литейному, Невскому и др. улицам, чтобы продемонстрировать его силу. Около 9 часов головная часть полка только что вышла на Литейный проспект по направлению к Невскому, как ее начали обстреливать сверху с крыш со стороны здания окружного суда из пулемета. В ответ солдаты открыли беспорядочную стрельбу. Только что смолкла стрельба, как со стороны Шпалерной показался отряд казаков. Снова как бы со стороны раздались выстрелы, но уже в сторону казаков...
(Теперь описываем этот инцидент по показаниям 6 казаков, бывших в этом отряде.)
3 июля 1-я сотня (80 человек) 1 Донского казачьего полка была направлена для охраны в Зимний дворец, под вечер 4 июля сотню направили в Таврический дворец для охраны Совета, по приказанию Половцева. Они поехали через Марсово поле по набережной Невы. Сзади первой сотни шла сотня 4 Донского казачьего полка. При отряде были 2 легких пушки сводной казачьей батареи. По дороге сотня разоружала встречные автомобили и отдельных вооруженных солдат и матросов, а отобранное оружие складывали в грузовик-автомобиль, следовавший за ними специально с этой целью. Когда сотня выехала на Литейный проспект, раздались выстрелы со стороны здания окружного суда. Один из взводов свернул в Самурский переулок. На углу этого переулка взвод был обстрелян из окон домов, расположенных на углу этого переулка и набережной Невы... Также по казакам стреляли и с крыши углового дома на Литейном проспекте. На Литейном мосту и от него по всему Литейному проспекту и до самого Невского плечо к плечу по обе стороны улицы стояли цепи вооруженных винтовками солдат. После раздавшихся выстрелов среди всей этой вооруженной массы раздались крики: «Казаки по нас стреляют», и тотчас по сотне открылась очень сильная стрельба... Казаки начали стрелять в солдат, и в результате перестрелки было убито 7 казаков и ранено и контужено 19 при чем у казаков была отнята одна пушка. Среди солдат 1-го пехотного запасного полка было убито 6 человек, ранено около 20. Затем полк вернулся в казармы, а казаки рассеялись по городу.
Запасной батальон гвард. гренадерского полка. (По показаниям участников выступления.)
3 июля часа в 4 дня на двух автомобилях с пулеметами приехали в наши казармы человек 50 пулеметчиков, солдат 1-го пулеметного полка, которые стали призывать полк к вооруженной демонстрации. Члены батальонного комитета уговаривали не выступать, но настроение в полку было таково, что удержать полк было нельзя, и около 9 часов он выступил в числе около 1 500 человек, и отправился сначала к дворцу Кшесинской, потом к Таврическому дворцу.
4 июля полк опять принимал участие в демонстрациях. В ночь на 5 июля в полку ночевало 200—300 кронштадтских матросов. Утром 5 июля в 10 часов утра был большой митинг в манеже полка, митинг вел Рошаль, Шевелев и Сапелкин. В это же день из полка ходил караул ко дворцу Кшесинской, который пробыл там ночь и на утро был арестован. Полк находился всецело под влиянием большевиков. В большевистский коллектив входили Кизима, Балашев, Шевелев, Механошин, Дашкевич, Ган и др. [XIV].
Сходные картины стихийного выступления были и в других заводах, фабриках и полках, находившихся в самом Петрограде.
Однако весть о демонстрации в Петрограде, как искра, облетела и его окрестности и к июльским массовым выступлениям примкнули и они. Чтобы яснее выявить эту картину, мы приводим схематичную историю выступлений отдельных частей войск, стоявших в Петергофе, Ораниенбауме и Красном Селе.
3-й пехотный запасной полк, имевший в своем составе до 10 000 чел. (40 рот) [XV] стоял в Петергофе. «Офицерство в нашем полку не пользуется абсолютно никаким доверием, влиянием и авторитетом. Офицеров, которые иногда пытались возвысить свой голос при обсуждении тех или иных вопросов, солдаты слушать не желали, поднимая невероятный шум. В полку всем распоряжался солдат Толкачев, ярый большевик, член полкового комитета и Петергофского Совета» [XVI].
В ночь на 4 июля в связи с происходящими в Петрограде событиями было созвано собрание представителей ротных и полковых комитетов полка 1-го и 2-го батальона.
Протокол заседания полкового, ротных и командных комитетов 1-го и 2-го батальонов от 4-го июля 1917 года [XVII].
Председатель Фирсов.
Секретарь Ванъко.
Порядок дня:
1) Отношение к происходящим событиям.
Резолюция:
3-й пехотный полк 4 сего июля, ознакомившись с кризисом В. П., т.е. с уходом из состава правительства всех ставленников кадетов, заявляет, что никакой комбинации при новом устройстве правительственной власти разговора быть не может. Считаем, что вся власть ныне же должна перейти в руки Петроградского Совета Р. С. и Кр. Депутатов. Это требование 3-й пехотный полк готов подкрепить немедленно силою своего оружия в согласии со всем Петроградским гарнизоном.
2) Об усилении караулов.
Постановили выделить 1 000 для несения караульной службы и охраны полкового имущества.
3) О выборе 3-х человек для посылки в 1-й пулеметный полк.
Единогласно выбраны С. Полуэктов, Иван Авдеев и Василий Овчаренко.
4) О созыве митинга.
Постановлено выбрать комиссию для созыва митинга. В состав комиссии избраны: Осинский, Орлов, Сонин, Назаров, Марков и Смирнов.
5) О связи полка со всеми военными организациями.
Постановлено выбрать комиссию в составе 20 человек из следующих лиц: Куленина, Морозова. Кондратьева, Курактина, Дадурина, Игнатьева, Бадур, Колоскова, Одинкова, Потапова, Самаркова, Евсеева, Федулова, Андреева, Иогансона, Максимова, Савинкова, Котова, Пименова и Кольцова.
6) О выборе штаба полка.
Выбрано 14 человек (фамилии).
7) Об организации охраны полка.
Выбрана комиссия из 10 человек (фамилии).
Подписали: председатель и секретарь собрания.
 |
Наряд на выступление был дан 8 ротам, и 4 июля после утренних митингов полк послал на выступление в Петроград 1 400—1 500 человек. В ночь на 5 июля демонстранты вернулись.
Между прочим, в Петрограде стояли лишь 3 батальона 1 пулеметного полка, а 3-й батальон стоял в Ораниенбауме. Около 4 часов утра 4 июля там была получена следующая телефонограмма:
Фельдфебелю 11 роты. Член Совета Рабочих и Солдатских Депутатов просит передать во все роты 3-го батальона, чтобы товарищи 3-го батальона выступили в полной готовности в Петроград для поддержки своих товарищей к 8 часам утра 4 сего июля. Взять с собою все боевые пулеметы и винтовки и побольше патронов. Для этого послать 2 конных вестовых в Ново-Петергофский отдел автомобильной команды попросить автомобилей для перевозки пулеметов из Ораниенбаума в Петроград, если же они откажутся дать автомобили, то не прибегать к насилию, а погрузить пулеметы в поезд и прибыть вместе с ними в Петроград, где мы вас встретим. Во всех ротах оставить только тех людей, которые в служебном наряде, а остальные пусть едут в Петроград. Кроме того, усилить караул к летнему театру, пороховому погребу и к цейхгаузам. Все же остальные караулы, как, например, у телефонов, немедленно снять, так как они совершенно не нужны.
Передал член Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Пулеметчик Спец. Принял дежурный писарь Шведев. 4 июля 1917 г. Гор. Ораниенбаум.
И 4 июля батальон утром приезжает с пулеметами (с 10-ю пулеметами) в Петроград, высаживается на Балтийском вокзале и вместе с приехавшим 3-м запасным полком и с оркестром музыки отправляется к Таврическому дворцу демонстрировать.
176 пехотный полк, Красное Село. (Из показаний участников выступления): «4 июля утром солдат Левенсон собрал полковой комитет, где произнес небольшую речь о необходимости вооруженного выступления под лозунгом “вся власть Советам”». Большинство оказалось за выступление. «Выступило около 1 600 человек в Петроград. Из Петрограда полк вернулся в полном порядке 5 июля вечером».
Участие Кронштадта в июльских днях по показаниям членов ИК Кронштадтского Совета: Г. Пышкина, П. Тихонова, С. Царенко, Ф. Первушина, А. Руднева, С. Богомолова, А. Брушвида, X. Ярчука, Рошаля, Раскольникова и др. [XVIII] рисуется в следующем виде:
3-го июля с 4 часов дня происходило очередное заседание Кронштадтского ИК под председательством Покровского Ф.Н. Около 4 часов дня на заседание явилась делегация от 1-го пулеметного полка, из Петрограда, которая состояла из 2-х пулеметчиков (Казаков Иван солдат 8 роты и Кошелев 16 роты член Военной организации большевиков и член коллектива большевиков в полку) и одного матроса с судна «Рында». Все они предъявили свои мандаты. Пулеметчики заявили, что сегодня в 5 часов дня их полк выступает в Петрограде с лозунгом «вся власть Совету Рабочих и Солдатских Депутатов», они приехали в Кронштадт сообщить об этом и просят их поддержать. Им ответили, что ИК Кронштадта поддержать их не может, так как они являются представителями одной части, а не всего Петрограда. Тогда пулеметчики настаивали, чтобы для решения вопроса о выступлении был созван митинг, но и в созыве митинга им было отказано.
Исполнительный Комитет снесся с Петроградом и получил ответ, что ни одна партия выступления не санкционировала. Раскольников и Рошаль ушли на заседание партийного комитета большевиков в Кронштадте, а остальные члены комитета продолжали решать текущие дела.
По обсуждении последнего вопроса ИК постановил «прервать заседание на час и, ввиду серьезности момента, вызвать на совместное заседание с Исполнительным Комитетом партии: с.-д. (меньшев.), с.-р. и с.-д. (большев.)».
Между тем пулеметчики проникли в сухопутный манеж, где Ярчук (анархо-синдикалист-коммунист) в это время читал лекцию на тему «Война и мир». На лекции было около 5 000 чел. (по показаниям Ярчука). Во время перерыва, когда желающие могли возражать, делегаты пулеметчиков заявили, что в Петрограде выступили на улицу солдаты, что там, быть может, уже льется кровь, а между тем в Кронштадте в это время слушают лекции. Взбудораженные массы присутствующих стали кричать, что надо идти выручать выступивших... Толпа с лекции собралась, открыла митинг на Якорной площади и выбрала делегацию в ИК Кронштадтского Совета, который в это время уже заседал с представителями партий, председателем собрания был Покровский. Делегация требовала от ИК выступить и запрашивала его, почему он ничего не предпринимает, несмотря на заявления пулеметчиков.
Ввиду такого возбуждения масс ИК делегировал Рошаля, Раскольникова, Ярчука и Брушвида на Якорную площадь, чтобы успокоить массы и удержать их от выступления.
Тогда же ИК была выбрана делегация в лице Попова, Малышева и Бородина и послана в Петроград — узнать в чем дело. Так как ни одна партия не получала от своих центральных комитетов сведений о выступлении, то было решено пока не выступать, ждать возвращения делегации из Петрограда.
На форт «Красная Горка» была послана следующая телеграмма за № 216 (надо полагать, что такие же телефонограммы были разосланы по всем частям. — В. В.).
Если будет тревожное настроение относительно слухов в Петрограде, чтобы никаких распоряжений, кроме Исполнительного Комитета не исполнялось. Товарищ председателя Покровский.
Заседание прерывается, но членам Исп. Комитета постановлено остаться.
Между тем делегатов И[сполнительного] К-та на Якорной площади не хотели и слушать, на все уговоры и доводы им отвечали выражениями неудовольствия и едва удалось успокоить собравшихся на время тем, чтобы они выбрали для посылки в Петроград вторую делегацию от себя, помимо делегации, посланной И[сполнительным] К-том.
Общая картина митинга и его настроения великолепно обрисованы в показаниях тов. Раскольникова, которые он давал следственной комиссии 25 июля 1917 г. (Выдержка из показаний): «Моя речь против выступления была выслушана с напряженным вниманием и награждена шумными аплодисментами [XIX]. Но после меня выступили пулеметчики, о приезде которых толпа уже знала. Эти пулеметчики сорвали, совершенно уничтожили все впечатление, произведенное моей речью. Они страстными, возбужденными голосами говорили о том, что в 5 час. вечера их полк выступил, быть может, сейчас на улицах Петрограда льется их кровь, им нужна помощь, и этой поддержки они ждут от Кронштадта, для этого они и делегированы полком. Такие горячие речи, продиктованные одним чувством, как нельзя более взбудоражили, взволновали толпу. Кронштадтские матросы, как революционеры, обладающие глубокой отзывчивостью и высоко развитым чувством товарищества, не могли оставаться хладнокровными к таким речам, которые взывали к их солидарности, которые требовали от них поддержки... После этого нам стало ясно, что никакие силы, никакие влияния чудодеев ораторского искусства не в силах остановить выступление … И действительно, все последующие ораторы, как бы они ни были популярны, едва только начинали высказываться против выступления, встречались шумными протестами и возгласами: “Долой!”»
Поздно вечером заседание Исп. Комитета возобновилось, Зачитывается резолюция Рабочей секции Петроградского Совета, переданная из Петрограда по телефону тов. Флеровским [6]. Когда же затем стали поступать заявления от отдельных частей с просьбой о выдаче оружия и с требованием подготовить части к выступлению, а также известия, что рабочие волнуются, то было постановлено этой же ночью созвать представителей частей для выяснения этих вопросов. В части была послана следующая телефонограмма:
Телефонограмма № 219: 1) Начальнику штаба крепости. 2) Начальнику всех морских частей. 3) Исполнительный Комитет Порта. Исполнительный Комитет предлагает немедленно выслать на экстренное заседание по одному представителю от всех местных комитетов с мандатами. Тов. председателя Брегман [7].
Около 11 час. вечера толпа собралась около электрической станции и пробовала дать тревожный гудок для сбора войск. И[сполнительный] К[омитет] послал туда своих депутатов, которым удалось убедить собравшихся разойтись обещанием дать гудок в 6 час. утра.
Заседание И[сполнительного] К[омитета] с представителями частей началось приблизительно в 1 час. ночи в зале Совета. На него собралось до 40 представителей частей (по другим показаниям до 60-ти) и 10-12 членов И[сполнительного] К-та (по др. показаниям до 20 чел.). От последнего присутствовали: Руднев, Богомолов, Пышкин, Пронин, Брегман, Ламанов, Царенко, Гридюшко, Раскольников, Ремнев, Рошаль, Покровский, Гримм и другие. Председателем собрания был Брегман.
Заседание шло в сильно повышенном настроении. Раскольников сообщил, что Ц.К. партии большевиков постановил выступить с мирной вооруженной демонстрацией и предложил присоединиться к демонстрации, назначив срок сбора 6 час. утра. С другой стороны представители с мест говорили, что массы приготовились к выступлению, что теперь их не удержать. Настроение собравшихся было таково, что почти нельзя было говорить против выступления, и за него голосовали все присутствующие, кроме 4-х. Даже комиссар Временного Правительства Ф. Я. Парчевский голосовал за участие в демонстрации. Местом сбора была назначена Якорная площадь, по гудку в 6 час. утра. Тут же было решено дать знать о выступлении в Ораниенбаум и проч., оповестить о происходящем действующий флот и вызвать учебные суда в Кронштадт.
Для организации выступления и передачи Совету Р. и С. Д. в Петрограде лозунга выступления, была выбрана комиссия из 10 человек, для учета оружия и патронов из 4-х человек, также была выбрана комиссия по учету перевозочных средств. Для исполнения решения собрания была послана через начальников по частям следующая телеграмма:
Исполнительный Комитет предлагает: в 6 час. утра следует с оружием в руках собраться на Якорной площади, а затем строго организованным порядком отправиться в Петроград. Совместно с войсками Петроградского гарнизона будет произведена вооруженная демонстрация, под лозунгом: «вся власть Совету Солдатских и Рабочих Депутатов». (Подписи — Раскольников и Гримм).
Для исполнения постановлений собрания были посланы следующие телефонограммы:
а) Телефонограмма. В Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских Депутатов гор. Ораниенбаума. Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских Депутатов и представители крепости Кронштадт ставят в известность Исполнительный Комитет Ораниенбаума, что сегодня, 4 июля, в 6 час. утра выступают вооруженной силой для демонстрации в Петроград. Исполнительный Комитет и представители гарнизона крепости Кронштадта предлагают принять совместное участие в демонстрации. Телефонограмма подписана товарищем председателя Покровским и секретарем Гриммом.
б) Телеграмма № 3694. В Биоркэ — учебные судна «Верный», «Аргунь», «Африка», тральщики. Исполнительный Комитет совместно с представителями частей постановил: вызвать все учебные суда из Трапезунда в Биоркэ в Кронштадт. Судам развести пары и по мере готовности идти в Кронштадт немедленно. В Петрограде началось выступление. Надеюсь на мирный исход. Рабочая секция Петроградского Совета настаивает через Всероссийский Съезд и Петроградский Исполнительный Комитет о переходе власти в руки Совета. Тов. председателя Брегман. Секретарь Гримм.
в) Телеграмма № 3698. В Трапезунд — учебные суда «Народоволец», «Азия», «Хопер», тральщики. То же, что и телеграмма № 3694.
г) Телефонограмма № 3691, 4 июля 1917 г. 2 час. 20 мин. Начальнику штаба крепости. На объединенном заседании Исполнительного Комитета с представителями всех местных комитетов постановлено, чтобы все перевозочные плавучие средства были готовы к 6 час. утра 4 июля. Тов. председателя И[сполнительного] К[омитета] С. Р. и С. Д. Брегман. Секретарь Л. Гримм.
Для вооружения отправляющихся в демонстрацию из склада огнестрельных припасов в 5 час. утра 4 июля было выдано 60 тыс. патронов для винтовок и 200 шт. патрон для наганов, всего 75 пудов. Все это погрузили на автомобили и привезли к началу сбора на Якорную площадь.4-го июля, около 7-ми час. утра, массы вооруженных (около 10 000) собрались на Якорной площади. Началась раздача патронов, распределение собравшихся по баржам и буксирам, шел митинг. С речами выступали Рошаль, Раскольников, Ярчук и др., говоря, что выступление имеет целью показать свою мощь и предъявить требование о переходе всей власти Совету Солд. и Раб. Депутатов, а также призывая не поддаваться панике, не обращать внимания на отдельные выстрелы и т. д. Тогда же на площади был оглашен маршрут следования, выработанный в ночном заседании.
 |
В девятом часу утра кронштадтцы выехали и в Петроград прибыли в 12 часу дня. Причалили к пристаням по обе стороны Невы, соединились в процессию у Николаевского моста и с оркестром музыки и с плакатами «Вся власть Советам» направились через Биржевой мост к дворцу Кшесинской. Шли стройными рядами, растянувшись процессией на полторы версты и держа винтовки на ремне.
С балкона дворца Кшесинской демонстрантов приветствовал от ЦК тов. Свердлов, затем выступил тов. Луначарский [XX].
Речь тов. Луначарского с балкона дачи Кшесинской заключала в себе следующие положения. (Из его показания следств. комиссии, данного в июле 1917 г.)[XXI]:
«Уход членов партии к.-д. из министерства в крайне опасный момент знаменует собой час, в который власть должна окончательно перейти в руки народа, т.е. Советов Р., С. и Кр. Деп. Между тем, руководящие партии Совета все еще колеблются. Демонстрация 18 июня не повлияла на них. Я понимаю новую демонстрацию, как стремление революционных масс придать решимость ИК, манифестирующую готовность революционного народа и армий всеми мерами поддержать его в борьбе с контрреволюцией. Я окончил свою речь так: “Ваша демонстрация должна носить мирный характер. Придя к Таврическому дворцу, вы пошлете в Исполнительный Комитет свою делегацию, выскажете свой совет и удалитесь!”».
Затем к кронштадтцам обратился тов. Ленин [XXII], который начал свою речь словами: «Приветствую вас, краса и гордость русской революции!». О своем выступлении тов. Ленин пишет [XXIII]:
«Кстати, я лично, вследствие болезни, сказал только одну речь 4-го июля с балкона дома Кшесинской … Все содержание ее состояло в следующем: 1) извинение, что по случаю болезни я ограничиваюсь несколькими словами; 2) привет революционным кронштадтцам от имени питерских рабочих; 3) выражение уверенности, что наш лозунг “Вся власть советам” должен победить и победит, несмотря на все зигзаги исторического пути; 4) призыв к “выдержке, стойкости и бдительности”».
После этого кронштадтцы в том же стройном порядке пошли через Троицкий мост на Марсово поле, Садовую, Невский и свернули на Литейный. Здесь на углу Пантелеймоновской ул. из окон дома начался пулеметный обстрел процессии. В то время как голова демонстрации обстреливалась здесь, середина ее была обстреляна на углу Невского и Литейного, тоже откуда-то сверху. Через некоторое время стрельба затихла, и кронштадтцы снова построились в ряды, но теперь матросы, солдаты и рабочие все перемешались друг с другом. Винтовки были взяты на изготовку, и прежней стройности демонстрация не имела. Из кронштадтцев было убито 3 и ранено 15 человек.
К Таврическому дворцу демонстрация подошла к 4-м часам дня. Здесь стоял, выстроившись в две шеренги, 1-й пулеметный полк, который встретил кронштадтцев громовым «ура»! Пришедших приветствовал тов. Троцкий, демонстранты отвечали ему бурными аплодисментами, пробовал говорить Чхеидзе, но ему не дали говорить, заглушив его криками: «Долой!». После ряда выступивших ораторов произошел следующий инцидент с Черновым, который по его показаниям следственной комиссии [XXIV] рисуется в след. виде:
«4-го июля днем я был на заседании ВЦИК; во время этого заседания к Таврическому дворцу подошли вооруженные демонстрации … в течение заседания неоднократно являлись делегации от бывших у дворца вооруженных частей, все с теми же повторными требованиями, чтобы Совет взял власть в свои руки. Делегации выслушивались и затем им заявлялось, что заседание будет продолжаться, что вопрос о кризисе власти будет разрешаться и будет разрешен в том смысле, какой найдет нужным собрание. Во время рассмотрения какого-то менее важного вопроса я вышел из зала заседания, ко мне подошли два какие-то лица и просили меня выйти к матросам … Когда я вышел за двери, то, на подъезде дворца за колоннами, какой-то неизвестный человек, подозрительный по виду, не в военной форме, закричал: “Вот один министр в наших руках, что с ним делать?”. Крики вблизи меня были явно агрессивные, крики далее, на площади, наоборот, просили поговорить»...
Чернов выступил, в краткой речи сказал историю возникновения кризиса власти, сообщил, что «свое отношение к кризису Совет сейчас выясняет на заседании», и призвал не волноваться и расходиться.
Ему поставили вопрос: почему он до сего времени не издал закона о земельных сделках и почему, несмотря на пожелания Совета Кр. Деп. и Главн. Земельн. Комитета, правительство до сего времени не издало декларации о передаче земли народу. Чернов ответил, что этому мешают правительственные кризисы. «Сходя с трибуны, я заметил за колоннами, у входа, движение вполне определенное нескольких лиц … они окружили меня, не пуская к двери». Несколько лиц из Совета: Рязанов, Стеклов и др. пытались освободить Чернова, но их отталкивали. «Мне, стоявшему в тесном кольце, ничего не делали, а только не пускали меня и держали, пиджака на мне не разорвали. Подозрительная личность, командовавшая задержавшими меня матросами, все время указывала на стоящий вблизи автомобиль. Тогда вся группа, увлекая меня с собой, двинулась к этому автомобилю, причем группа лиц, вышедшая из Таврического дворца, пыталась схватить меня за руки и не пустить меня, но это не удалось … Меня отвели к автомобилю, я сам вошел в него, сел … В это время к автомобилю подошел появившийся из Таврического дворца Троцкий, который, встав на передок автомобиля, в коем я находился, произнес небольшую речь. Троцкий говорил, что кронштадтцы были всегда гордостью и славой революции, что они не могут поэтому хотеть никаких насилий над отдельными личностями»... И далее, предлагая отпустить Чернова, просил поднять руки тех, кто против. «Ни одна рука не поднялась; тогда группа, проводившая меня к автомобилю, с недовольным видом расступилась. Троцкий, как мне кажется, сказал, что вам, гражданин Чернов, никто не препятствует свободно вернуться назад, это было недоразумение. Все находившиеся в автомобиле могли свободно выйти из него, после чего мы и вернулись во дворец. Общая картина всего этого не оставила у меня сомнения, что здесь имела место попытка, заранее подстроенная, темных лиц, действовавших помимо общей массы рабочих и матросов, вызвать меня и арестовать».
Тов. Троцкий по поводу этого инцидента пишет в своих показаниях от 24 июля 1917 г. следующее [XXV]: «Попытка арестовать В. М. Чернова была произведена десятком субъектов, полууголовного, полупровокаторского типа, перед Таврическим дворцом 4 июля. Эта попытка была сделана за спиною массы. Я сперва решил было выехать из толпы вместе с Черновым и теми, кто хотел его арестовать на автомобиле, чтобы избежать конфликтов и паники в толпе. Но подбежавший ко мне мичман Ильин-Раскольников, крайне взволнованный, воскликнул: “Это невозможно, это позор! Если вы выедете с Черновым, то завтра скажут, будто кронштадтцы его арестовали. Нужно Чернова освободить немедленно”. Как только горнист призвал толпу к тишине и дал мне возможность произнести короткую речь, заканчивавшуюся вопросом: “Кто тут за насилие, пусть поднимет руку”, — Чернов сейчас же получил возможность беспрепятственно вернуться во дворец».
Тов. Раскольников и другие приветствовали кронштадтцев за освобождение Чернова, и митинг продолжался.
После окончания демонстрации большая часть кронштадтцев в этот же вечер отправилась обратно в Кронштадт, не пожелавшие вернуться были расквартированы в гренадерском полку, в Морском училище, в гардемаринских классах, во 2-м Балтийском полуэкипаже и человек около 400 во дворце Кшесинской.
Главным распорядителем этой демонстрации был тов. Раскольников, организатором же по части доставки из Кронштадта провизии, ее распределения и прочего был тов. Рошаль.
Теперь вернемся опять к общей картине событий 4 июля. «Правда» 5 июля пишет:
 |
«4 июля в двенадцатом часу в Петроград пришли войска из Кронштадта. Огромной длинной лентой они прошли по городу в полном вооружении. Отряды матросов чередовались с отрядами солдат. За ними шли огромные манифестации рабочих Петроградского и Василеостровского районов. Впереди и сзади рабочих манифестантов — вооруженные рабочие дружины. По бокам находились броневые автомобили. На всех многочисленных знаменах — только две надписи: “Долой министров-капиталистов” и “Вся власть Совету Раб., Солд. и Кр. Депутатов”.
На многих улицах города идет беспорядочная стрельба, наводящая панику на обывательскую публику, многие из этой публики спешат на вокзалы, покидая все и удирая из Питера...
В 3 часу дня по Невскому проспекту заворачивая из Садовой ул. направилась к Таврическому дворцу манифестация Василеостровского района. Шествие происходило в следующем порядке: кронштадтцы, ученики различных морских школ, затем двигался Балтийский завод, все шло мирно и спокойно, стройными рядами»... Но вот с углового дома, в котором помещается контора «Вечернего Времени», или из соседних с ним, раздалась беспорядочная и частая стрельба, результатом которой в первый момент — переполох, но публика быстро оправилась, матросы восстановили порядок и под звуки марсельезы двинулись. Против дома (рядом с домом Елисеева) снова стрельба, по-видимому, с дому или крыши.
«Стрельба по манифестантам носила ясно провокационный характер, но матросы на провокацию не поддались и пошли дальше. Интересно задать вопрос обитателям этих фешенебельных домов, кто и с какой целью палил по рабочим-манифестантам … Были обыски в районе Кирочной и Литейного, с чердаков сняли несколько пулеметов».
В этот же день происходило объединенное заседание ВЦИК и И[сполнительного] К[омитета] В. С. К. Р. Д., которое началось в 5 ч. 30 мин. вечера. (Изложение ведем по «Известиям П. С. Р. и С. Д.».)
На заседании присутствует около 90 представителей 54 фабрик и заводов. Для заявлений слово дается 4 представителям Петроградских рабочих и 1 представителю Петергофского С. Р. и С. Д.
1-й представитель заводов: «Странно, когда приходится читать воззвание ЦИК, где рабочие и солдаты называются контрреволюционерами. Наше требование — общее требование рабочих — вся власть Советам Р. и С. Д. Это требование вам и предъявлено. Факт совершившийся. И с этим надо считаться».
Заявление 2-го представителя: «Вы видите, что написано на плакатах. Таковы решения, вынесенные рабочими. На заводах нам грозит голод. Мы требуем ухода 10 министров-капиталистов. Мы доверяем Совету, но не тем, кому доверяет Совет. Наши товарищи министры-социалисты пошли на соглашение с капиталистами, но эти капиталисты — наши кровные враги. Мы требуем, чтобы немедленно была взята земля, чтобы немедленно был учрежден контроль над промышленностью, мы требуем борьбы с грозящим нам голодом».
3-й представитель: «Земля должна перейти немедленно к крестьянам до Учр[едительного] Собрания. Власть немедленно должны взять Советы. Довольно кормить словами».
4-й представитель: «Масса своим чутьем видит, что положение страны безвыходное. Перед вами не бунт, а вполне организованное выступление. Мы требуем перехода земли к крестьянам. Мы требуем, чтобы были отменены приказы, направленные против революционной армии. Мы требуем принять все меры борьбы с саботажем и локаутами промышленников и капиталистов. Необходимо установить контроль над производством. Пока соглашательская политика с буржуазией будет продолжаться, не может быть успокоения в стране. Довольно отогревать эту гадину за пазухой. Сейчас, когда кадеты отказались с вами работать, мы спрашиваем вас, с кем вы еще будете сторговываться. Мы требуем, чтоб власть перешла в руки Всеросс. Совета Р., С. и К. Д.».
Представитель от Петергофского С. Р.и С.Д. говорит от имени 20 000 человек населения: «Я заявляю требование: передача власти в руки Советов».
Представитель запасного гвардейского Остзейского полка заявляет, что полк требует перехода власти к советам.
Председатель говорит, что вопрос о кризисе власти стоит в порядке дня, но ответить делегатам, когда он будет разрешен, собрание не может. Делегаты, по предложению председателя, покидают собрание.
Церетели: «Нынешние обстоятельства делают невозможным в Петроградской атмосфере выполнить какие-либо новые решения … Вокруг атмосфера гражданской войны … Единственный исход для демократии: санкционировать создавшееся в правительстве положение. Признать В[ременное] п[равительство] в том составе, в котором оно осталось, носителем революционной власти. Назначить чрезвычайный съезд советов через две недели и поставить в порядок дня съезда окончательное решение вопроса о В[ременном] п[равительстве]. И созвать съезд в таком месте, где он мог бы работать беспрепятственно, лучше всего в Москве». Собрание прерывается для выслушивания делегата от путиловцев, который заявляет, что если Церетели не выйдет сейчас, чтобы дать им объяснения, то они сами придут и вытащат его.
Председатель заявляет, что Церетели выйти не может, т. к. он — докладчик по разбираемому вопросу. (Конец этого инцидента см. выше).
Далее идут обширные прения, в которых Мартов, Камков, Суханов высказываются за передачу власти Советам, от партии большевиков с речами выступают т.т. Луначарский и Зиновьев [XXVI].
Луначарский: «Здесь указывали на то, что нельзя обсуждать и решать под давлением демонстрирующих частей населения. Но это формальное соображение не соответствует истинному положению дел. Требование передачи всей власти в руки Советов — требование большинства всей российской демократии. И я очень сомневаюсь, чтобы представители крестьянства при поименном голосовании высказались за разделение власти между саботирующей буржуазией и демократией.
Недостойно цепляться за буржуазию. Население волнуется, потому что оно объято паническим страхом перед угрожающей ему гибелью. Это движение стихийное — и не мы его вызвали.
Опасность есть, положение угрожающее. Опасность грозит со стороны буржуазии, которая противодействует революции. Когда массы это почувствовали, они поняли, что власть не должна оставаться у представителей буржуазии. И единственно, что делали большевики, это — старались придать этому стихийному движению организованный вид. Великая заслуга большевиков в том, что они организуют массы, если бы не они — вы давно бы захлебнулись в анархии.
С какого это времени буржуазия стала так дорога социалистам. С каких это пор социалисты готовы вступить в братоубийственную бойню из-за октябриста Годнева? Власть должна быть народная.
Наш долг взять власть в свои руки, как бы безнадежно положение ни было. Пусть мы захлебнемся, пусть мы погибнем, мы здесь апеллируем к истории и выполним свой долг».
Зиновьев: «Кризис создался, с одной стороны, отказом буржуазии от участия в правительстве и, с другой стороны, тем, как реагировали на это рабочие и солдаты Петрограда.
Уход кадетов далеко не доктринерство. Наивно думать, что они отказались от портфелей из-за украинского вопроса. Они действовали с расчетом. Они действовали согласно своим классовым интересам. Они оставили власть в ту минуту, когда государство оказалось в критическом и грозном положении. В этот момент они сложили с себя ответственность. Думать, что движение последних дней есть работа агитаторов — предрассудок. Это движение стихийное, вызванное чрезвычайно тяжелым экономическим их положением.
Наша партия сделала все, чтобы сообщить стихийному движению рабочих организованный характер, и в настоящий момент наша партия редактирует воззвание к рабочим и солдатам Петрограда не выходить на улицу, прекратить демонстрации.
Съезд, высказавшийся за существование коалиционного правительства, не давал зарока никогда, ни при каких обстоятельствах не брать власть в руки.
Сейчас положение изменилось, сейчас создались такие условия, при которых вопрос о власти должен быть решен. И он должен быть перерешен в том смысле, как мы предлагали.
Вы заменили прежнее соглашение с буржуазией, соглашением с отдельными буржуа, ибо, я спрашиваю: кто стоит за октябристом Годневым? кто стоит за другими буржуазными членами правительства?
Положение создалось такое, при котором остается один выход — взять всю власть в свои руки. Если вы это сделаете — вы будете пользоваться доверием и поддержкой всей демократии. Вы спасете революцию».
В результате долгих и длинных прений в 4 часа ночи большинство присутствующих против 40 и при 3 воздержавшихся принимает резолюцию, предложенную меньшевиками и с.-р. Резолюция оставляет «всю полноту власти в руках теперешнего правительства» и находит необходимым «созвать через 2 недели полное собрание И[сполнительного] К[омитета] рабочих, крестьянских и солдатских депутатов с представительством с мест для решения вопроса об организации новой власти», пока же «озаботиться временным замещением вакантных должностей по управлению министерствами лицами, по соглашению с ВЦИК и И[сполнительным] К[омитетом] С. К. Д.»
Демонстрация 4 июля носила чрезвычайно грандиозный характер, по общему признанию самых разнообразных свидетелей в ней участвовало не менее 500 тысяч человек, и это несмотря на объявление, расклеенное везде с утра от Временного Правительства, которое гласило:
Ввиду выступления некоторых воинских частей, происходившего 3 июля и в ночь на 4, в результате чего оказались раненые, манифестации воспрещаются.
А также вопреки опубликованному воззванию ВЦИК и категорическому приказу Половцева следующего содержания:
Главнокомандующий войсками Петр. округа издал следующий приказ: «Исполняя приказ В[ременного] П[равительства] очистить Петроград от людей, с оружием в руках нарушающих порядок и угрожающих личной и имущественной безопасности граждан, предлагаю жителям столицы не выходить без крайней необходимости на улицы, запереть ворота домов и принять меры против возможного проникновения в дома неизвестных лиц.
Воинским частям предлагаю приступить немедленно к восстановлению порядка на улицах. Половцев».
Милюков в «Истории второй русской революции» пишет о положении Временного правительства в июльские дни следующее: «Был момент, когда положение правительства казалось безнадежным. Преображенцы, семеновцы, измайловцы, не примкнувшие к большевикам, заявили и правительству, что они сохраняют “нейтралитет”. На Дворцовой площади для защиты штаба были только инвалиды и несколько сотен казаков. Войска из окрестностей Петрограда, вызванные главнокомандующим округом генералом Половцевым, могли явиться только к вечеру. В ожидании их приказ Половцева воинским частям “приступить немедленно к восстановлению порядка” оставался мертвой буквой … Наконец, около 7 часов вечера … пришли на Дворцовую площадь и подкрепили инвалидов 9 кавалерийский полк, Владимирское военное училище, первый казачий полк» (стр. 243 и 245). Однако за все это время не было ни одной попытки захватить какое бы то ни было учреждение. 4 июля Центральный Комитет большевиков постановил демонстрацию прекратить и призвать 5 июля рабочих к станку, а солдат в казармы. Что же касается убитых и раненых, то цифра их по сравнению с движением очень невелика. Правительство Керенского, которое было чрезвычайно заинтересовано раздуть цифру пострадавших, ничего не могло добыть для себя в этом смысле положительного. По донесениям всех участков и всех больниц г. Петрограда (собранным следственной комиссией тотчас после событий), убитых было всего 29 человек, ранено 114. Таким образом «Известия П.С.Р. и С. Д.», сообщавшее вскоре после событий, что число убитых и раненых достигает 400 человек, преувеличило действительную цифру только в два с половиною раза. Мы должны еще указать, что в число, указанное нами, входят не только убитые от провокационных выстрелов буржуа с крыш и чердаков и от стрельбы самих демонстрантов или случайных выстрелов, но и убитые и раненые во время провокационного обстрела из окон и чердаков 6 июля прибывших с фронта войск, последнее очевидно производили правые заговорщики.Балтфлот узнал поздно о событиях в Петрограде:
4 июля Центральный Комитет Балтийского флота созвал экстренное соединенное заседание судовых комитетов. Председатель Ц. Ком-та Балтийского флота Дыбенко огласил две секретные юзограммы помощника морского министра Дударева. В первой Дударев телеграфировал командующему флотом Вердеревскому приказ Вр[еменного] правительства выслать в Петроград миноносцы: «Победитель», «Забияк», «Гром» и «Орфей», дабы не допустить в Петроград мятежников со стороны Кронштадта (в телеграммах указывалось, что Вр[еменное] правительство действует в контакте с ВЦИК). Вторая телеграмма Вр[еменного] правительства за подписью того же капитана Дударева требовала от командующего флотом, чтобы он не допустил выхода из Гельсингфорса судов в Кронштадт, не останавливаясь даже перед потоплением некоторых кораблей подводными лодками.
Адмирал Вердеревский [XXVII], получивший эти телеграммы, передал их Центр. Комитету Балт. флота с заявлением, что он лично исполнить приказ Вр[еменного] правительства не считает возможным, даже в том случае, если ЦК Балт. флота признает это необходимым.
Обсудив положение, заседание приняло следующую резолюцию:
ЦК Балтийского флота совместно с членами судовых комитетов в заседании своем 4-го сего июля в ответ на юзограмму т. морского министра Дударева постановил: срочно послать эскадронный миноносец «Орфей» в г. Петроград, на который командировать по одному члену судовых комитетов и членов Центрального Комит. Балтийского флота, как выразителей мнения всего объединенного флота, для сообщения точных сведений текущего момента, происходящего в г. Петрограде, и для ареста помощника морского министра Дударева, проявившего явно контрреволюционное действие в отношении трудовой демократии.
Делегация приехала в Петроград в составе 67 человек 5 июля, посетила объединенное заседание ВЦИК и И[сполнительного] К[омитета] В. С. К. Д.; последнее при делегации вынесло одобрение Дудареву. 7 июля вся делегация Балтфлота была арестована.
5 июля Ц.К. большевиков опубликовал с утра воззвание о прекращении демонстрации (выдержки из воззвания): «Товарищи, в понедельник вы вышли на улицу. Во вторник вы решили продолжать демонстрацию. Мы звали вас вчера на мирную демонстрацию. Мы ставили ее целью показать всем массам трудящихся и эксплуатируемых силу наших лозунгов, их вес, их значение, их необходимость для освобождения народов от войны, от голода, от гибели. Цель демонстрации достигнута … Мы постановили поэтому закончить демонстрацию. Пусть все и каждый мирно, организованно прекратят забастовку и демонстрацию»...
И действительно 5 июля демонстраций и выступлений уже не было, но зато уже в ночь под пятое число начали свои налеты на пролетарские организации контрреволюционные банды.
«5 июля около 6 часов утра, когда выпускающий редактор “Правды” мирно спал … к помещению редакции газеты “Правды” подъехал автомобиль, нагруженный сборной командой юнкеров и солдат с пулеметами, который немедленно был поставлен на окно редакции. Вслед за тем находящиеся на автомобиле солдаты ворвались в помещение и … начался обыск. Картина, которую представляла собою “редакция” через несколько часов после ухода непрошенных гостей, была потрясающая. Ящики столов были взломаны, вытащены и валялись в куче в углу, весь пол был завален рукописями и другой бумагой, стулья свалены, один стол поломан, пишущая машинка сломана и брошена на кипу каких-то рукописей, телефоны оборваны и прочее. Караульные и служащие редакции конторы были приехавшей бандой арестованы, некоторые избиты и только после долгих мытарств и допросов в штабе отпущены».
В эту же ночь была разгромлена и типография «Труд», которая была куплена на деньги рабочих, сборы которых «Правда» производила непрерывно в последние 3 месяца. (До 15 июня рабочими было собрано 170 тысяч, вся типография была куплена за 225 тысяч.) Типография предназначалась для печатания газеты «Правда». Вот какую картину представляла эта типография по словам газеты после разгрома:
«Разгром произведен организованно с полным расчетом. Громили все: и контору, и наборную, и машинное отделение. В конторе все разбито и уничтожено. Не пощадили даже телефоны и пресс-бювары. Столы изломаны, бумаги либо утащены, либо изорваны в клочки. Действовали ломами и “фомками”, как истинным разбойникам и подобает. Такую же картину представляет и наборная. Шрифт смешан и разбросан по полу. Масса шрифту просто украдена. Но самое тяжелое впечатление остается от машинного отделения. Гиганты-ротационки, чудеса типографской техники стоят сиротливо без ремней (ушли громилам на подошвы) с разбитыми механизмами. Исковерканы монотипы, которых сейчас совершенно немыслимо заменить. Разбиты клавиатурные машины».
На улицах 5 июля казаки и юнкера арестовывают матросов, солдат и рабочих, которые в одиночку и группами показываются здесь или там, и отправляют их в тюрьмы и гауптвахты.
Комендантом дома Кшесинской 5 июля был назначен т. Раскольников, и в его распоряжении находился караул, состоявший из матросов и солдат. Когда после разгрома редакции «Правды» и ее типографии начали ходить слухи, что озлобленная чернь собирается произвести нападение на дворец Кшесинской, т. Раскольников послал бумагу в Кронштадтский Исп. Комитет, прося выслать несколько легких орудий и несколько пулеметов. Такая же бумага была послана им и в Центр. Ком. Балтийского флота. Вечером он по телефону сообщил, что опасность миновала, и орудия не нужны.
5 июля весь день в д. Кшесинской шло совещание Ц. Комитета, а также Военной организации. В 1 час дня Ц. К. вынес следующее решение:
1. Вчерашней резолюции о прекращении демонстрации не отменять.
2. И[сполнительному] К[омитету] и Военной организации поручить организовать самую строгую информацию в особенности на выяснение того, почему Половцев разводит мосты, организовать постоянные сношения между всеми частями войск в Питере и дать лозунг быть готовым ко всему, но не принимать никаких шагов без распоряжения Военной организации, действующей под руководством Ц. К.
3. Принять меры к изданию «Правды» и листов, а равно предъявить запрос во ВЦИК по поводу разгрома «Правды» и разведения мостов.
Так как Военная организация вынесла решение, что все кронштадтцы без исключения должны сегодня же вернуться домой, то Раскольников, Рошаль и Ярчук объехали на автомобиле все казармы, где помещались оставшиеся кронштадтцы, призывая их вернуться в Кронштадт. Все согласились сегодня же уехать в Кронштадт, но лишь при обязательном выполнении следующих условий: 1) все арестованные кронштадтцы должны быть освобождены, 2) все отобранное оружие возвращается и 3) кронштадтцам гарантируется безопасность возвращения из Петрограда в Кронштадт. Когда после объезда казарм т.т. Раскольников и Рошаль вернулись во дворец Кшесинской, то здесь они встретились с делегацией в 8 человек (Шугрин, Донской, Ремнев и др.), которая приехала от Кронштадтского Исп. К-та с требованием во ВЦИК возвратить всех кронштадтцев на тех же условиях, какие предъявили и кронштадтцы, оставшиеся в Петрограде. Вечером делегация Кронштадтского Исп. К-та совместно с Раскольниковым и Рошалем поехала на катере в Таврический дворец.
Надо сказать, что днем в Ц. К. партии большевиков прибыли представители ВЦИК во главе с Либером для переговоров об окончательной ликвидации вооруженной демонстрации и возвращения кронштадтцев домой.
На совещании во дворце Кшесинской, состоявшемся при участии присланных ВЦИК членов президиума во главе с Либером и членов Ц. К. партии и Военной Организации, произошло соглашение: ВЦИК и Правительство обязалось: 1) не допускать каких бы то ни было погромов и репрессий в отношении партии большевиков, 2) выпустить всех арестованных во время демонстрации, за исключением совершивших уголовное деяние. Ц. К. же партии большевиков обязался: 1) увести матросов в Кронштадт, 2) снять роту пулеметчиков, поставленную для усиления гарнизона в Петропавловской крепости, 3) снять с постов броневики и караулы. Мосты, разведенные штабом еще 3 июля, немедленно свести вновь [XXVIII]. Большевики взятые на себя условия об уводе броневиков исполнили.
Но к вечеру соотношение сил переменилось, к Петрограду начали подходить вызванные с фронта войска, и Богданов, встретивший делегацию кронштадтцев, во главе которой был Раскольников, заявил, что кронштадтцы будут выпущены в Кронштадт лишь после того, как сдадут оружие представителям Петроградского Исп. К-та, оружие это будет с ними же отправлено в Кронштадт. Делегация это требование приняла, но... их вызвали несколько раз подряд в Военную комиссию, каждый раз увеличивая требования, и, наконец, предъявили ультиматум: дать немедленное согласие на разоружение и отправку кронштадтцев домой, при чем оружие за ними не отправляется, а оставляется в распоряжении военных властей. Делегации ультиматума не приняла и уехала.
Надо предполагать, что по частям или в одиночку, быть может, переодевшись, но все матросы из Петрограда 5-го и в ночь на 6-е переправились в Кронштадт, так как по показанию свидетелей к утру 6 июля осталось только 120 кронштадтцев во дворце Кшесинской на охране, кроме них на охране этого же дома был караул из 60 солдат гренадерского полка.
Картина занятия дворца Кшесинской рисуется «Известиями П.С.Р. и С. Д.» следующим образом:
«В ночь на 6 июля, главнокомандующим петроградским военным округом был отдан приказ об очищении дворца Кшесинской и Петропавловской крепости от организаций и лиц, не желающих подчиниться постановлениям Временного правительства.
В 3 часа к крепости был двинут запасной батальон Петроградского полка. Батальону в помощь была придана пулеметная команда, 1 рота семеновцев, 1 рота преображенцев, учебная команда Волынского полка и 2 оружия.
Кроме того, броневой отряд, состоявший из 8 машин, был разделен на две части, при чем одна, левый фланг, отправилась к Петропавловской крепости и дворцу Кшесинской, через Дворцовый мост по Кронверкскому пр. на Каменноостровский пр., а другая часть — через Троицкий мост.
В таком же порядке двигались и пехотные части. По прибытии броневиков к углу Кронверкского и Каменноостровского пр. из Петропавловской крепости вышла депутация старого гарнизона, заявившая, что гарнизон крепости подчиняется Исполнительному Комитету Совета Р. и С. Д. Делегация, кроме того, указала на то, что 16 рота 1-го пулеметного полка, вошедшая в Петропавловскую крепость, вполне лояльна и в течение всей ночи несла караульную службу в крепости. Причем делегация заявила, что 16 рота вошла в Петропавловскую крепость именно только с целью несения караула».
 |
В 7 часов утра пом. командующего Кузьмин потребовал очистить особняк Кшесинской. Находившиеся в особняке кронштадтцы, не желая отдать оружие Кузьмину, начали делать перебежку в Петропавловскую крепость.
(По «Известиям».) «В момент подхода броневиков к дворцу Кшесинской, из него началась усиленная перебежка матросов и солдат в Петропавловскую крепость, когда же автомобиль “Бойкий” двинулся наперерез перебегающим, оказалось, что перебежка была уже окончена».
Далее войска заняли особняк Кшесинской, но там никого, кроме нескольких служащих женщин и мужчин, не было.
Для улаживания конфликта с Петропавловской крепостью т. Сталин около 7 часов утра отправился во ВЦИК и предложил ВЦИК принять меры к тому, чтобы Кронштадт бескровно ликвидировал свое выступление. Вместе с Богдановым они переговорили с делегацией матросов, которая согласилась на предложенный вчера вечером ВЦИК ультиматум: именно сдать оружие и позволить себя переписать. Далее они все направились в Петроп. крепость и получили на это согласие от находившихся там матросов. Оружие было сдано, кронштадтцы переписаны и, построившись, пошли на ожидавшие их суда для отъезда в Кронштадт. Сопровождали их до посадки члены Исполнительного Комитета С. Р. и С. Д. По поводу принятия условий, выставленных ВЦИК, т. Зиновьев пишет:
«Поздно 5 числа мне пришлось еще дважды выступить в стенах Таврического дворца: 1) на собрании руководителей кронштадтцев [присутствовали Ламанов (беспартийный), Раскольников, Рошаль и др.], где обсуждался вопрос, принять ли условия Исполнительного Комитета на счет разоружения кронштадтцев и их возвращения в Кронштадт. Троцкий, Каменев и я единодушно высказались за то, чтобы эти условия принять и в Кронштадт немедленно вернуться. Кто-то возразил, что предложение Исполнительного Комитета о том, чтобы всех возвращающихся кронштадтцев переписать, неприемлемо. Мы заявили, что надо принять и это условие. Нам нечего бояться быть переписанными. Напротив, если, паче чаяния, среди приехавших есть сомнительные элементы, пусть они будут обнаружены. Мы больше всех этим заинтересованы. Кронштадтцы согласились с нами, и этим было предрешено мирное возвращение кронштадтцев к себе домой».
Так кончилось выступление рабочих и солдат 3 и 4 июля на улицах Петрограда. Тов. Ленин в июле же 1917 г. так писал об июльских днях [XXIX]:
«Мы, как представители партии революционного пролетариата, скажем, что наша партия всегда была и будет вместе с угнетенными массами, когда они выражают свое тысячу раз справедливое и законное возмущение дороговизной, бездеятельностью и предательством “социалистических министров”, империалистской войной и ее затягиванием. Наша партия исполнила свой безусловный долг, идя вместе со справедливо возмущенными массами 4 июля и стараясь внести в их движение, в их выступление возможно более мирный и организованный характер».
6 июля в течение всего дня в Петроград прибывали различные войсковые части пятой армии.
Прибыла 14 кавалерийская дивизия, 14 Донской казачий полк, уланская дивизия, 177 Изборский полк, Малороссийский, Драгунский полки и другие. На Знаменской площади с крыши одного дома неизвестно кем была открыта пулеметная стрельба в проходивший по улице только что прибывший 117 Изборский пехотный полк. В это же время 3-й эшелон этого же полка был обстрелян из пулемета с чердака д. № 14 по Миргородской улице около Николаевского вокзала. Найдены в обоих случаях места установки пулеметов, но виновники не обнаружены. Такая же провокационная стрельба из окон домов по прибывающим частям наблюдалась во многих других местах.
6 июля В[ременное] п[равительство] издало следующее постановление:
«Всех участвовавших в организации и руководстве вооруженным выступлением против государственной власти, установленной народом, а также всех призывавших и подстрекавших к нему, арестовать и привлечь к судебной ответственности, как виновных в измене родине и предательстве революции».
6 июля — никаких демонстраций. По улице дефилируют конные войска, вызванные с фронта. Из окрестностей Петрограда вызваны юнкера. На улице кишат агенты контр-разведки, проверяют паспорта и арестовывают кого попало. На углу Литейного пр. и Шпалерной улицы убит черной бандой рабочий тов. Воинов (большевик) за то, что распространял «Листок правды», — последний выпуск разгромленной накануне «Правды».
Как расправлялись в контрразведке Керенского с арестованными матросами, рабочими и солдатами, показывает следующее сообщение:
Кронштадт. Газета «Пролетарское дело» печатает рассказ машиниста Фадеева и матроса об аресте их в Петрограде:
«7 июля в 9 часов утра мы отправлялись в свои части г. Кронштадта. Но вдруг мы были арестованы конвоем юнкеров и препровождены в штаб округа. Когда мы подошли к штабу, то нас остановили, и в это время другой конвой провел около 10 арестованных, которые все были избиты, по лицу каждого из них струилась кровь, у кого из ушей, у кого из носа.
Нас посадили в камеру, где сидела делегация Балтийского флота. Часов в 6 вечера, нас перевели в подвал штаба округа. В 5 часов утра привели к нам в камеру 5 рабочих. Юнкера и казаки тут же начали избивать их прикладами, говоря: “Вот вам большевикам, вот вам земля”... Потом нас отправили за Нарвскую заставу на гауптвахту 2-го комендантского управления. Мы пробыли там две ночи... В продолжение этих двух ночей приходили закрытые автомобили и увозили арестованных неизвестно куда»...
6 июля В[ременное] п[равительство] издало постановление об аресте Ленина, Зиновьева и Каменева. (Как известно, т.т. Ленин и Зиновьев скрылись, т. Каменев был арестован). 23 июля были арестованы т.т. Луначарский и Троцкий, 13 июля арестован т. Раскольников и др.. 14 июля арестован т. Рошаль, в эти же дни арестована т. Коллонтай и многие другие.
 |
7 июля В[ременное] п[равительство] постановило: «все воинские части, принимавшие участие в вооруженном мятеже 3, 4 и 5 июля 1917 г. в Петрограде и его окрестностях, расформировать и личный состав их распределить по усмотрению военного, и морского министра». Ночью 7 июля было черносотенной бандой разгромлено помещение союза металлистов, и 7 же июля издан приказ о роспуске Центр. Комитета Балтфлота и аресте его вождей.
8 июля на Дворцовой площади, окруженной юнкерами, кавалерийскими частями и войсками, прибывшими с фронта, происходило разоружение 1-го пулеметного полка. Выяснилось, что многие солдаты полка разбежались и не явились для сдачи оружия. При сдаче обнаружен большой недостаток пулеметов. После разоружения солдаты 1-го пулеметного полка отправлены под конвоем в Соляной городок, откуда будут частями посылаться на фронт («Речь»).
11 июля «Речь» сообщает:
«Расформированы и обезоружены запасный батальон гвардейского гренадерского полка и 180 запасного пехотного полка. Приступлено к разоружению и расформированию запасного батальона Московского полка и 1-го запасного пехотного полка».
11 июля отправлена на фронт последняя партия солдат старше 40 лет, упорно не желавших явиться в свои части. Всего за три дня отправлено свыше 20 000 солдат» («Речь»).
12 июля восстановлена смертная казнь на фронте для солдат.
14 июля в трогательном единении ВЦИК, ИК В.С.К.Д. и Совет союза казачьих войск хоронили своих защитников — 7 казаков, убитых при подавлении рабоче-солдатской демонстрации в июльские дни. Во главе с попами и всем православным причтом тела их отпели сначала в Исаакиевском соборе и потом с крестным ходом унесли в Александро-Невскую лавру.
На этом мы и закончим пока летопись подвигов правительства Керенского—Церетели после июльских дней, которую можно бы продолжить бесконечно.
В заключение мы лишь остановимся еще на одной страничке деятельности этого правительства и партий, его выставивших — страничке, которая показывает, до какого глубокого падения могут дойти социал-соглашатели, вступивши раз в союз с буржуазией.
В день прихода войск с фронта черносотенный листок «Живое слово» за подписью Алексинского начал поход против партии большевиков — в лице ее вождя т. Ленина. Г. А. Алексинский — ренегат от большевизма, журналист, еще за границей за время империалистической войны успел так прославиться клеветами и использованием печатного слова, как орудием беззастенчивого сведения счетов со своими личными и политическими противниками, что журналисты различнейших партий в Париже исключили его из своей среды, объявив клеветником. Свой поход против партии большевиков этот господин (которого приютила в своих рядах плехановская организация «Единство») естественно начал с клеветы.
Содержание клеветы следующее: Некий прапорщик Ермоленко попал в германский плен и там согласился на предложение германских военных сфер: «ехать в Россию, но с целью вести пропаганду идеи скорейшего заключения мира и отделения Украины от России». (Из газеты «Живое Слово».) «Офицеры германского генерального штаба ему сообщили, что такого же рода агитацию ведут в России агенты германского генерального штаба председатель союза освобождения Украины Скоропись-Иолтуховский и Ленин». Вот и все!
Само по себе это показание «некоего» германского шпиона, слыхавшего «нечто» от каких-то полулегендарных, вернее мифических лиц, просто анекдотично. Но «на безрыбьи и рак рыба». Тотчас все буржуазные газеты подхватили и стали пережевывать на все лады это сообщение, бомбардируя им обывателя. Правительство Керенского пришло им на помощь, обвинив большевиков в том, что июльские дни явились в результате заговора большевиков против Временного правительства с целью захвата власти.
Клевета и обвинение большевиков в заговоре предназначались для прибывших с фронта войск и «черни», о чем проболтался в печати сам Переверзев — тогдашний министр юстиции. Поэтому и то и другое было сшито белыми нитками, и господа из министерства юстиции даже не потрудились придать им хотя бы несколько правдоподобный вид. Так, в опубликованном вскоре же после июльских дней обвинительном акте (22 июля) т. Троцкий обвиняется за проезд через Германию вместе с т. Лениным, однако он там и не бывал, а проехал в Россию через Швецию. Против т. Зиновьева, как улика, что он работал в пользу германцев, выставляется тот факт, что в начале войны он с Лениным были арестованы в Галиции, а затем их, не в пример другим, быстро выпустили. На самом деле его никто и не арестовывал.
В ответ на этот обв. акт т. Ленин метко замечает [XXX]: «Но я, кажется, все-таки побил рекорд по части преследования интернационализма, ибо меня в обоих воюющих коалициях преследовали как шпиона. В Австрии — жандармы, в России — Алексинский, кадеты и К°».
Какие слои питали клеветников, видно из того, что 11 июля «Главный совет военной лиги» послал Алексинскому в «Единство» телеграмму, где пишет: «Военная лига... с напряженным вниманием следила за вашей неустанной борьбой с преступной агитацией... И теперь Главный совет военной лиги считает своим долгом горячо приветствовать вас».
Не было ни одного почти имени среди видных большевиков, на которое бы г.г. Бурцевы-Алексинские не возвели в июле клевету или в провокации, или шпионаже немцам или еще в чем-нибудь. Это было бы ничего, если бы зарвавшиеся черносотенцы и клеветники не стали бы тотчас же обвинять в этих же грехах и меньшевистско-эсеровских заправил Чернова и Дана. Огорченный Чернов тотчас же подал в отставку, а Дан 22 июля опубликовал следующее заявление: «Г. Алексинский издает погромный и клеветнический листок (“Без лишних слов”), под которым с охотой поставил бы свою подпись г. Пуришкевич. В № 2 этого листка редакция его повторяет наглую ложь, уже опровергнутую однажды “Известиями”. Между прочим, повторяет она и то, будто я знал о каком-то мнимом якшании т. Мартынова и других с немецким консульством в Цюрихе, знал и скрывал.
Пора положить конец подвигам человека, официально объявленного “бесчестным клеветником”. Пора положить конец тому потоку грязи, которым этот господин и его подручный г. Доброхотов стараются забрызгать всех без разбора. Пора вывести этих субъектов за ушко на солнышко. Поэтому я решил привлечь г.г. Алексинского и Доброхотова к суду за клевету. Скамья подсудимых, быть может, окажет на них небесполезное действие. Ф. Дан».
Очевидно, г. Алексинский и К° так вошли во вкус, что размахнулись через меру. В результате, «июльское дело» конфузливо пришлось замять. А министерство юстиции было 31 августа даже принуждено печатно заявить, что представители министерства юстиции, сообщившие «ложные слухи» про т. Каменева, привлекаются самим же министерством к суду (?) — нечто вроде унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла.
Подводя итоги июльского движения, можно сказать следующее. Значение июльских дней было очень велико и положительно для дальнейшего развития революции, так как они явились важным моментом для классового сознания масс. Они помогли изжить русскому пролетариату в один месяц иллюзии насчет вождей социал-оборончества, которые западно-европейский пролетариат изживает годами. Июльские дни принудили меньшевиков и с.-р. выявить вполне не только присущее им революционное бессилие, но и свою контрреволюционную сущность.
С другой стороны, в широких массах трудящихся были раз и навсегда сломлены надежды на «мирное развитие» революции. Дальнейшая подготовка движения шла по линии захвата власти и гражданской войны и тем самым отвечала реальному содержанию момента.
Вместе с тем и русская буржуазия, так жаждавшая превратить июльские дни в июньскую кровавую баню (по примеру Франции [8]), потерпела тогда полное разочарование. Благодаря огромному влиянию, которым пользовалась партия большевиков в народных низах, последняя сумела быстро овладеть движением, во время ввести его в русло и прекратить демонстрации. Тем самым прекрасный момент для буржуазных заговорщиков был «утерян» и к счастью русских рабочих навсегда!
Примечания автора
[I] Для настоящей статьи использованы в качестве источников следующие материалы:
1) Архивные — «Дело об июльских днях» («Предв. следствие о вооруж. выступлении 3—5 июля 1917 г. в Петрограде против гос. власти»), 21 том, (архив Окт. Революции, Москва) и др. документы. 2) Газетные — «Правда», «Рабочий и солдат», «Солдатская правда», «Речь», «Известия Петр. С. Р. и С. Деп.» и др. газеты 1917 года. 3) Литературные — восп. Н.И. Подвойского «Военная организация Ц. К. РСДРП (б.) и военно-рев. комитет 1917 г.» («Кр[асная] летопись», № 6, 1923); Милюков «История второй русской революции», том 1, в. II (София, 1921) и проч. Сокращения, встречающиеся в статье: В. П. — Временное правительство, И. К. — Исполн. Комитет Петр. Совета Раб. и Солд. депутатов, П. К. — Петроградский Комитет (большевиков), И. К. В. С. Кр. Д. — Исп. Ком. Всер. Совета Крест. Депутатов.[II] См. «Ответ тов. Зиновьева» (по поводу «обвинительного акта») — «Рабочий и солдат», № 4, июль 1917.
[III] Доклад Подвойского на VI съезде партии 28 июля 1917 г.
[IV] См. «Ответ тов. Зиновьева» (по поводу «обвинительного акта») — «Рабочий и солдат», № 4, июль 1917 г.
[V] Там же.
[VI] Данная днем 3 июля заметка в «Правду» о решении не выступать вырезывается, поместить другую заметку оказалось невозможным, и 4-го «Правда» выходит с белым листом на первой странице.
[VII] Гарнизон Петропавловской крепости находился всецело под влиянием большевиков, после июльских дней он был расформирован.
[VIII] С утра 3 июля забастовало 5 тысяч грузчиков и низших служащих почтамта.
[IX] С 12 часов ночи у Таврического дворца на площади идет митинг. Здесь находятся следующие части: 1, 2, 3, 5, 6, 7, 8, 13 и 14 роты 1-го пулеметного полка, все роты 1-го пехотного полка, 4-я ружейная пулеметная рота, 6-й запасной саперный батальон в полном составе и другие. (По «Известиям»).
[X] В 3 часу ночи ко дворцу пришел весь Путиловский завод (более 30 тысяч) и своей массой занял всю площадь, которую освободили им солдаты, отправившиеся по домам. (По «Известиям П. С. Р. и С. Д.»).
[XI] См. «Дело об июльских днях», т. 19, стр. 8.
[XII] Большевик.
[XIII] См. «Ответ тов. Зиновьева» (по поводу «обвинительного акта») — «Рабочий и солдат», № 4, июль 1917 г.
[XIV] В этом полку пользовался особенным влиянием К. А. Механошин.
[XV] Показания командира полка. «Дело об июльских днях», т. 5.
[XVI] Показания помощника командира.
[XVII] Протокол приводим полностью. Копия протокола. См. «Дело об июльских днях», т. 5.
[XVIII] Архив Окт. революции. Июльское дело, т. 11.
[XIX] Тов. Раскольников и тов. Рошаль являлись тогда в Кронштадте наиболее популярными ораторами-большевиками.
[XX] Сначала с балкона говорили т.т. Невский, Подвойский, Лашевич и др., но солдаты требовали Ленина.
[XXI] См. «Дело о июльских днях», т. 18, стр. 111.
[XXII] Тов. Ленин уехал из Петрограда, по болезни, в четверг 29 июня, и вернулся только 4 июля утром.
[XXIII] См. «Ответ тов. Ленина» (по поводу расследования событий 3—8 июля) — «Рабочий и солдат», № 3, 1917 г.
[XXIV] См. «Дело об июльских днях», т. 10, стр. 58.
[XXV] См. «Дело об июльских днях», т. 18, стр. 49.
[XXVI] Приводим их речи в изложении «Известий П. С. Р. и С. Д.» за отсутствием других источников, так как исторически особенно большой интерес представляет позиция партии большевиков в эти дни, как партии, сумевшей оформить грандиозное стихийное выступление.
[XXVII] Адмирал Вердеревский был арестован вслед за Балтийской делегацией и посажен в Петрограде в Адмиралтейство.
[XXVIII] Последнее сообщение берем из статьи тов. Подвойского «Военная Организация Ц. К. Р. С.-Д. Р. П. (большевиков) и военно-революционный комитет 1917 г.» — «Красная летопись», № 6, 1923.
[XXIX] См. «Ответ т. Ленина» (по поводу расследования событий 3—8 июля) — «Рабочий и солдат», № 3, 1917.
[XXX] Там же.
Комментарии научного редактора
[1] Лашевич Михаил Михайлович (1884—1928) — российский революционер, советский военный деятель. С 1901 г. — член РСДРП, с 1903 г. — большевик. Подвергался ссылкам и заключениям. В 1915 г. призван на фронт, дважды был ранен, дослужился до старшего унтер-офицера, вел революционную пропаганду среди солдат. После Февральской революции — член ПК РСДРП(б) и Петроградского Совета, в котором позже стал секретарем и председателем большевистской фракции. Вел агитационно-пропагандистскую работу в частях Петроградского гарнизона. Один из организаторов Октябрьского восстания. На высших военных постах во время Гражданской войны и после нее. За участие в оппозиции был снят с постов. Умер в Харбине.
[2] Блейхман Иосиф Соломонович (1868—1921) — российский революционер. С 1904 г. — анархист-коммунист, вел пропаганду в профсоюзах. В 1914 г. сослан в Сибирь. В 1917 г. — лидер Петроградской федерации анархистов-коммунистов, участник Февральской революции. Член Петроградского и Кронштадтского Советов рабочих и солдатских депутатов, член Петроградского ВРК, участник Октябрьского восстания. С марта 1918 г. — доброволец Красной Армии. В 1920 г. — председатель Московского профессионального губотдела. Умер от легочной болезни.
[3] Семашко Адам Яковлевич (1889—1937) — российский революционер. С 1907 г. — член РСДРП. Во время Мировой войны был мобилизован, получил звание прапорщика. После Февральской революции — лидер революционного 1-го пулеметного полка. Ушел в подполье после июльских дней. Во время Гражданской войны — на высших военных постах. Затем на внешнеполитической работе: в 1921 г. — в ДВР, в 1922—1923 гг. — в Латвии. В 1923—1927 гг., после самовольного оставления своего поста, проживал в Бразилии. В 1927 г. вернулся в СССР, сразу был арестован и осужден на 10 лет. В 1937 г. осужден повторно и расстрелян.
[4] Кураев Василий Владимирович (1892—1938) — российский революционер. С 1914 г. — член РСДРП, вел пропаганду на Путиловском заводе. В 1915 г. призван в армию. После Октябрьской революции — активный участник установления советской власти в Пензе. В 1919 г. — на военно-политической работе в Красной Армии. В 1920—1921 и с 1925 г. — на руководящих постах в ВСНХ, Госплане РСФСР и СССР, Наркомземе и других организациях, в 1922—1925 гг. — на журналистской работе. В 1933 г. за критику внешнеполитического курса сталинского руководства отправлен в ссылку. В 1936 г. осужден на 5 лет лагерей. В 1937 г. приговорен к расстрелу.
[5] Телеграмму.
[6] Флеровский Иван Петрович (1888—1959) — российский революционер и журналист. Член РСДРП с 1905 г. Работал учителем, вел агитационную работу среди рабочих и крестьян, руководил партийными организациями. В 1909—1912 гг. — в архангельской ссылке. В 1913—1915 гг. работал в периодической печати. В 1915 г. выслан в Иркутскую губернию, вернулся после Февральской революции. В 1917 г. — один из лидеров кронштадтских большевиков. Во время Октябрьской революции — член Петроградского ВРК. После Октября — главный комиссар Балтийского флота. С мая 1919 г. на партийной и советской работе в Саратове. В 1923—1930 гг. — редактор в различных газетах. В 1930—1933 гг. — член коллегии Наркомата труда СССР, в 1933—1935 гг. — директор Института охраны труда. В 1935—1939 гг. — редактор газеты «Лесная промышленность». С 1939 г. — в руководстве Центрального лекционного бюро. С 1952 г. — персональный пенсионер.
[7] Брегман Лазарь Абрамович (1894—1925) — российский революционер. Большевик с 1914 г. В мае 1917 г. — член Кронштадтского комитета РСДРП(б), товарищ председателя Исполнительного комитета Кронштадтского Совета. Один из руководителей выступления кронштадтского гарнизона в Октябрьском восстании. Летом 1918 г. — председатель ревтрибунала в Кронштадте. Участник Гражданской войны. С лета 1920 г. — секретарь Кронштадтского комитета РСДРП(б). С 1921 г. — заведующий отделом здравоохранения в Василеостровском райкоме РКП(б) Петрограда, затем руководитель аппарата райкома партии.
[8] В июне 1848 г. буржуазией было спровоцировано выступление парижского пролетариата, жестоко подавленное.
Опубликовано в журнале «Пролетарская революция», 1923, № 5 (17).
Комментарии научного редактора: Роман Водченко.
Владимирова Вера Фёдоровна (урождённая Хрущёва Екатерина Михайловна, по мужу — Сафьянникова) (1888—1933) — российская революционерка-большевичка, историк, публицистка.
В 6-месячном возрасте была отправлена вместе с родителями в ссылку в Сибирь. В 1907 г. окончила Томскую Мариинскую женскую гимназию. С 1906 г. — член РСДРП(б), портниха. Подвергалась репрессиям со стороны царского правительства. Работала в Томской военной организации партии, затем в Севастополе, также в военной организации Брестского и Белостокского полков, в Петроградском горкоме партии, затем находилась на партийной работе в Кронштадте. Сослана в Сибирь. Работала в Союзе приказчиков г. Сретенска (Дальний Восток). Печаталась в большевистских изданиях. В декабре 1917 г. участвовала в вооруженном восстании в Иркутске. Подвергалась репрессиям со стороны правительства Колчака. Работала в Совете профсоюзов. В 1920 г. — заведующая губернской партийной школой. Затем в Москве, работала в Институте истории партии при ЦК (Истпарте). В 1929 г. по болезни переехала в Севастополь.
Автор книг: «Революция 1917 года. Хроника событий. Том 3. Июнь — июль». М.—Пг.: Госиздат, 1923; «Революция 1917 года. Хроника событий. Том 4. Август — сентябрь». М.—Пг.: Госиздат, 1924; «Контрреволюция в 1917 г. (корниловщина)». М., 1924; «Из недавнего прошлого (I. Военные организации большевиков. II. Февраль и Октябрь в Сибири)». М.—Л., 1924; «Год службы “социалистов” капиталистам. Очерки по истории контрреволюции в 1918 году». М.—Л.: Госиздат, 1927; «Ленский расстрел». М.,1932.
…
Временное правительство, по представлению министра юстиции Переверзева, утвердило список подлежащих аресту вождей и главарей большевистского движения, в числе 100 человек. Список возглавлял В.И. Ленин, затем шли — Троцкий, Зиновьев, Стеклов, Коллонтай и друг.
…
В ночь на I/VII [b], из числа намеченных в эту ночь арестов, был найден на квартире лишь один Ю. Стеклов, но и его арест не состоялся. Стеклов забаррикадировал обе двери и агент, без применения силы, не мог проникнуть в квартиру. Между тем, т. Стеклов тотчас же позвонил о происшедшем председателю ЦК С.Р. и С.Д. тов. Чхеидзе. Ночью один за другим ко мне позвонили: 1) Чхеидзе с просьбой отложить арест Стеклова до утра, т.е. до того времени, когда он переговорит с зам. председателя совета министров — Покровским (Керенский в это время был на фронте) и 2) от Никитина [c] — с запросом, можно ли применить силу для выполнения ареста Стеклова.
На основании этих извещений, я отдал приказание: арест Стеклова приостановить до распоряжения, поставив часовых к выходам из его квартиры.
Около 9 часов утра I/VII Переверзев по телефону известил меня об отмене ареста Ю. Стеклова, после чего я тотчас же отдал соответствующие распоряжения Никитину.
…
Необходимо добавить, что слух о распоряжении Временного правительства арестовать наиболее активных деятелей революционного движения нашел самый живой отклик среди контрреволюционных слоев населения Петрограда и, прежде всего, среди мелкобуржуазного элемента, рыночных торговцев и т.д. Особенно старались сенновские мясники. Группы таких добровольцев выискивали на улицах и в квартирах революционеров, отбирали у них оружие и арестованных препровождали в милицейские участки или в штаб округа на Дворцовой площади уже с 10—11 часов собиралась контрреволюционно настроенная толпа, шумно ободрявшая всякий арест.
Помню, в этот день часов около 12 в штаб округа был приведен арестованный добровольцами рабочий завода «Лесснера». У него при обыске был найден револьвер, который он не хотел отдавать, и за это был порядочно избит. Приведшие его черносотенцы были вооружены винтовками. Я приказал отобрать у них винтовки и категорически воспретил им заниматься арестами, но при этом явно понимал, что это только слова, что командование не имеет реальной силы для установления порядка. Арестованный рабочий оказался только что вступившим в партию эсеров, он был при этом довольно добродушно настроенным. Я его тотчас отпустил. В тот же день, часов около 14, ко мне привели арестованного добровольцами тов. Луначарского. Он был опознан на Эртелевом переулке около редакции «Нового времени», пытался бежать, и был схвачен, кажется, на чердаке. Расстроен он был до крайности, хотя арестовавшие были с ним, по его собственным словам, весьма корректны. Я предложил тов. Луначарскому обождать несколько минут в соседней комнате, пока я переговорю с Переверзевым и Чхеидзе. Переговорив и получив указание Переверзева освободить Луначарского, я вышел к нему в комнату, но его там уже не оказалось, он удрал через черный ход [d].
Из арестов в этот день помню арест редактора «Окопной правды» Северного фронта тов. Хаустова и арест мнимой тов. «Коллонтай». Хаустов был арестован агентом контрразведывательного отделения в кафе-шантане «Буфф» (на Фонтанке), а «Коллонтай» тоже сотрудником контрразведывательного отделения в Детском (Царском) Селе. Уже в штабе округа один из офицеров штаба сорвал с Хаустова офицерские погоны (Хаустов был офицер-поручик) и ударил его по физиономии, за что был тот час же отправлен мною на гауптвахту. Так называемая «Коллонтай» была порядочно избита толпой на площади, имела порядочный кровоподтек под глазом. После короткого допроса, просмотра документов и телефонной справки оказалось, что это не Коллонтай, а какая-то учительница из Детского Села, правда, весьма большевистски настроенная. Она была с извинениями отпущена, а Хаустов после переговоров с Переверзевым и ЦК СР и СД отправлен в Петропавловскую крепость.
2/VII, около 15 часов солдатами Преображенского полка был арестован Л.Б. Каменев, который в автомобиле, вместе с другими членами ЦК СР и СД проезжал по Троицкому мосту и был здесь задержан. Солдаты приняли его за Троцкого и доставили в автомобиле в штаб округа (Каменев в проскрипционном списке Переверзева не значился). Никаких насилий с Каменевым не было, но толпа на Дворцовой площади узнав, что привезли Троцкого, пришла в дикое неистовство и требовала немедленной расправы. Переговорив с Каменевым и объяснив ему положение вещей и фактическое бессилие штаба округа справиться с толпой, я предложил ему остаться до вечера в качестве арестованного в штабе округа, обещая вечером, когда толпа разойдется, лично проводить его в город. Каменев на это не согласился и, ссылаясь на неотложные дела, потребовал немедленного освобождения. Положение получалось скверное. Как выход, я решил взять своего порученца подполковника С.Н. Покровского и лично проводить Каменева до автомобиля.
Едва мы вышли на площадь, как ближайшая к подъезду часть толпы заревела: «Ну едемте», «что с ним возиться», «бей его», «прикончить и дело с концом» и т.д. Автомобиль стоял в 30 шагах от подъезда. С большим трудом, расталкивая толпу, нам удалось до него добраться, но здесь явилось новое осложнение: шофер, узнав, что я освобождаю «Троцкого», решительно заявил, что он его не повезет, а если повезет, то только с конвоем и в Петропавловскую крепость. Несмотря на почти полную безнадежность, приходилось возвращаться назад в штаб округа. Об этом теперь просил и бледный, как полотно, Каменев. С вынутыми револьверами, отбиваясь направо и налево, под дикое улюлюканье толпы нам с Покровским каким-то чудом удалось довести Каменева обратно до подъезда и подняться в мой кабинет. Вслед за нами неистовствующая толпа вломилась в штаб и быстро заполнила лестницы и коридоры. Для установления порядка, я вызвал усиленный караул от преображенского полка, однако, он приступил к очищению штаба округа от толпы лишь после того, как получил заверение от меня и прибывшего по моему вызову командующего войсками округа — Половцева [e], что Каменев будет передан в руки правительства. Вслед за тем, в штаб округа прибыли «министры-социалисты» Чернов и Авксентьев, которым с большим трудом удалось успокоить толпу. Л.Б. Каменев пробыл в штабе округа до 11 1/2 часов вечера, после чего был отвезен в моем автомобиле к себе на квартиру.
10/I — 1931 г.
Фрагменты из книги: Тинченко Я.Ю. Голгофа русского офицерства в СССР, 1930—1931 годы. М., 2000 (http://yroslav1985.livejournal.com/141878.html).
… 4 июля. … Вскоре представился случай захвата большевистского автомобиля. На Миллионной улице показался грузовик, битком набитый матросней; спереди стоял в гордой позе огромный детина с наглым лицом. Грузовику дали проехать мимо казарм, через Зимнюю Канавку, и у Эрмитажа внезапно остановили. Какой-то преображенец немедленно сбил ударом кулака стоявшего впереди матроса, а прочие солдаты и казаки занялись другими, пустив в ход нагайки.
Донося о каждом происшествии или нашем мероприятии в штаб округа, мы не получали даже и теперь оттуда никаких от него инструкций. Около 7 час. вечера в полку состоялось маленькое «совещание». Решили пока никуда не двигаться, а лишь оборонять занятый район.
После совещания я сидел в Собрании и разговаривал с пришедшим ко мне англичанином, г. Гольдингер. Вдруг вбегает вольноопределяющийся Татищев и докладывает, что из редакции газеты «Правда» выносят массу тюков с литературой. Редакция находилась невдалеке, на Мойке. Я предложил Гольдингеру сопровождать нас с Татищевым. Втроем мы направились в «Правду». Войдя в контору, мы увидели там несколько человек, спешно упаковывавших газеты. Объявив им, что они арестованы, я вышел со спутниками на подъезд и попросил Гольдингера сходить к Половцову за инструкциями, а Татищева послал в полк за караулом, оставшись сам на месте, как бы «на часах».
Тем временем «арестованные» тоже вышли на крыльцо и в дерзких выражениях (с еврейским акцентом) заявили мне, что я не имею права совершать насилие. Вдруг, ко мне подскакивает какой-то тип, стоявший ранее в стороне, выхватывает огромный револьвер и... наводит его на «правдистов»! Когда я увидел выхватываемый револьвер, я, будучи уверенным, что «тип» хочет поддержать большевиков, в свою очередь выхватил свой пистолет. Каково же было мое удивление, когда «тип» оказался моим защитником, ставшим разносить «правдистов» за некорректное отношение к офицеру. Это был рабочий типографии, эсер по убеждениям. Затем подошел еще один неожиданный защитник — хромой человек, оказавшийся сотрудником «Петроградской газеты», и предложил помочь охранять «Правду».
Минут через 10 вернулся Гольдингер и рассказал, что Половцов просит меня сейчас пока ничего не предпринимать против «Правды», ибо ночью редакция будет «уничтожена». Такое распоряжение Половцова очень не понравилось моему защитнику-рабочему, сказавшему, что «нерешительность начальства действует разлагающе на рабочих: мы ищем силы, а до сих пор видим лишь полумеры». Тут пришел Татищев с караулом, который и занял редакцию.
… 5 июля. … В 6 час. вечера, когда мы только что сели обедать, в собрание приходят Половцов и Гоц и просят г.г. офицеров в комитет сейчас же переговорить с ними по важному делу. Пришли в кабинет Шоманского, куда пришел и полковой комитет. Дело заключалось в том, что днем один из наших патрулей узнал в проезжавшем на автомобиле Каменева-Розенфельда, видного большевика, и, арестовав его, препроводил в штаб. Через некоторое время какой-то полковник вывел его из штаба (штаба округа на Дворцовой площади) и хотел, усадив в автомобиль, увезти. Но это заметили казаки, и автомобиль был моментально окружен. Раздались негодующие крики. Какой-то солдат замахнулся на Каменева прикладом, желая его прикончить. Но полковник успел оттолкнуть Каменева, чем, очевидно, спас его, и диким голосом, подражая, очевидно, Керенскому, выкрикнул нелепую фразу: «Прочь, взбунтовавшиеся рабы!». Я находился тут же и бросился к полковнику, дабы потребовать к ответу, но выбежавшими из штаба офицерами и полковник, и Каменев были уведены вовнутрь. Я приказал следить за входом и хотел идти к Половцову, но меня куда-то отозвали.
Рассказав суть дела, Гоц произнес еще целую речь о ненадобности насилий, об отрицательных сторонах вооруженной политической борьбы, защищая метод борьбы исключительно словом, и закончил свои слова обращением к преображенцам с просьбой дать согласие на освобождение Каменева.
Шоманский заявил ему, что Каменев находится не в его, Шоманского, ведении, а в распоряжении штаба округа, и что решить его судьбу зависит всецело от главнокомандующего, ген. Половцова; преображенцы же привыкли подчиняться приказаниям своего начальства. Если же Гоцу желательно знать мнение полка по этому делу, то оно как раз противоположно взглядам Гоца: необходимо арестовать всех большевиков. После этого Половцов и Гоц ушли...
Через 15 минут на площади поднялось невообразимое волнение по поводу того, что преображенцы будто бы выпустили Каменева. Ко мне прибежали солдаты и просили скорее пойти на площадь и разъяснить волнующимся, в чем дело.
На площади была суматоха. Более тысячи человек что-то кричали, размахивали оружием. Протиснувшись к стоявшему у штаба автомобилю, я взобрался на него и, окинув взглядом толпу, поднял вверх, в знак внимания, руку. Увидев преображенского офицера, толпа моментально смолкла. Я начал говорить. Объяснив обстоятельства освобождения Каменева, я заявил, что преображенцы оскорблены тем, что их могли заподозрить в освобождении большевика и бросить упрек в содействии этому и что мы сами возмущены мягкостью и двуличной политикой Совдепа, связавшего по рукам и ногам главнокомандующего, и что нужно просить ген. Половцова прекратить колебания, чтобы во главе верных войск вырвать с корнем большевистскую заразу. Уже в начале моих слов стали раздаваться одобрения, а затем толпа заколыхалась, в воздух поднялись шашки, винтовки и раздался общий крик: «Преображенцы, спасайте Россию! Капитан, принимайте командование, ведите нас вперед! Долой Совдеп! Смерть Ленину!»
То, что я переживал тогда, возвышаясь над толпой и владея ею, я никогда не забуду. Тысячи мыслей успели промелькнуть у меня в голове. Действительно, став во главе верных войск, раздраженных постоянным вмешательством Совдепа и его преступными интригами, опубликовав документы о Ленине, можно было в корне изменить настроение масс, в корне уничтожить зародыш большевизма; можно было поддержкой армии укрепить власть Временного правительства, свести на нет влияние Совдепа, разогнав его заодно с большевиками силою штыков, и, наконец, остановить разложение в гарнизоне Петрограда, этом очаге заразы всей страны. Потом могли открыться и более серьезные перспективы... Все эти переживания длились каких-нибудь несколько секунд. Оглянувшись кругом, наэлектризованный общим подъемом, я решился уже встать во главе военного бунта, но в это время мой взгляд упал на одно из окон штаба, в котором я увидел бледное лицо Половцова. Законный главнокомандующий, храбрый офицер, неужели теперь он не сбросит с себя иго Совдепа, неужели он не поймет все то, что можно теперь сделать? Ведь, стоит ему выйти к войскам и отдать твердое приказание, за ним все пойдут и военный бунт превратится в законное выступление против изменников Родины.
Я поверил в Половцова и обратился к собравшимся с призывом слушаться главнокомандующего, добавив, что он поведет нас... Опять раздались крики: одни кричали, что пойдут за Половцовым, а другие, что пойдут лишь за преображенцами, за мной.
Я напряженно ждал выхода Половцова — все, что происходило, он не мог не слышать. Но мои расчеты были напрасны. Он не вышел...
Фрагменты из статьи: Нелидов Н.Д. Июльское восстание большевиков. (Отрывок из воспоминаний) // Возрождение. Париж, 1955. № 47 (http://ru-history.livejournal.com/4435680.html).
… Возвращаюсь в штаб, где к вечеру у меня в большом кабинете настоящий базар: собираются почти все члены правительства, считающие своей обязанностью мне давать советы. В углу Якубович с Романовским водят пальцами по плану Петрограда, рассуждая о том, куда следовало бы послать дозор, а куда — роту. Среди общей суматохи утешением служит веселое лицо Пальчинского да ироническая улыбка Переверзева, сидящего в кресле напротив моего письменного стола. От этого последнего исходит единственное разумное предложение, когда бы то ни было слышанное мною от члена Временного правительства, а именно, — немедленно опубликовать все имеющиеся у нас документы, доказывающие связь большевиков с немецким шпионажем. Алексинский взялся проредактировать соответственные разоблачения за собственной подписью. Поддерживаю идею Переверзева, и она приводится в исполнение.
… Электричество в городе потушено, некоторые мосты разведены, на других поставлены сильные заставы. От времени до времени влетают паникеры с известием, что появилась где-нибудь крупная неприятельская колонна, но это, по проверке, неизменно оказывается вымыслом. Сижу всю ночь у письменного стола, совещаясь то с Пальчинским, то с Балабиным, то с Паршиным. Телефонный аппарат передо мной звонит почти беспрерывно. К полуночи как будто наступило успокоение. Князь Львов, избравший себе ночлег поблизости в Министерстве иностранных дел, и Терещенко последний раз вызывает меня по телефону и предлагает выпустить воззвание Временного правительства. Рекомендую ему лечь спать. Эти воззвания давно всем приелись. Говорю Пальчинскому, что сейчас самый подходящий документ — был бы короткий приказ за моей подписью в том духе, что мол «всех к черту, — слушаться моей команды», а затем приступить к беспощадному истреблению большевиков.
Эти господа в растерянности. Совет слегка посрамлен. В войсках настроение благоприятное. Разоблачения Алексинского произвели сильное впечатление. Минута такая, что можно что угодно сделать, но не могу же я идти против правительства, а оно несомненно будет миндальничать. Со вздохом отворачиваюсь от письменного стола и вижу в углу кабинета умилительную картину: на моем большом турецком диване спит Церетели, а упершись ногами ему в живот, лежа в поперечном направлении, храпит Чернов. Рядом в кресле дремлет обер-прокурор Святейшего Синода. Спите, вершители судеб Земли Русской!
… Но если правительство меня удручает, зато войска радуют. Преображенцы, а за ними остальные части 1-й дивизии решили переформироваться в резервные полки. Мое долготерпение вознаграждено. Солдаты очень заинтересованы документами Алексинского, и со всех сторон меня спрашивают: «правда ли это?». Отвечаю, что это далеко еще не все, что нам известно.
Помню несколько фактов, характеризующих солдатское настроение духа этих дней. Однажды стою на лестнице штаба в то время, как по ней поднимаются великие народные деятели: Либер и Гоц. Слышу в группе стоящих внизу солдат громкий возглас: «У! жиды проклятые». С улыбкой замечаю: «Ваши же избранники!»
Другой раз, подходя к штабу, вижу какое-то крупное волнение в толпе солдат-преображенцев из соседней казармы и запасных кавалеристов из резерва в Зимнем дворце. Оказывается, солдаты узнали проходившего знаменитого большевика Каменева (настоящей фамилии его не помню) и хотели его тут же растерзать. Только под влиянием более умеренно настроенных офицеров дело ограничилось арестом и водворением под караул в штаб. Однако вижу, что страсти далеко не улеглись, а потому обращаюсь к толпе, состоящей, главным образом, из преображенцев, с успокоительной речью, обещаясь дело разобрать и, во всяком случае, не выпускать Каменева без предупреждения о том преображенцев. Кончаю тем, что они могут быть спокойны, ибо за всю свою службу я никогда ни одного солдата не обманул. Народ довольно спокойно расходится, повторяя убедительные просьбы не выпускать Каменева. …
В шестом часу вечера приходит ко мне милейший Гоц, очень хорошо поработавший эти дни, и просит меня отпустить Каменева. Отвечаю, что меня лично его судьба мало интересует, но что я обещался преображенцам не выпускать его без их ведома, обманывать их я не намерен, уговаривать их сменить гнев на милость я тоже не собираюсь, однако, если ему хочется добиться освобождения Каменева, предлагаю ему зайти сейчас вместе со мной к преображенцам и с ними потолковать. Собираем представителей тех рот, солдаты коих участвовали в аресте Каменева, и Гоц начинает красноречиво доказывать, что такой арест является незаконным насилием, что мы должны, наоборот, устанавливать закономерный порядок, что, совершая подобные насилия, мы превращаемся во врагов революции и т. д., и т. д. Я сижу безучастно в уголку, покуривая одну папироску за другой, и с удовольствием наблюдаю весьма ироническую улыбку на преображенских рожах. Среди них находится только один (к сожалению офицер), поддерживающий Гоца, зато остальные ораторы злобны до невероятия, и Гоцу приходится из солдатских уст слышать чрезвычайно жестокий вариант на тему, что насилие нужно встречать насилием. Но он не унывает, собираясь, очевидно, взять публику измором. Я нем, как рыба, но решаю, что, если преображенцы все-таки упрутся, то тогда, в конце концов, я попрошу их выпустить Каменева на том основании, что мне некогда со всякой дрянью возиться и что это дело гражданских властей. Несомненно, тогда дело кончится смехом. Однако, и без того, по обращенным ко мне взглядам вижу, что солдаты учитывают мое отношение к этому делу. Кончается все совершенно по-российски: с добродушной улыбкой, махнув рукой, преображенцы заявляют: «А ну его». Тогда я тоже с улыбкой говорю, что вполне сочувствую их воззрению, и теперь я выпущу Каменева, достаточно натерпевшегося за этот день спасительного страха. И действительно, мне совсем не хочется держать его в штабе до второго пришествия, а настроение в казарме на Миллионной превзошло все мои ожидания. Рагозин выпускает Каменева с черного хода и отправляет его домой на моем автомобиле. Каково великодушие победителей.
Сознаюсь, что во время заседания у преображенцев, несмотря на мою искреннюю симпатию к личности Гоца, как деятельного работника по сохранению порядка, я позволил себе два раза обратиться к нему не с обычным «товарищ Гоц», а с произнесением его имени и отчества «Абрам Рафаилович», что было тотчас замечено собранием. Ничего против Гоца не имею, наоборот, но уж очень обидно, что после революции не русские люди являются народными руководителями, а множество евреев и грузин, вроде Церетели и Чхеидзе. В частности, что касается евреев, то если теперь среди консервативных элементов начинает расти антисемитизм, то сами евреи в этом виноваты. Уж очень много их набралось во всех революционных комитетах, и это начинает публику раздражать, а среди большевистских главарей их процент, кажется, недалек от 100.
Наступает столь памятное мне 6 июля. Столпотворение в штабе, по обыкновению, великое. Заработала составленная по моему приказанию юридическая комиссия для расследования восстания и привлечения к ответственности виновных. Арестованных приволакивают в огромном числе. Кого только солдаты не хватают и не тащат в штаб? Немного напоминает манию арестов в первые дни революции. Всякий старается поймать большевика, ставшего теперь в народном представлении германским наймитом. Самого Керенского растерзали бы, если бы, например, получили бы более широкое распространение сведения, циркулирующие в публике, о том, будто он состоял в былые дни юрисконсультом немецкой фирмы Шпана, оказавшейся впоследствии шпионским учреждением.
… Возвращаюсь в штаб, где усиленно проповедуется мысль о том, что нужно арестовать всех большевистских руководителей. Присоединяюсь к этой мысли, хотя убежден, что, в конечном исходе, это ни к чему не приведет, ибо правительство никогда не сможет составить судилища, достаточно решительного, чтобы воздать этим господам должное и расправиться с ними так, как они бы с нами расправились, а непродолжительный арест, сопровождаемый торжественным освобождением, только послужит к их возвеличению. Единственное правильное решение было бы покончить с ними самосудом, что при данном настроении солдат и юнкеров очень легко устроить. Если бы дело касалось меня одного, я бы, конечно, ни минуты не задумался бы, даже зная, что потом пришлось бы навсегда поссориться и с правительством, и с Советом. Но не могу же я подвергнуть риску крупных неприятностей своих ближайших помощников, а также исполнителей.
Все-таки, не без удовольствия, принимаю из рук Керенского список 20 с лишним большевиков, подлежащих аресту, с Лениным и Троцким во главе. Список составлен в штабе и одобрен правительством. Балабин и Никитин торжествуют. Последний имеет очень точные данные о месте нахождения разных большевиков и, хотя многие, как известно, удрали в Кронштадт или в Финляндию, однако список городских квартир, занятых большевиками, довольно обширен. Балабин сейчас же рассылает на автомобилях офицеров с юнкерскими конвоями. Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде, или в разобранном… Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу.
… однажды поздно ночью мне докладывают, что конно-артиллеристы арестовали в Павловске знаменитую Суменсон [g], легкомысленно поселившуюся где-то около их казарм, и привезли ее в штаб, но желают непременно видеть меня. Выхожу к ним и вижу уныло сидящую в углу г-жу Суменсон в крайне печальном виде: вся в синяках и кровоподтеках, лицо распухло, — словом, избитая до неузнаваемости.
Конно-артиллеристы очень твердо, но со злобными нотами в голосах, заявляют мне, что они теперь не верят ни правительству, ни Совету, так как оба эти учреждения только покровительствуют немецким шпионам, а потому Гвардейская конная артиллерия решила свою драгоценную добычу передать лично мне, крепко надеясь на то, что я по крайней мере не выпущу эту мерзавку на следующий же день. Обещаюсь им, что, пока я стою у власти, она выпущена не будет, сердечно благодарю их за правильное понимание долга и за оказанную моей контрразведке услугу, но заканчиваю тем, что бабу так бить не следовало бы. Вижу по солдатским лицам, что госпожа Суменсон отделалась, по их мнению, еще слишком легко, а потому на этой подробности не настаиваю. Никитин принимает арестованную вместе с найденным в ее квартире чемоданом и, поблагодарив еще раз артиллеристов, отпускаю их домой.
В 3 часа ночи еду в Пересыльную тюрьму. Проверяю караул. Потом убеждаюсь в наличии госпожи Суменсон, заглянув в дверное окошко ее номера: она спит без всяких одежд, — вдобавок, скинув одеяло и, по-видимому, солдатские кулаки оставили следы не только на ее лице. Вернувшись в штаб, посылаю в Павловск телеграмму, сообщая конно-артиллеристам порядок окарауливания их крестницы: пускай знают, что к данному обещанию я не отношусь легкомысленно.
Фрагменты из книги: Дни затмения. Записки главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала П. А. Половцова в 1917 году. Париж, 1918.
Комментарии научного редактора
[a] Балабин Филипп Иванович (1881 — ?) — полковник царской армии, в 1917 г. помощник начальника штаба Петроградского военного округа, затем сотрудник начальника Генерального штаба. В 1918 г. — сотрудник советского военного ведомства, в том же году уволен. В 1927 г. — преподаватель военной академии РККА им. М.В. Фрунзе. Автор работы о вооруженных силах СССР.
[b] Балабин явно ошибается в датах. Аресты были начаты 5 июля, Стеклова пытались арестовать в ночь на 7-е.
[c] Никитин Борис Владимирович (1883—1943) — офицер императорской армии. В 1917 г. — руководитель контрразведки Петроградского военного округа и Генштаба. Участник белого движения. Эмигрант. Автор воспоминаний.
[d] Иное, не столь шутовское изложение обстоятельств ареста и освобождения Луначарского см. Флеровский И. Июльский политический урок.
[e] Половцев (Половцов) Пётр Александрович (1874—1964) — русский военачальник. Участник русско-японской и Первой мировой войн. С мая 1917 года — главнокомандующий войсками Петроградского военного округа, руководил подавлением большевиков в июле. В 1918 г. эмигрировал. Владелец кофейной плантации в восточной Африке, казино в Монте-Карло.
[f] Нелидов Николай Дмитриевич (1892—1960) — штабс-капитан лейб-гвардии Преображенского полка. В 1918 г. — участник антисоветской организации в Петрограде, затем воевал в рядах армии Юденича. В эмиграции жил в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, с 1926 г. — во Франции. Музыкант, руководитель оркестра балалаечников. Во время Второй мировой войны служил во французской армии.
[g] Евгения Суменсон была в Петрограде поверенной в делах скандинавской торговой фирмы Я. Ганецкого-Фюрстенберга. Их деловая переписка и банковские счета были приняты французской и российской контрразведками за доказательство связей большевиков с немецким Генштабом. Следствие в 1917 г. абсолютно опровергло эти домыслы.
Комментарии научного редактора: Роман Водченко.