|
О реальных проблемах и трудностях, с которыми сталкиваются трудящиеся в осуществлении на предприятиях функций управления, лучше всего судить по опыту тех стран, где законы допускают участие работников в капитале (имуществе) предприятия и в управлении. Наиболее интересны в этом отношении предприятия, которые находятся в акционерной собственности работников (контрольный пакет у работников) и кооперативы.
О системе рабочих кооперативов в г. Мондрагоне (Испания) и его окрестностях у нас знают немногие, а если знают — то понаслышке, из третьих рук. На Западе об этих кооперативах, их истории и современном положении написано много. Есть публикации и на русском языке. Например, такие:
а) глава «Коллективная собственность на основе модифицированной модели Мондрагона», написанная американскими исследователями Робертом Стоуном и Элизабет Боуман в книге: «На пути к экономической демократии. Международный опыт». (Серия «Третий путь»). В 2-х книгах. Книга 1. М.: Экономическая демократия, 1994.
В этой же книге в главе «Самоуправление и коллективная собственность в Испании» рассказывается об испанских кооперативах вообще, а не только о кооперативах Мондрагона, и об испанских трудовых акционерных обществах. Авторы главы — испанцы Р. Франкуэза, Е. Самаранч[I];
б) глава «Социальные эксперименты бывают успешными» в книге Андрея Ивановича Колганова «Коллективная собственность и коллективное предпринимательство. Опыт развитых капиталистических государств». (Серия «Третий путь»). М.: Экономическая демократия, 1993;
в) глава «Мондрагона — федерация самоуправляющихся фирм в Басконии (Испания)» в книге Вадима Белоцерковского «Самоуправление — будущее человечества или новая утопия?». М.: Интер-Версо, 1992.
При знакомстве с публикациями, при личных беседах с людьми, побывавшими в Мондрагоне, у меня появились вопросы, на которые ни публикации, ни устные беседы не дали ясных ответов.
Убежденные сторонники производственной демократии[II], коллективной собственности иной раз критически оценивают ряд моментов в организации внутренней жизни кооперативов Мондрагона. Есть много суждений и предложений о том, как можно усовершенствовать рабочий кооператив, отталкиваясь от опыта мондрагонской группы кооперативов. Однако среди западных левых распространено излишне восторженное, на мой взгляд, отношение к мондрагонским кооперативам. Суть их оценок такова:
Часто поклонники мондрагонских кооперативов в своих рассказах о них сосредоточивают внимание на фактах, которые доказывают высокую экономическую эффективность этих предприятий. Перечисляют наименования продукции, которые делают в кооперативах Мондрагона; называют страны, в которых она продается и т.п. Словом, всеми силами пытаются показать, что самоуправляющиеся предприятия могут конкурировать с другими, а рабочие кооперативы могут производить современную продукцию. У меня такие рассказы вызывают странное, даже неприятное впечатление. Я не очень понимаю, зачем доказывать, что рабочие, живущие в Стране Басков, способны работать не хуже других в условиях современных технологий, производить продукцию хорошего качества. Гораздо важнее, по-моему, постараться понять, что не получается в рабочих кооперативах Мондрагона, почему не получается и какие уроки следует из этого извлечь тем, кто стремится к развитию производственной демократии в своей стране, на своем предприятии.
Именно так мы с С.Л. Бертони понимали свою задачу, когда нам довелось летом 1995 г. побывать в Мондрагоне[1].
Город Мондрагон находиться на севере Испании в Стране Басков — одной из автономных исторических областей Испании (баскское название этого города — Аррасат).
Кооперативы в Мондрагоне возникали и действовали более или менее успешно в разное время. Но первый кооператив (его название — УЛЬГОР) из той группы, которая теперь стала знаменитой и пристально изучается, был основан выходцами из рабочих семей в 1956 г. на базе купленной ими на свои средства небольшой обанкротившейся фирмы по производству электрических и других изделий для домашнего хозяйства (кухонные плиты и др.).
Сейчас группа кооперативов Мондрагона объединяет около 170 предприятий, в которых занято 20–21 тыс. человек. Это не разрозненные кооперативы, расположенные в одной местности, а по сути единая корпорация (что и отражает ее испанское название — Mondragón Corporación Cooperación). В кооперацию входят промышленные кооперативы (более 80), несколько сельскохозяйственных и жилищных кооперативов, технологическое училище, технологический исследовательский институт и другие организации, обслуживающие нужды всей корпорации. Огромную роль играет банк, созданный самими кооперативами и обслуживающий их. В корпорацию входят сейчас и несколько кооперативов, расположенных за пределами города Мондрагона.
Об инициаторе создания и основателе мондрагонской группы кооперативов иной раз пишут, что он придерживался левых и даже социалистических взглядов, и называют «красным священником». Дон Хосе Мария Арисменди-Ариетта действительно был католическим священником. Но когда мы спросили в Мондрагоне о взглядах Арисменди, нам разъяснили, что левым (тем более, социалистом) его вряд ли можно считать. Нам объяснили, что Арисменди-Ариетта придерживался социальной доктрины католической церкви. Об этом упоминают и некоторые авторы, пишущие о Мондрагоне (например, Роберт Стоун и Элизабет Боуман). Какое отношение это имеет к кооперативной корпорации, основанной Арисменди? По мнению наших собеседников в Мондрагоне — самое прямое.
В пятидесятых годах в Испании все еще существовал фашистский режим Франко. Профсоюзы, забастовки, левые партии были под запретом[IV]. Рабочее движение не имело никаких легальных возможностей отстаивать права трудящихся. В Стране Басков условия жизни большинства населения были одними из самых тяжелых в Испании — нищета, безработица, неграмотность. Арисменди нашел, пожалуй, единственный способ, как можно было людям самим, без посторонней помощи выжить в тех тяжелых условиях: организация кооперативов вскладчину; очень напряженный (интенсивный) труд — чтобы кооперативы стали на ноги и завоевали свою нишу на рынке; невысокая зарплата — чтобы вкладывать подавляющую часть прибыли в производство. Все это было для рабочих способом их выживания, борьбой за существование, а не реализацией красивых идеалов производственной демократии, социализма.
В настоящее время, как и во времена Арисменди, в группе Мондрагонских кооперативов (как и во всех других кооперативах Испании) профсоюзы не могут защитить права и интересы рабочих, если рабочие являются членами кооператива. Член кооператива может вступить в какой-нибудь профсоюз, но с точки зрения испанских законов он — собственник, а не наемный рабочий. Законы, определяющие права профсоюзов, членов профсоюза, а также трудовое законодательство распространяются в Испании только на наемных рабочих. А права членов кооператива регулируют другие законы, которые относятся только к кооперативам.
Конкретно это означает, что государственные гарантии в области труда, продолжительности и режима рабочего времени, пенсионного обеспечения и др. — все это не для рабочих-собственников (членов кооператива). Положения отраслевых соглашений между профсоюзами и предпринимателями также не относятся к членам кооператива. Кооперативы вынуждены были создать собственную систему социального обеспечения.
Нам рассказали, что в Мондрагоне стремятся к тому, чтобы заработная плата рабочих в кооперативах не отставала от заработной платы рабочих частнокапиталистических предприятий — от того уровня, который предусмотрен в соглашениях между профсоюзами и предпринимателями на предприятиях аналогичного отраслевого профиля. Но, повторяю, уровень зарплаты, по законам, может быть у членов кооператива меньше, чем на предприятиях других форм собственности. Низкая зарплата, более продолжительный рабочий день[V] — это вполне законно, если такова воля органов, принимающих решения в кооперативах.
Здесь надо иметь в виду, что в группе мондрагонских кооперативов член кооператива, пока работает, получает только заработную плату. Часть прибыли распределяется между членами кооператива пропорционально их трудовым вкладам — уровню оплаты и отработанному времени. Двадцать лет назад было введено правило: своей долей прибыли работник не может воспользоваться в любой момент, когда захочет. Она перечисляется на специальные индивидуальные счета, и получить накопившуюся сумму можно только при увольнении, в том числе при уходе на пенсию[VI]. Член кооператива может наличными получать периодически только банковские проценты, которые начисляются на сумму его индивидуального счета.
Кооператив может при увольнении работника удержать в свою пользу часть суммы, накопившуюся на его индивидуальном счете (до 20 % суммы). Это правило, как нам разъяснили, применяется не ко всем, а к некоторым категориям работников. Оно введено, чтобы предотвратить утечку кадров к конкурентам[VII].
Получается, что реальный уровень жизни рабочего-собственника (члена кооператива) мало чем отличается от уровня жизни наемного рабочего. Он, как и наемный рабочий, живет на зарплату. Но защищенность уровня оплаты и режима его труда не гарантирована ни государством, ни профсоюзом. К тому же возможность получить свою долю прибыли только при увольнении ставит работников в ситуацию сложного выбора: лишиться рабочего места в кооперативе, если понадобились деньги, или же залезать в долги, чтобы не потерять работу.
Ограничения на свободу распоряжения заработанными средствами никак нельзя отнести к числу демократических норм внутренней жизни мондрагонских кооперативов. Конечно, отчисление части прибыли в резервные и другие общие фонды кооператива, из которых должны финансироваться развитие производства, социальные программы кооператива — это вполне нормальный порядок. Но ограничение права рабочих на распоряжение частью прибыли, предназначенной для их индивидуального потребления, роднит мондрагонские кооперативы с частнокапиталистическими предприятиями, а не отличает от них.
Подобные приемы широко применяются во многих странах на частнокапиталистических предприятиях, практикующих участие рабочих в прибыли. Это позволяет собственникам-капиталистам сдерживать рост заработной платы под предлогом участия рабочих в прибыли предприятия и использовать по своему усмотрению и в своих интересах средства, вроде бы принадлежащие рабочим.
Необходимость продержаться в условиях жесткой конкурентной борьбы с предприятиями других форм собственности воздействует на внутренние порядки в кооперативах, заставляет их поступаться принципами свободы и справедливости по отношению к отдельным работникам.
В истории существовали, существуют и сейчас разные конкретные формы производственных коллективов — община, артель, бригада, колхоз, коммуна, кибуц и пр.
Для рабочего и профсоюзного движения крайне опасно ставить знак равенства между коллективными и демократическими формами трудовой жизнедеятельности. Этим часто грешат (из самых лучших побуждений) многие противники капиталистической эксплуатации. Многие искренне думают, что коллективное владение имуществом предприятия и коллективное принятие управленческих решений — это и есть производственная демократия, которая лучше всего отвечает интересам трудящихся, лучше всего может их защитить от внешнего давления, внешнего произвола[VIII].
Однако последовательно демократические научные теории и жизнь конкретных предприятий доказывают, что характер отношений внутри производственных коллективов (социальная природа этих отношений) существенно зависит от характера общественного строя[IX].
Только при действительно демократическом, последовательно демократическом характере общественной системы (без всяких уступок методам произвола, методам диктатуры)[X] могут сложиться и устойчиво поддерживаться в коллективах демократические порядки.
Что значит демократический характер общественной системы? Это значит в первую очередь, что в обществе установлены, закреплены в законах и защищаются всей силой государства личная свобода и равноправие всех граждан.
Демократическим, следовательно, можно считать только такое коллективное управление, которое не ущемляет гражданские права и интересы работников во имя интересов коллектива или каких-либо его групп, не вынуждает работника подчиняться самодеятельным артельно-бригадным нормотворчеству, юрисдикции (праву судить) и морали[XI].
Интересам рабочих отвечает не любое коллективное самоуправление, а коллективное демократическое самоуправление — коллективное управление в рамках демократических законов.
Встречаются сторонники коллективного управления, которые считают нормальным, когда коллектив избавляется от тех, кто не всегда подчиняется его воле. Например, коллектив решает работать 10 часов, а кто-то отказывается выполнять это решение, так как по закону продолжительность рабочего дня меньше.
В СССР в период массового распространения бригадной формы организации труда (конец 70-х — начало 80-х годов) давление бригадных коллективов на отдельных работников было далеко нередким явлением. Из бригад выживали тех, кто не хотел считаться с производственными решениями бригадного большинства[XII].
Невозможность опереться рабочему на закон, на профсоюз, чтобы защитить свои права; отсутствие реальной возможности найти защиту от произвола коллектива в суде и т.п. — вот что я имею в виду, когда говорю о зависимости недемократических отношений внутри коллектива от недемократического характера общественного строя.
Профсоюзы были в Испании запрещены в те годы, когда появились первые кооперативы будущей кооперативной корпорации. Примечательно, однако, что сам Арисменди, как мы выяснили, был принципиальным противником профсоюзов в кооперативных предприятиях.
Основатели мондрагонских кооперативов считали, что профсоюзы внесут в коллективы противостояние, конфликты. Можно предположить, что они представляли себе коллектив как кроткую массу, руководимую авторитетными человеколюбивыми пастырями.
Антипрофсоюзная позиция Арисменди и его последователей сказывается на характере социально-трудовых отношений в кооперативах Мондрагона до сих пор.
Члену кооператива нужно демократическое государство, нужен профсоюз. Коллектив, коллективизм — это еще не демократия и, конечно, это не социализм, если под социализмом понимать строй, освобождающий трудящихся от эксплуатации, от произвола, защищающий права и интересы трудящихся.
Подтверждение этому теоретическому положению мы искали и нашли в Мондрагоне.
Направляясь в Мондрагон, мы поставили перед собой как одну из главных задачу разузнать, есть ли в мондрагонских кооперативах какие-либо социальные механизмы, похожие на профсоюзные, — такие механизмы, которые на деле выполняют функции профсоюзов по защите интересов отдельных работников, отдельных профессиональных групп от давления коллектива и администрации.
Литература о Мондрагоне весьма глухо касается этой темы. Касаясь проблемы конфликтов внутри коллектива, рассказывают обычно о знаменитой и единственной за всю историю мондрагонских кооперативов забастовке в 1974 г.
Бастовало более 400 членов кооператива. Они протестовали против введения таких изменений в оплату труда, которые создавали несправедливую, с их точки зрения, дифференциацию заработков.
Администрация уволила руководителей забастовки (более 20 человек), а общее собрание не защитило уволенных, поддержало решение администрации. Остальные бастовавшие были оштрафованы (в размере месячной зарплаты). А по поводу забастовок было принято специальное внутреннее решение, запрещающее их проводить. Уволенные были вновь приняты в кооператив лишь через четыре года.
В структуре управления мондрагонских кооперативов существуют Социальные советы. Они появились не сразу, а по мере выяснения необходимости как-то гасить назревающие трудовые конфликты. Социальные советы формируются из людей, избираемых членами кооператива в каждом цехе.
Социальный совет, по замыслу, должен быть органом, который помогает работникам осуществлять контроль за деятельностью администрации, содействует разрешению индивидуальных конфликтов, получает необходимую работникам информацию и пр. На практике Социальным советам далеко не всегда удается выполнять эти функции. Среди рабочих существует мнение, что Социальные советы находятся под влиянием администрации.
Следует учесть, что в конце 70-х — начале 80-х годов администрации мондрагонских кооперативов удалось избавиться от многих активных людей левых взглядов. Социальные советы действительно подпали под контроль администрации.
Сейчас некоторые из членов кооперативов, имеющие связи с левыми профсоюзами или вступившие в профсоюзы, начинают применять тактику внедрения в Социальные советы, чтобы преобразовать их изнутри в органы типа рабочих комитетов, т.е. так, чтобы они более активно и последовательно отстаивали интересы рабочих.
Считается, что рабочий-собственник не должен бастовать. Ведь он сам, а не капиталист терпит убытки от остановки производства. Забастовавшие в 1974 г. рабочие, видимо, понимали, что кооператив может понести убытки. Но реальная несправедливость, реальное ущемление их интересов подсказало и метод борьбы с теми, кто с этими интересами не считался.
Забастовок в мондрагонских кооперативах больше не было. Мы спрашивали у членов Социального совета одного из кооперативов Мондрагона, почему не было больше забастовок.
Может быть, все проблемы решены?
Может быть, надо верить тем литературным источникам, в которых высоко оценивается деятельность Социальных советов, говорится, что теперь в Мондрагоне царит прочный социальный мир и почти полное согласие?
Жаль, конечно, но ответы были отрицательными.
Боязнь быть уволенными, потерять работу — вот что заставляет рабочих быть осторожными в формах выражения своего недовольства. В Мондрагоне и в целом в провинции Гипускоа, в которой находится этот город, найти работу нелегко. Люди дорожат рабочим местом.
К тому же, как нам пояснили, нельзя полностью понять, что происходит в мондрагонских кооперативах, если не учитывать национальный фактор, а также и патриархальность отношений в семьях и на производстве, все еще характерную для Страны Басков.
Борьба за автономию Страны Басков и за независимость Страны Басков — это часть истории Испании и одна из черт современной ситуации. Не буду оценивать цели этой борьбы с точки зрения их соответствия или несоответствия интересам трудящихся Страны Басков. Перескажу лишь мнение тех, с кем мы встречались в нашей поездке в Испанию: люди, которые реально сосредоточили в своих руках управление кооперативами, искусно манипулируют национальными чувствами рабочих-басков, обращаются к национальным чувствам, к национальной гордости, национальной солидарности, когда другие аргументы не действуют. Быть с администрацией — значит защищать Страну Басков. В таком духе администрация «воспитывает» рабочих.
Настоящие, полноправные профсоюзы и демократические законы, защищающие социально-трудовые права рабочих-собственников, нужны — так мы думали, когда направлялись в Мондрагон. И в этом убедились, когда были там.
Для российских рабочих этот вывод важен потому, что администрация приватизированных предприятий начинает занимать все более жесткую позицию в отношении профсоюзов. На ряде предприятий администрации удалось убедить рабочих выйти из профсоюзов на том основании, что им как собственникам (акционерам) профсоюзы якобы не нужны.
На самом деле рабочим не нужны такие профсоюзы, которые работают по указке администрации, по указке владельцев контрольных пакетов акций.
Рабочим нужны свои собственные, независимые, боевые профсоюзы. Без них рабочий — будь он членом кооператива, акционером или наемным у капиталиста — оказывается один на один с администрацией и один на один с родным коллективом, если заявляет о своих правах и интересах.
На предприятиях с собственностью работников, в том числе и в кооперативах, одна из главных проблем — как обеспечить реальное сознательное участие рядовых работников, рабочих в управлении, в принятии решений; как бороться с бюрократизацией управления в кооперативах. Эта проблема не нова для российских трудящихся, для трудящихся всех стран — бывших республик СССР.
На большинстве предприятий в СССР рабочие не смогли использовать те возможности участия в управлении, которые открыло принятие в 1987 г. Закона «О государственных предприятиях (объединениях)». Лишь немногие советы трудовых коллективов не стали еще одним придатком администрации наряду с профсоюзными комитетами. Администрация быстро освоила способы манипулирования общими собраниями и конференциями трудовых коллективов.
Сельскохозяйственные кооперативы в СССР (колхозы) были бесправны, все главные решения принимались не колхозниками, а партийными и хозяйственными чиновниками, волю которых проводил председатель колхоза. Возникшие в последние годы существования СССР такие формы, как коллективный и семейный подряд, внутрихозяйственная аренда могли стать реальным шагом по пути к внутриколхозной демократии, но развитию в эту сторону препятствовала недемократическая (командная) обстановка в стране[XIII].
Сейчас на приватизированных предприятиях работники-владельцы акций столкнулись с тем, что они не могут толком объединиться, чтобы их голоса были весомы на собраниях акционеров. И это — на тех предприятиях, где работники первоначально получили 51 % акций. Часть рабочих стала теперь продавать свои акции. Часть — не продает, но передоверила свои голоса администрации или таким руководителям профсоюзов, которые поддерживают администрацию.
Зарубежная практика родила различные способы, позволяющие рабочим-акционерам объединять свои голоса.
В частности, в Испании существуют трудовые акционерные общества — предприятия, работники которых имеют в своей собственности не менее 51 % акций. Законом предусмотрен следующий порядок: рабочие-акционеры избирают своего представителя в Совет директоров; этот представитель голосует всем пакетом акций рабочих и так, как его уполномочило собрание рабочих-акционеров. Отозвать и заменить его можно в любой момент.
Интересно, что испанский закон предусматривает возможность обеспечения кворума на собрании при помощи судебных исполнителей, если какая-либо группа рабочих-акционеров обращается в суд в связи со срывами собраний из-за неявок на них других рабочих-акционеров.
В ходе российской приватизации все способы такого рода были сознательно заблокированы, чтобы не допустить в акционерных обществах рабочего контроля, реального влияния коллектива на управленческие решения.
Что касается мондрагонских кооперативов, то в них ситуация в сфере управления больше всего напоминает колхозы СССР. Голосования на собраниях осуществляются по принципу «один человек — один голос». Формально у рабочих есть все права и возможности управлять кооперативом. Но реально в большинстве кооперативов есть группы (администрация или специалисты), которые готовят решения. Пользуясь пассивностью рабочих, недостаточной их информированностью о положении дел (часто администрация сознательно фильтрует и искажает информацию), а также излишней доверчивостью рабочих эти группы так или иначе проводят решения, которые считают нужными. И далеко не всегда эти решения выгодны всему коллективу, рабочим.
В мондрагонских кооперативах есть, казалось бы, все возможности для развития производственной демократии. Но она не складывается автоматически. Для того, чтобы производственная демократия была не формальной, а реальной, требуются сознательная активность рабочих, их стремление вникать во все дела кооператива, умение организоваться внутри самого кооператива. Такой активности и такого умения у рабочих мондрагонских кооперативов пока еще недостаточно. Тут могли бы рабочим помочь их собственные профсоюзы — но профсоюзов в мондрагонских кооперативах нет[XIV].
По испанским законам в кооперативах могут работать наемные работники, которые не являются членами кооператива. Закон ограничивает число таких работников, устанавливая максимально допустимый процент наемных рабочих в общей численности работников (10 % в одном кооперативе и больше, если у кооператива есть филиалы).
В литературе упоминают о том, что фактически в кооперативах Испании, в том числе и в мондрагонских, эта норма так или иначе обходится и в кооперативах работает больше наемных, чем разрешает закон.
Но главное не в том, сколько наемных рабочих имеет кооператив. Главное — каково положение наемных. А положение это в корне отличается от положения членов кооператива.
Казалось бы, нет никаких принципиальных сложностей в такой организации дела, которая давала бы наемным рабочим участвовать в принятии решений, касающихся их собственного положения на кооперативном предприятии. Не сложно и организовать дело так, чтобы рабочим начислялась доля в прибыли, пропорциональная их трудовому вкладу за время работы в кооперативе. Но таких порядков в мондрагонских кооперативах нет.
Наемные рабочие не имеют права голоса на собраниях. У них нет права на долю в прибыли кооператива. Наемные работают на основе временных контрактов и, стремясь к продлению контрактов, боятся выражать свое недовольство
У наемных есть право выбирать своих представителей для взаимодействия с администрацией, но для этого надо проработать в кооперативе не меньше трех месяцев. Администрация старается перемещать наемных из кооператива в кооператив, чтобы не дать им возможность воспользоваться правом на организованное представительство своих интересов.
По отношению к наемным рабочим кооператив выступает как коллективный эксплуататор[XV]. И это опять же позволяет сделать вывод о сходстве социальной природы мондрагонских кооперативов с колхозами в СССР, которые самым откровенным образом эксплуатировали труд наемных сезонных рабочих.
Система мондрагонских кооперативов в лице некоторых своих структур является учредителем и владельцем чисто капиталистических предприятий (например, супермаркетов). Положение рабочих и других рядовых работников в таких предприятиях не имеет ничего общего с положением членов кооперативов. Они — наемные эксплуатируемые работники, а часть прибыли таких предприятий является дополнительным источником средств для развития системы мондрагонских кооперативов.
Я не хочу, чтобы у читателей сложилось впечатление, будто мое отношение к опыту мондрагонских кооперативов — резко отрицательное. Это вовсе не так.
Моя цель — обратить внимание на следующее обстоятельство: горячие поклонники мондрагонских кооперативов склонны многое преувеличивать в значении этого опыта для рабочих.
Возможно, причина подобных преувеличений в том, что источником информации о мондрагонских кооперативах были для них лишь официальные документы (закон, устав кооператива и т.п.); беседы с администрацией, а не с рабочими; статьи и книги, написанные другими авторами, не вникшими досконально в суть дела; рекламные проспекты корпорации.
Вспомним, как судили об СССР многие западные левые — не по реальным контактам с советскими рабочими и колхозниками, а по пропагандистским книгам, по дежурным речам партийных, комсомольских и профсоюзных руководителей, изображавшим наши порядки лучшими в мире.
Наш краткий визит в Мондрагон помог понять лишь некоторые стороны жизни системы мондрагонских кооперативов и теперь у нас к рабочим этих кооперативов еще больше вопросов, чем было до поездки. Но главные предположения, с которыми я ехала в Мондрагон, подтвердились, и я могу их считать теперь доказанными.
Кооперативы мондрагонской группы — явление не совсем обычное для капиталистических стран. Их особенности коренятся не в самой кооперативной форме собственности, а в том, что эти кооперативы тесно связаны между собой технологически и организационно. В систему входят такие организации, которые обеспечивают устойчивое существование кооперативов: банк; организации, готовящие для кооперативов квалифицированные кадры; исследовательские организации и пр. Экономическая эффективность мондрагонской кооперативной корпорации достигается при помощи согласованности действий ее частей, в том числе при помощи планирования инвестиций, планомерного создания новых рабочих мест и др.
Означает ли это, что систему мондрагонских кооперативов можно считать чем-то вроде «миниатюрного государства самоуправляющихся трудовых коллективов», где «нет места отчуждению работников от результатов своего труда», где «члены коллектива ощущают себя подлинными хозяевами своих предприятий»? (К такой позиции, склоняется, например, Вадим Белоцерковский.) Нет. Не означает. И вот почему.
Производственной демократии в полном значении этого слова здесь нет.
Права рабочих не гарантированы государством. Профсоюзы не действуют.
Существует фактическая эксплуатация рабочих-собственников руководящими структурами — устойчивое лучшее положение специалистов и управляющих обеспечивается за счет рабочих. Разрыв между доходами рабочих, с одной стороны, специалистов и менеджеров, с другой, постепенно увеличивается и воспринимается рабочими как несправедливый.
Недовольство рабочих рядом порядков не выливается в открытые конфликты, не выходит наружу из-за страха рабочих потерять работу.
Кооперативы эксплуатируют труд наемных рабочих.
Различия в зарплате разных категорий работников в мондрагонских кооперативах вроде бы и не велики: 1 к 4,5; в некоторых кооперативах — 1 к 6. За единицу принимается тарифная ставка рабочих ручного немеханизированного труда. Однако заработная плата работников аппарата управления корпорацией может превышать этот минимум в 15 раз. В то же время прибыль распределяется пропорционально зарплате (и отработанному времени). Поэтому реальный разрыв в размерах доходов, с точки зрения рядовых работников, слишком велик. По мнению же администрации, снижение доходов управляющих и специалистов грозит потерей профессиональных кадров. Это реальная проблема, которая существует в связи с тем, что менеджеры и специалисты, обслуживающие собственников частнокапиталистических предприятий, имеют доходы, во много раз превышающие зарплату рабочих[XVI].
Главное, что дает рабочим членство в кооперативах Мондрагона, — устойчивость занятости. Это говорили нам в Испании все, кто судит с точки зрения интересов трудящихся.
Мы беседовали в Мондрагоне и с представителем администрации. Из этой беседы, из рекламных проспектов мы узнали много интересных фактов, свидетельствующих о высоком качестве продукции, о конкурентоспособности мондрагонских кооперативов[XVII]. А краткая экскурсия на одно из предприятий убедила нас в том, что труд на этом предприятии организован рационально, технология вполне современная (хотя доля ручного неквалифицированного труда все еще высока). Правда, работники, не имеющие отношения к администрации, говорили нам, что на других предприятиях мондрагонской группы условия труда гораздо хуже, чем на предприятии, которое нам показали.
Вот таков мой отчет перед рабочими России о поездке в Мондрагон. Каков общий вывод?
Всякая форма хозяйствования, которая поднимает активность работников и предлагает свои пути учета и защиты интересов трудящихся, всегда должна нами, участниками рабочего движения, приветствоваться. Опыт Мондрагона — наш опыт. Рабочие могут им гордиться[XVIII]. Но было бы глупо гордиться без досконального знания того, что происходит на самом деле. Потому что рабочее движение — это движение, которому дорог хороший опыт, которое всегда стремится его распространять, но которое никого не обманывает относительно плюсов и минусов, успехов и неуспехов того или иного опыта.
Активность рабочих и профсоюзов должна быть замешана на доброкачественных дрожжах, то есть:
- каков опыт на самом деле, мы знаем и ничего в нем не скрываем ни от себя, ни от других;
- мы предлагаем перенять опыт, если он вам нравится;
- мы призываем искать пути и возможности сделать еще лучше, чтобы получить такие формы хозяйствования, которые избавили бы труд от эксплуатации, сделали бы его свободным.
Конечно, опыт кооперативной мондрагонской корпорации, как и другие подобные опыты, лишний раз убеждает, что бороться за освобождение труда на своем предприятии[XIX] можно лишь в пределах, которые отводит этому имеющаяся в данном обществе государственная власть.
Комментарии Александра Тарасова.
Галина Яковлевна Ракитская (1939—2013) — советский, затем российский экономист, доктор экономических наук (2003, тема диссертации — «Общая теория социально-трудовых отношений и перспективы их демократического регулирования в современной России»).
Длительное время работала научным сотрудником Института экономики АН СССР (затем — Института экономики РАН), в последние годы — профессор кафедры труда и социальной политики Российской академии государственной службы при Президенте РФ. В 1993 году награждена Б. Ельциным медалью «Защитник свободной России».
С началом «перестройки» занялась изучением «неформалов» в составе Центральной комиссии по проблемам движения самодеятельных объединений, клубов и инициативных групп Советской социологической ассоциации АН СССР, затем сама вступила в клуб «Демократическая перестройка» и в «Мемориал». В 1989 году вошла в состав руководства Социал-демократической ассоциации (СДА), преобразовавшейся в 1990 году в Социал-демократическую партию России (СДПР), в 1992 году была одним из организаторов возникшей в СДПР «Левой платформы» («Левые социал-демократы»), член Политсовета СДПР.
В 1994 году вместе с мужем Б.В. Ракитским создала Школу трудовой демократии (ШТД) — группу по проведению семинаров для активистов «альтернативных» профсоюзов. Сопредседатель ШТД.
Автор книг: «Рабочий колхоз при капитализме» (1995, в 1998-м переиздана под названием «Миф левых о Мондрагоне»), «Проблемы и направления развития социально-трудовых отношений в СССР» (1986), «Профсоюзы и участие трудящихся в демократическом процессе» (1996), «Социально-трудовые отношения» (2003). Соавтор книг: «Преобразования в сфере труда в 80-е годы» (1984, совместно с А.Н. Шохиным), «Стратегия и тактика перестройки» (1990, совместно с Б.В. Ракитским), «Замыслы номенклатуры и интересы народа» (1990, совместно с Б.В. Ракитским), «Очередные задачи профсоюзного дела» (1997, совместно с Б.В. Ракитским), «Методология марксизма и историческое поприще ее плодотворности» (1998, совместно с Б.В. Ракитским).