Saint-Juste > Рубрикатор

Концепция городской герильи

Мы проводим чёткую грань между ним [врагом] и собой.

Мао

Если враг борется с нами, это хорошо, а не плохо:
Я считаю, что когда мы — будь то отдельный человек, партия, армия или школа — не подвергаемся нападкам врага, то это плохо, ибо это безусловно означает, что мы оказались с ним в одном болоте. Когда же враг выступает против нас, то это хорошо, ибо показывает, что мы проводим чёткую грань между ним и собой. Если враг яростно нападает и изображает нас в самом мрачном свете как людей, лишенных всяких достоинств, то это ещё лучше, ибо доказывает, что мы не только проводим чёткую грань между ним и собой, но и имеем большие успехи в работе.

Мао Цзэ-дун
26 мая 1939
[1]

Поддержим вооруженную борьбу!

1. Конкретные ответы на конкретные вопросы

[я] по-прежнему твердо убежден в том, что, не исследовав, нельзя претендовать на право высказывать свое мнение.

Мао[2]

Некоторые товарищи уже определились в своем мнении о нас. Для них даже соотнесение «этой анархической группы» с социалистическим движением — «демагогия буржуазной прессы». В своих представлениях об анархизме, которые они используют для лжи и доносов, они недалеко ушли от прессы Шпрингера[3]. Мы предпочли бы ни с кем не вести обсуждения на таком вульгарном уровне.

Многие товарищи хотят знать, что мы сами думаем о своей деятельности. Письмо в «883»[4] в мае 1970 года было слишком общим; магнитофонная запись Рэй[5], фрагмент из которой вышел в «Шпигеле», и без того была недостоверной и происходила из контекста частной дискуссии. Рэй собиралась использовать его как памятку для своей собственной статьи. То ли она нас провела, то ли мы ее переоценили.

Если бы наша практика была такой опрометчивой, как иные формулировки оттуда, нас бы уже поймали. «Шпигель» заплатил Рэй за это гонорар в 1000 долларов.

Ясно, что почти всё, что газеты пишут о нас — и как они это пишут — всё это ложь. Планы похищения Вилли Брандта[6] призваны заклеймить нас политическими идиотами[7], а причастность к похищению детей — неразборчивыми в выборе средств преступниками. И так вплоть до «достоверных подробностей» в «Конкрете», где, разумеется, высосаны из пальца только незначительные детали по делу. То, что у нас будто бы есть «офицеры и солдаты», что кто-то у кого-то в «крепостной зависимости», что когда-то кто-то должен был быть «ликвидирован», что товарищи, которые с нами расстались, должны были нас бояться, что мы с винтовкой наперевес получаем доступ в квартиры или достаем паспорта, что мы будто бы осуществляли «групповой террор» — все это просто грязь.

Кто представляет себе нелегальную организацию вооруженного сопротивления по образцу добровольческого корпуса (фрайкора)[8] и феме[9], сам желает погрома. Психические механизмы, порождающие подобные проекции, исследовались в связи с фашизмом в «Авторитарной личности» Хоркхаймера/Адорно[10] и в «Психологии масс и фашизме» Райха. Революционный компульсивный характер[11] — это contradictio in adjecto, противоречие в определении. Революционная политическая практика при существующих условиях — если не в общем — предполагает все большую перманентную интеграцию индивидуального характера и политической мотивации, то есть политическую идентичность. Марксистская критика и самокритика не имеет никакого отношения к «самоосвобождению», а, напротив, тесно связана с революционной дисциплиной. «Просто опубликовать сенсацию» тут, конечно, хотели вовсе не какие-то абстрактные «левые организации» под анонимным именем «автор», а сам «Конкрет», редактор которого — левая рука Эдуарда Циммерманна[12] — заботится кроме всего прочего и об имидже издания, чтобы этот порнушный журнал не потерял своей рыночной ниши[13].

Многие товарищи также распространяют о нас лживые слухи. Они придают себе важности, рассказывая, что мы будто бы проживали у них, что они организовывали нашу поездку на Ближний Восток, что они будто бы имели информацию о контактах, квартирах, что они что-то для нас делали, хотя они ничего не делали. Некоторые хотят только показать этим, что они «в деле». На этом попался Гюнтер Фойгт[14], который кичился перед Дюрренматтом своей принадлежностью к освободителям Баадера; ему пришлось пожалеть о своем поведении, когда пришли фараоны. Оправдаться, даже если оправдание соответствует истине, оказалось совсем не так просто. Некоторые хотят доказать, что мы глупые, ненадёжные, неблагоразумные сорвиголовы. Так они настраивают других против нас. В действительности, они судят о нас по себе. Они потребляют. Мы ничего не можем поделать с такими болтунами, для которых антиимпериалистическая борьба разыгрывается за чашкой кофе.

Есть много и тех, кто имеет представление о сопротивлении, кому достаточно тошно, чтобы желать нам успеха, кто помогает нам, потому что знает, что их пожизненная интеграция и приспособление — это ничего не стоящий хлам.

Квартира на Кнезебекштрассе 89 (арест Малера)[15] провалилась не из-за нашей расхлябанности, а из-за предательства. Доносчиком был один из нас. От этого не застрахованы те, кто занимается тем же, что и мы, как и от того, что фараоны пытают товарищей, что кто-нибудь может не выдержать террора, который система организует против тех, кто действительно борется с ней. У свиней не было бы власти, если бы у них не было средств.

Некоторые из-за нас вынуждены оправдываться. Чтобы избежать политической дискуссии с нами, чтобы наша практика не поставила под сомнение их собственную практику, они искажают даже очевидные факты. Так, например, все еще утверждают, что Баадер должен был отсидеть три или девять, или двенадцать месяцев, хотя действительный срок легко установить: три года — за поджог, до этого — шесть месяцев условного осуждения с испытательным сроком, примерно шесть месяцев за подделку документов и т.д. — процесс еще не состоялся. Из этих 48 месяцев Андреас Баадер отсидел 14 в десяти гессенских тюрьмах — девять переводов из-за плохого поведения, то есть за организацию бунта, сопротивления. Этот хитрый торг, превративший оставшиеся 34 месяца в три, девять или двенадцать, тоже был нужен, чтобы лишить моральной основы освобождение заключенного 14 мая. Так некоторые товарищи рационализируют свой страх перед последствиями, которые лично для них могла бы иметь политическая дискуссия с нами.

Нас часто спрашивали, пошли бы мы на операцию по освобождению, если бы знали, что при этом будет подстрелен некий Линке[16]. На этот вопрос можно ответить только «нет». Вопрос — «что было бы, если», однако, многозначен, это вопрос пацифистский, платонический, моральный, беспристрастный. Кто серьезно обдумывает освобождение заключенного, не задает подобный вопрос, а ищет ответ самостоятельно. С его помощью люди хотят узнать, так ли мы жестоки, как нас изображает пресса Шпрингера, хотят экзаменовать нас по катехизису. Этот вопрос является попыткой заболтать тему революционного насилия, привести революционное насилие и буржуазную мораль к общему знаменателю. Так не пойдёт. Принимая во внимание все возможности и обстоятельства, не было основания предполагать, чтобы в это мог ввязаться и ввязался гражданский. А что фараоны ни с чем не стали бы считаться, нам было совершенно ясно. Идея проводить операцию по освобождению без оружия самоубийственна.

14 мая — так же, как и во Франкфурте, где двоим нашим удалось скрыться, когда их хотели арестовать, — а мы не позволяем себя так просто арестовывать — фараоны начали стрелять первыми. Фараоны всегда стреляли на поражение. Мы старались вообще не стрелять, а если стреляли, то не на поражение. В Берлине, в Нюрнберге, во Франкфурте[17]. Это можно доказать, так как это — правда. Мы не применяем огнестрельное оружие, «ни с чем не считаясь». Фараон находится в противоречии с самим собой, с одной стороны он — «маленький человек», а с другой — слуга капиталистов, с одной стороны — простой служащий, а с другой — должностное лицо монополистического капитала. Поэтому он не обязан исполнять преступный приказ. Мы стреляем, если стреляют в нас. Фараона, который позволяет нам убежать, мы не трогаем.

Совершенно верно утверждение, что огромные усилия по нашему розыску направлены также и против всех левых социалистов в Федеративной Республике и Западном Берлине. Ни те гроши, которые нам пришлось стибрить, ни несколько краж автомобилей и документов, из-за которых на нас завели дело, ни покушение на убийство, которое пытаются повесить на нас, сами по себе не оправдывают подобного переполоха. Страх пробрал до костей власть имущих, которые уже думали, что полностью держат под контролем государство со всеми его жителями, классами и противоречиями, что вынудили интеллектуалов снова замкнуться на своих журналах, что заперли левых в их кружках, что обезоружили марксизм-­ленинизм[18] и деморализовали интернационализм. Однако структуры власти, которые они представляют, не так уязвимы, как они пытаются показать. Не стоит вестись на их крики и поплёвывать свысока.

Мы утверждаем, что в данный момент организация вооруженных групп сопротивления в Федеративной республике и Западном Берлине правильна, возможна и оправданна. Правильно, возможно и оправданно вести городскую герилью здесь и сейчас. Вооруженная борьба как «высшая форма марксизма-ленинизма» (Мао) может и должна начаться сейчас, без нее невозможна антиимпериалистическая борьба в метрополиях.

Мы не говорим, что организация нелегальных вооруженных групп сопротивления могла бы заменить легальные пролетарские организации и отдельные акции классовой борьбы, и что вооруженная борьба могла бы заменить политическую работу на предприятиях и в городских районах. Мы лишь утверждаем, что первое является предпосылкой для достижений и успехов второго. Мы не бланкисты и не анархисты, хотя считаем Бланки великим революционером, а личный героизм многих анархистов — вполне заслуживающим уважения.

Наша практика длится менее года. Времени прошло слишком мало, чтобы уже можно было говорить о результатах. Но большая известность, которую обеспечили нам господа Геншер[19], Циммерманн и компания, позволила нашей пропаганде появиться своевременно, чтобы уже сейчас предоставить пищу для размышлений.

«Если вы, однако, хотите знать, что думают коммунисты, то смотрите на их руки, а не им в рот».

2. Федеративная республика как метрополия

Кризис обусловлен не столько застоем механизмов развития, сколько самим развитием. Так как целью этого развития является лишь рост прибыли, оно все больше и больше питает паразитизм и расточительство, пренебрегает интересами всех социальных слоев, создает растущие потребности, которые оно не может удовлетворить, и ускоряет разложение общественной жизни. Только чудовищный аппарат может контролировать спровоцированное напряжение и восстания с помощью манипуляции мировоззрением и открытых репрессий. Студенческие бунты и негритянское движение в Америке, кризис, в котором оказалось политическое единство американского общества, расширение студенческой борьбы в Европе, мощное возобновление и новое содержание рабочей и массовой борьбы, вплоть до взрыва «Мая» во Франции, буйного общественного кризиса в Италии и возобновления недовольства в Германии, — всё это характеризует ситуацию.

«Манифесто». Необходимость коммунизма.
Из тезиса 33.

Товарищи из «Манифесто»[20] в этом списке справедливо ставят Федеративную республику на последнее место и называют то, что характеризует ситуацию здесь, расплывчатым словом «недовольство». Барцель[21] еще шесть лет назад сказал, что Федеративная республика — это одновременно экономический гигант и политический карлик. С тех пор ее экономическая мощь не уменьшилась, а политическая увеличилась, как внутри государства, так и за его пределами. Благодаря образованию «Большой коалиции» в 1966 году[22] был предупрежден политический кризис, который мог спонтанно возникнуть из-за предстоящего тогда спада производства. Благодаря законам о чрезвычайном положении был создан инструмент, который обеспечивает единые действия правящего класса в будущих кризисных ситуациях, объединяет политических реакционеров с теми, кому ещё важна законность. Социал-­либеральной коалиции в значительной мере удалось поглотить то «недовольство», которое проявилось благодаря студенческому и внепарламентскому движению. Поскольку реформизм социал-демократической партии еще не изжил себя в сознании сторонников этой партии, поскольку, благодаря своим обещаниям реформ, эта коалиция смогла снять для большой части интеллигенции актуальность коммунистической альтернативы, она смогла лишить остроты антикапиталистический протест. Ее «Восточная политика»[23] открывает для капитализма новые рынки, вносит вклад со стороны Германии в примирение и союз между американским империализмом и Советским Союзом, в которых нуждается США, чтобы освободить себе руки для агрессивных войн в «третьем мире». По всей видимости, этому правительству также удастся разъединить «новых левых» и старых антифашистов и тем самым еще больше отделить «новых левых» от их истории, от истории рабочего движения. ГКП, которая обязана своей легальностью новому объединению американского империализма с советским ревизионизмом, устраивает демонстрации в поддержку «Восточной политики» этого правительства; Нимёллер[24] — символическая фигура антифашизма — в предвыборной борьбе агитирует за СДПГ.

Под предлогом «общественного блага» государственный дирижизм при помощи единой тарифной сетки и «согласованной акции»[25] прибрал к рукам профсоюзную бюрократию. Сентябрьские забастовки 1969 года[26] показали, что предпочтение отдается прибыли, а будучи исключительно экономическими забастовками, они показали, насколько крепко держится власть.

Федеративная республика, имея приблизительно два миллиона иностранных рабочих, может при намечающемся спаде производства использовать рост безработицы до уровня приблизительно 10 %, развернуть настоящий террор, настоящий дисциплинарный механизм, обозначающий для пролетариата безработицу, и при этом не вынуждена бороться с армией безработных, не сталкивается с политической радикализацией этих масс. Сам этот факт дает представление о могуществе системы.

Оказывая научную и военную помощь США, Федеративная республика участвует в ее захватнических войнах[27], наживается на эксплуатации «третьего мира», но не несет ответственности за эти войны, поэтому ей не приходится бороться с оппозицией внутри страны. Не менее агрессивная, чем американский империализм, она все же менее уязвима.

Политические возможности империализма не исчерпаны здесь ни в его реформистском, ни в его фашистском варианте; его способности интегрировать или подавлять порожденные им самим противоречия еще не утрачены.

Концепция городской герильи «Фракции Красной Армии» не основывается на оптимистической оценке ситуации в Федеративной республике и Западном Берлине.

3. Студенческий бунт

Признавая единый характер господствующей капиталистической системы, невозможно отделить революцию «в цитаделях» от революции «в отсталых районах». Без оживления революции на Западе нельзя наверняка помешать тому, чтобы империализм, следуя своей логике насилия, стал искать свой выход в катастрофической войне, или тому, чтобы сверхдержавы подчинили мир изнуряющему ярму.

«Манифесто».
Из тезиса 52

Студенческое движение выливается в мелкобуржуазный бунт; это значит: студенты теряют сопровождавшую их самонадеянность; это значит: они отрицают свое происхождение из конкретного противоречия между буржуазной идеологией и буржуазным обществом; это значит: осознавая свою неизбежную ограниченность, они отрекаются от того теоретического уровня, которого уже достиг их антикапиталистический протест.

Несомненно, когда студенты, чувствовавшие свое духовное обнищание на фабриках науки, отождествляли себя с эксплуатируемыми народами Латинской Америки, Африки и Азии, пафос их был преувеличен; сравнение массового издания «Бильд цайтунг» здесь, в ФРГ, с массовыми бомбардировками во Вьетнаме представляло собой грубое упрощение; сравнение идеологической критики системы здесь с вооруженной борьбой там было надменным; мысль о том, чтобы самим быть революционным субъектом, — в известной мере эту идею распространяли, ссылаясь на Маркузе, — была невежественной, если принимать во внимание современную форму буржуазного общества и созданные им средства производства.

В заслугу студенческому движению в Федеративной республике и Западном Берлине можно поставить уличные бои, поджоги, использование ответного насилия, но кроме того его сильная сторона включала в себя пафос, упрощения и невежество. Короче говоря, практику, которая должна (по крайней мере, в сознании интеллигенции) восстановить марксизм-ленинизм как политическую теорию, без которой не сводятся в концепцию ни политические, экономические и идеологические факты, ни формы, в которых они проявляются; без которой нельзя описать их внутреннюю и внешнюю связь.

Именно потому, что студенческое движение исходило из конкретного опыта противоречия между идеей свободы науки и реальным положением дел в университете, поглощенном монополистическим капиталом, потому, что оно задумывалось не только как идеологическое движение, оно не выдохлось, пока, по крайней мере, теоретически, не добралось до основания связи между кризисом университета и кризисом капитализма. Пока им и их общественности не стало ясно, что ни «свобода, равенство, братство», ни права человека, ни Устав ООН не составляют содержание этой демократии; что здесь ценится то, что всегда считалось признаком колониальной и империалистической эксплуатации Латинской Америки, Африки и Азии: дисциплина, подчинение и жестокость для угнетенных, для тех, кто встает по ту сторону, протестует, сопротивляется, ведет антиимпериалистическую борьбу.

Критически настроенное в плане идеологии, студенческое движение рассматривало почти все сферы государственных репрессий как проявление империалистической эксплуатации: в кампании против Шпрингера[28], в демонстрациях против американской агрессии во Вьетнаме, в кампании против классового характера правосудия, в кампании против бундесвера[29], против чрезвычайных законов, в движении учащихся. «Экспроприируйте Шпрингера!», «Уничтожайте НАТО!», «Война — террору потребления!», «Война — террору воспитания!», «Война — террору квартирной платы!» — это были верные политические лозунги. Под их воздействием в сознании всех угнетенных должна была произойти актуализация созданных самим поздним капитализмом противоречий: между, с одной стороны, возникшими благодаря развитию производительных сил новыми потребностями и возможностями их удовлетворения, а с другой стороны — гнетом иррационального подчинения. Продуктом их самосознания явилась не организованная классовая борьба здесь, а отнесение себя к интернациональному движению, осознание того, что у них и у Вьетконга[30] — один и тот же классовый враг, и что поступать с ним здесь надо так же, как там Вьетконг поступает с «бумажным тигром» и со «свиньями»[31].

Преодоление провинциальной замкнутости старых левых — вторая заслуга студенческого движения. Стратегия «народного фронта» «старых» левых — это «пасхальный марш»[32], «Немецкий союз мира»[33], «Немецкая народная газета»[34], это иррациональная надежда на «большой обвал» на каких-нибудь выборах, их парламентская ставка и на Штрауса[35] и на Хайнемана[36], их про-­ и антикоммунистические установки в отношении ГДР, их изоляция, разочарование и моральная раздвоенность: готовность к любой жертве и неспособность ни к какой практической деятельности. Социалистическая часть студенческого движения, несмотря на теоретические недочеты, сформировала свое самосознание на основе правильного понимания того, что «революционная инициатива на Западе может полагаться на кризис глобального равновесия и на созревание новых сил во всех странах» (тезис 55, «Манифесто»). Они наполнили свою агитацию и пропаганду тем, на что могли указать, прежде всего, в немецких условиях: что в противовес глобальной стратегии империализма национальная борьба должна быть в перспективе интернациональной, что только связь национального содержания с интернациональным, традиционных форм борьбы с интернационалистскими может укрепить революционную инициативу. Свою слабость они сделали своей силой, поскольку осознали, что только так можно предотвратить повторный пессимизм, провинциальную замкнутость, реформизм, стратегию «народного фронта», интеграцию в Систему — тупики социалистической политики при пост­ и дофашистских условиях, представленные в Федеративной Республике и Западном Берлине.

Тогда левые знали, что было бы правильно сочетать социалистическую пропаганду на предприятиях с фактическим срывом поставок «Бильд цайтунг»[37]. Что было бы правильно пропаганду среди военных, не отправленных во Вьетнам, сочетать с реальными нападениями на военные самолеты, предназначенные для войны во Вьетнаме, кампанию против бундесвера — с реальными нападениями на натовские аэродромы. Что было бы правильно критику классового характера правосудия сочетать со взрывами тюремных стен, критику концерна Шпрингера — с разоружением охраны его предприятия, правильно — наладить работу собственной радиостанции, деморализовать полицию, иметь нелегальные квартиры для дезертиров бундесвера, иметь возможность делать фальшивые паспорта для агитации среди иностранных рабочих, препятствовать производству напалма с помощью саботажа на предприятиях.

И неверно свою собственную пропаганду ставить в зависимость от спроса и предложения: нет газеты, так как рабочие ее еще не финансируют, нет автомобиля, так как «движение» еще не может его купить, нет радиостанции, так как на нее нет лицензии, нет саботажа, так как из-за него капитализм не рухнет тотчас же.

Студенческое движение распалось, когда специфическая студенческо-мелкобуржуазная форма организации, «антиавторитарный лагерь», оказалась неспособной разработать соответствующую своим целям практику, спонтанность движения не получила продолжения ни на предприятиях, ни в эффективной городской герилье, ни в социалистической организации. Оно распалось, когда из искры студенческого движения — в отличие от Италии и Франции — не разгорелся степной пожар организованной классовой борьбы. Оно смогло обозначить цели и содержание антиимпериалистической борьбы, даже не являясь революционным субъектом. Но оно не смогло оказать этому субъекту организационного содействия.

В отличие от пролетарских организаций «новых левых», «Фракция Красной Армии» не отрицает свою предысторию как историю студенческого движения, которое обновило марксизм-­ленинизм как оружие классовой борьбы и восстановило интернационалистский контекст революционной борьбы в метрополиях.

4. Примат практики

Для непосредственного познания какого-либо явления или явлений необходимо личное участие в практической борьбе, имеющей целью изменение действительности, изменение какого-либо явления или явлений, ибо только личное участие в такой практической борьбе позволяет соприкоснуться с внешней стороной какого-либо явления или явлений и только личное участие в такой практической борьбе позволяет вскрыть сущность какого-либо явления или явлений и понять их.
<...> ...марксизм придает серьезное значение теории именно потому, и только потому, что она может направлять практическую деятельность.
Если, обретя правильную теорию, ограничиваться лишь пустыми разговорами о ней, держать ее под спудом и не осуществлять на практике, то от этой теории, как бы она ни была хороша, толку не будет.

Мао Цзэ-дун[38]

Интерес левых, социалистов, которые к тому же обладали авторитетом в студенческом движении, к изучению научного социализма, актуализация критики политической экономии в качестве самокритики студенческого движения были в то же время для них возвратом к студенческим письменным столам.

Судя по их бумажной продукции, их организационным моделям, расходам, которые они оправдывали в своих высказываниях, можно было бы подумать, что здесь революционеры претендовали на руководство в мощной классовой борьбе, как будто в Германии в 1967—1968 гг. сложились условия для социалистической революции, как в 1905 году[39]. Если Ленин в 1903 году в работе «Что делать?»[40] подчеркивал потребность русского рабочего в теории и постулировал, в отличие от анархистов и социалистов-­революционеров, необходимость классового анализа, организации и разоблачающей пропаганды, то это потому, что массовая классовая борьба была в разгаре. «В том-то и дело, что рабочие массы очень возбуждаются гнусностями русской жизни, но мы не умеем собирать, если можно так выразиться, и концентрировать все те капли и струйки народного возбуждения, которые высачиваются русской жизнью в количестве неизмеримо большем, чем все мы себе представляем и думаем, но которые надо именно соединить в один гигантский поток». (Ленин, «Что делать?»).

Мы сомневаемся, возможно ли вообще при современных условиях в Федеративной республике и Западном Берлине разработать объединяющую рабочий класс стратегию, создать организацию, которая может быть одновременно выразителем и инициатором необходимого объединительного процесса. Мы сомневаемся, что союз между социалистической интеллигенцией и пролетариатом может возникнуть благодаря программным заявлениям и может быть достигнут благодаря ее притязанию на пролетарские организации. Капли и струйки, которые высачиваются гнусностями немецкой жизни, до сих пор еще собирает концерн Шпрингера и подготавливает с их помощью новые гнусности.

Мы утверждаем, что без революционной инициативы, без практической революционной борьбы авангарда, социалистических рабочих и интеллектуалов, без реальной антиимпериалистической борьбы не может быть объединительного процесса, что союз может возникнуть только в общей борьбе, в которой сознательная часть рабочих и интеллектуалов должна не руководить, а идти впереди.

Из бумажной продукции организаций мы узнаем, что их практика главным образом представляет собой только конкурентную борьбу интеллектуалов, которые соревнуются друг с другом в лучшем понимании Маркса перед мнимой судейской коллегией (явно не рабочим классом, так как сам их язык уже исключает участие рабочего класса в обсуждении). Для них неприятнее, если их уличат в неверном цитировании Маркса, чем во лжи относительно их собственной практики. Страницы в своих примечаниях они указывают почти всегда верно, количество членов, которое они приписывают своим организациям, почти никогда не соответствует истине. Они боятся упрека в революционном нетерпении больше, чем продажности своих буржуазных профессий; для них важно получать бесчисленные ученые степени за исследование трудов Лукача; для них подозрительно, когда агитируют, используя учение Бланки.

Их «интернационализм» выражается в оценках, с помощью которых они отделяют от других организацию палестинских коммандос — белые господа, которые корчат из себя истинных последователей марксизма; они демонстрируют его, ведя себя как меценаты, в то время как сами просят милостыню у друзей-­богачей от имени партии «Черных пантер» и полагаются на милость божью в том, что они готовы отдать за свое отпущение грехов — имеется в виду не «победа в народной войне», а только забота о своей чистой совести. Это — не революционный метод борьбы.

Мао в своем «Анализе классов китайского общества» сравнивал революционную и контрреволюционную борьбу: «Красное знамя, которое высоко поднято III Интернационалом, призывающим все угнетенные классы в мире объединиться под его знаменем; другое — контрреволюционное, белое знамя, которое поднято Лигой Наций, призывающей все контрреволюционные силы в мире объединиться под ее знаменем»[41]. Мао различал классы в китайском обществе по тому, какой они делали выбор между красным и белым знаменем в ходе революции в Китае. Ему было недостаточно анализа экономического положения различных классов в китайском обществе. Составной частью его классового анализа была также позиция различных классов по отношению к революции.

Марксисты­-ленинисты не будут играть ведущую роль в будущей классовой борьбе, если авангард не несет высоко красное знамя пролетарского интернационализма и не отвечает на вопросы: как будет установлена диктатура пролетариата, как пролетариат получит политическую власть, как будет уничтожена власть буржуазии. Без предварительной практики на эти вопросы ответить нельзя. Классовый анализ, который нам необходим, нельзя проводить без революционной практики, без революционной инициативы.

«Революционные переходные требования», которые повсюду выдвигаются пролетарскими организациями, — борьба против усиления эксплуатации, за сокращение рабочего времени, против растрачивания общественного богатства, за одинаковую оплату труда для мужчин, женщин и иностранных рабочих, против горячки сдельной работы и т.д. Эти переходные требования останутся лишь профсоюзным экономизмом, пока не будет ответа на вопрос, как уничтожить политическое, военное и пропагандистское давление, которое агрессивно препятствует осуществлению этих требований, если они выдвигаются в ходе массовой классовой борьбы. Если же они остаются без изменений, они являются всего лишь экономическим мусором, из-за них не стоит начинать революционную борьбу и вести ее до победного конца, раз уж «победить — значит принципиально признать, что жизнь не является высшим благом для революционера» (Дебре[42]). С помощью этих требований можно выразить свой протест через профсоюзы — «тред-юнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса» (Ленин[43]). Это — не революционный метод протеста.

Так называемые пролетарские организации, если они не поднимают вопроса о вооружении в ответ на чрезвычайные законы, на действия бундесвера, Федеральной пограничной охраны, полиции, прессы Шпрингера, если они хранят оппортунистическое молчание, отличаются от ГКП только тем, что они еще менее укоренены в массах, что они радикальнее на словах и более подкованы теоретически. На практике они опускаются до уровня правозащитников, добивающихся популярности любой ценой, поддерживают ложь буржуазии о том, что в этом государстве можно ещё чего-то добиться с помощью средств парламентской демократии, подталкивают пролетариат к борьбе, которая, учитывая потенциал власти в этом государстве, может быть только подавлена — и подавлена варварскими средствами. «Эти марксистско-­ленинистские фракции или партии, — пишет Дебре о коммунистах в Латинской Америке, — не выходят за пределы тех самых политических установок, в которых они находятся под контролем буржуазии. Вместо того чтобы изменить их, они способствовали их дальнейшему укоренению...»

Тысячам юношей и девушек, тысячам учеников на производстве, которые из своей политизации во время студенческих выступлений впервые сделали вывод об освобождении от эксплуатации на предприятии, эти организации не предлагают никакой другой политической перспективы, кроме нового приспособления к капиталистической эксплуатации. По отношению к молодежной преступности они на практике занимают позицию тюремщиков, по отношению к товарищам, находящемся в тюрьме, — позицию их судей, по отношению к подполью — позицию социальных работников.

Без практики чтение «Капитала» есть не что иное, как буржуазное исследование. Без практики программные декларации — только болтовня. Без практики пролетарский интернационализм — только хвастовство. Занимать позицию пролетариата в теории — значит занимать ее и на практике.

«Фракция Красной Армии» заявляет о примате практики. Верно ли в настоящий момент организовывать вооруженное сопротивление, зависит от того, возможно ли это; а это можно выяснить только на практике.

5. Городская герилья

Следовательно, если подходить к вопросу по существу, с точки зрения перспективы, с точки зрения стратегии, то империализм и всех реакционеров следует рассматривать такими, какими они являются на самом деле — бумажными тиграми. На этом основывается наша стратегическая идея. В то же время они являются живыми, железными, настоящими тиграми, они пожирают людей. На этом основывается наша тактическая идея.

Мао Цзэ-дун[44]

Если верно утверждение, что американский империализм — бумажный тигр, это значит, что в конце концов его можно победить; если верен тезис китайских коммунистов, что победа над американским империализмом возможна благодаря тому, что повсюду в мире против него ведется борьба, из-за чего силы империализма распыляются и становятся уязвимы — если все это верно, то нет причины исключать или обособлять от антиимпериалистической борьбы какую-либо страну и какой-либо регион из-за того, что силы революции там особенно слабы, а силы реакции особенно сильны.

Так же как неверно лишать силы революции веры в себя, недооценивая их, неверно и утверждать, что итогом их борьбы может быть только их уничтожение. Разногласие между честными товарищами из организаций — мы не принимаем в расчет болтунов — и «Фракцией Красной Армии» заключается в том, что мы их упрекаем в лишении сил революции веры в себя, а они нас подозревают в том, что мы бессмысленно приносим силы революции в жертву. Есть доля правды в указаниях на то, в чём именно фракция работающих на предприятиях и в городских районах товарищей и «Фракция Красной Армии» перегибают палку, если они ее перегибают. Догматизм и авантюризм с давних пор являются характерными отклонениями в периоды слабости революции в стране. Так как с давних пор анархисты острее других критиковали оппортунизм, то тех, кто критикует оппортунистов, упрекают в анархизме. Это, можно сказать, старо как мир.

Концепция городской герильи возникла в Латинской Америке. Там она стала тем, чем здесь еще только может стать: революционным методом борьбы в целом слабых революционных сил.

Цель городской герильи — не дать установиться прусскому военному порядку, к которому многие так называемые революционеры хотели бы привести народ в революционной борьбе. Городская герилья исходит из того, что, когда созреет ситуация для вооруженной борьбы, будет слишком поздно готовиться к ней; что без революционной инициативы в стране, потенциал власти в которой так же велик, революционные традиции в которой так же сломлены и так же слабы, как в Федеративной республике, не возникнет подлинно революционного движения, даже если условия для революционной борьбы будут более благоприятными, чем в данный момент — это вытекает из политического и экономического развития самого позднего капитализма.

Поэтому городская герилья является следствием из давно возникшего неприятия представительной парламентской демократии, неизбежным ответом на чрезвычайные законы[45] и «Закон о ручных гранатах»[46], готовностью бороться при помощи средств, которые система использует, чтобы нейтрализовать своих противников. Городская герилья базируется на признании фактов, а не на их апологии.

Что может сделать городская герилья, студенческое движение уже частично знает. Она способна сделать конкретной агитацию и пропаганду, которыми еще ограничена деятельность левых. Это можно увидеть на примере шпрингеровской кампании и кампании против Кабора-Басса[47] гейдельбергских студентов; на примере захватов домов во Франкфурте, направленных против военной помощи, которую Федеративная республика предоставляет компрадорским режимам в Африке, против критики приведения приговоров в исполнение, против классового правосудия, против заводской охраны и внутренней юстиции предприятий. Она может конкретизировать словесный интернационализм приобретением оружия и денег. Она может обезвредить средства системы в деле запрета коммунистов, организуя подполье, которое лишает полицию возможности производить аресты. Городская герилья — это оружие классовой борьбы.

Городская герилья является вооруженной борьбой, поскольку полиция не церемонится в использовании огнестрельного оружия, а классовое правосудие оправдывает Курраса[48] и живьем хоронит товарищей[49], если мы этому не препятствуем. Городская герилья означает, что нельзя деморализовать себя перед произволом Системы.

Цель городской герильи состоит в том, чтобы наносить разрушительные удары в отдельные места государственного аппарата господства, чтобы частично лишить его власти, чтобы разрушить миф о вездесущности Системы и ее неприкосновенности.

Городская герилья предполагает организацию нелегального аппарата, это: квартиры, оружие, боеприпасы, автомобили, документы. На что при этом нужно обращать внимание, написал Маригелла в своем «Кратком учебнике городского партизана». На что при этом нужно еще обращать внимание, мы в любое время готовы сказать каждому, кому необходимо это знать, если он захочет участвовать в борьбе. Мы еще немногое знаем, но это уже кое-что.

Прежде чем решиться на вооруженную борьбу, необходимо иметь легальный политический опыт. Где присоединение к революционным левым все еще соответствует модным потребностям, там лучше создавать только такие союзы, из которых есть возможность выйти.

«Фракция Красной Армии» и городская герилья — та самая фракция и та самая практика, которые, проводя четкую грань между собой и врагом, ведут самую непримиримую борьбу. Это предполагает политическую идентификацию, это предполагает, что учеба уже осталась позади.

Первоначальная концепция нашей организации связывала городскую герилью и работу в массах. Мы хотели, чтобы каждый из нас сотрудничал в городском районе или на предприятии с существующими там социалистическими группами, участвовал в дискуссиях, набирался опыта, учился. Но выяснилось, что это невозможно. Что контроль, который политическая полиция установила над этими группами, над их собраниями, их встречами, над содержанием их дискуссий, достиг такого уровня, что стало невозможно находиться среди них, если все еще хочешь оставаться вне контроля. Что легальную работу нельзя сочетать с нелегальной.

Городская герилья исходит из четкого понимания собственной мотивации, из уверенности, что методы газеты «Бильд» воздействуют не на всех, что ярлыки «антисемиты-уголовники-недочеловеки-убийцы-поджигатели», которые навешивают на революционеров, — полное дерьмо, которое только они [классовые враги] в состоянии выделять и озвучивать и которое все еще влияет на мнение многих товарищей о нас, городская герилья исходит из уверенности, что этот диагноз еще не всех настиг.

Конечно, Система не уступит нам территорию, и нет никакого средства, и в том числе никакой клеветы, которой они не решились бы использовать против нас.

И нет такой общественной силы, у которой была бы другая цель, кроме защиты интересов капитала тем или иным способом, и нет еще социалистической общественности, которая вышла бы за свои собственные рамки, за рамки своих кружков, своего мелкого сбыта, своих подписчиков, которая в основном еще не распрощалась со случайными, частнособственническими, индивидуалистическими, буржуазными манерами. Капитал контролирует все публикации, через рекламные фирмы, через тщеславие сочинителей, вписывающихся в раздувшийся истеблишмент, через советы по радиовещанию, через концентрацию на рынке прессы. Господствующая общественная сила — это сила правящего класса, распределяющая рыночные ниши, разрабатывающая идеологию, специфичную для всех слоёв общества, которую она насаждает ради своего самоутверждения на рынке. Журналистика — продажа. Сообщение — товар, информация — предмет потребления. Что не может быть предметом потребления, от того должно тошнить. Читательская лояльность к печатным изданиям с активной рекламой, рейтинги на телевидении — всё это позволяет подавлять в зародыше любые антагонистические, чреватые последствиями противоречия между СМИ и публикой. Кто хочет удержать свои позиции на рынке, должен присоединяться к самому влиятельному органу, формирующему общественное мнение; таким образом, зависимость от концерна Шпрингера растет по мере того, как растет концерн Шпрингера, который начал скупать местную прессу. Городская герилья не ожидает от этой общественной силы ничего другого, кроме ожесточенной вражды. Городская герилья должна ориентироваться на марксистскую критику и самокритику, и ни на что другое. «Кто не боится четвертования, может стащить императора с лошади», — говорит Мао.

Длительная и кропотливая работа — это постулат, который взят за основу городской герильей, поскольку мы не болтаем о ней, а действуем в соответствии с ним. Не оставляя для себя возможности вернуться к буржуазному образу жизни, не позволяя себе снова повесить революцию на гвоздь в доме типовой застройки, и, стало быть, не желая ничего другого, кроме того, о чем с пафосом говорил Бланки: «Долг революционера — всегда бороться, бороться несмотря ни на что, бороться до самой смерти». Нет и никогда еще не было революционной борьбы, мораль которой была бы другой: в России, в Китае, на Кубе, в Алжире, Палестине, Вьетнаме.

Некоторые говорят, что политические возможности организации, агитации и пропаганды еще долго не исчерпаются, и только когда они будут исчерпаны, можно поднимать вопрос о вооружении. Мы говорим: политические возможности нельзя использовать в полной мере, пока вооруженная борьба не признается в качестве цели политизации, пока наряду со стратегическим положением, что все реакционеры — бумажные тигры, не признается тактическое положение, что они — преступники, убийцы, эксплуататоры.

Мы не станем болтать о «вооруженной пропаганде», мы будем осуществлять ее на практике. Освобождение заключенного не имело под собой пропагандистских оснований, а затевалось лишь для того, чтобы вытащить его из тюрьмы. Налеты на банки, которые пытаются повесить на нас, мы совершали будто бы только для того, чтобы уничтожить деньги. «Блестящие успехи», которых мы, по словам Мао, должны добиться, «если враг изображает нас в самых темных тонах», только условно являются нашими собственными успехами. Большой шумихой, поднятой из-за нас, мы скорее обязаны латиноамериканским товарищам, которые уже провели четкую грань между собой и врагом, поэтому власть имущие здесь так «энергично выступают против» нас из-за подозрения в нескольких налетах на банки, будто уже существует то, что мы только начали создавать — городская герилья «Фракции Красной Армии».

6. Легальность и нелегальность

Революция на Западе — вызов капиталистической власти в ее цитадели — настоятельное требование момента. Она имеет решающее значение. В современном мире нет места и нет сил, которым было бы гарантировано мирное развитие и демократическая стабилизация. Кризис обостряется. В настоящее время замыкаться на себе или откладывать борьбу на более поздний срок означает обречь себя на неизбежное поражение.

«Манифесто».
Из тезиса 55

Лозунг анархистов «Уничтожайте то, что уничтожает вас» направлен на прямую мобилизацию масс, молодежи в тюрьмах и интернатах, в школах и в университетах, адресован тем, чьи дела совсем плохи, направлен на спонтанное понимание, является призывом к прямому сопротивлению. Лозунг «Черных пантер»[50], автором которого является Стокли Кармайкл[51], — «Trust your own experience!» (Доверяй своему собственному опыту) — именно это и подразумевает. Этот лозунг исходит из представления, что при капитализме нет ничего, кроме угнетения, истязания, препятствий, обременения, ничего, что не брало бы свое начало в капиталистических производственных отношениях, лозунг исходит из того, что каждый угнетатель, в каком бы образе он ни выступал, является представителем классовых интересов капитала, то есть классовым врагом.

В этом отношении лозунг анархистов является верным, пролетарским, классово боевым. Он является ложным настолько, насколько способствует ложному сознанию. Стоит только нанести удар, дать им в морду, как организация уходит на второй план, дисциплина оказывается буржуазной, а классовый анализ — излишним. Оказавшись беззащитными перед усиливающимися репрессиями, которые следуют в ответ на их акции, не принимая во внимание диалектики легальности и нелегальности, анархисты легально попадают под арест. Тезис некоторых организаций — «Коммунисты не настолько глупы, чтобы загнать себя в подполье» — подпевает классовому правосудию, и ничему иному. Поскольку он означает, что легальные возможности коммунистической агитации и пропаганды непременно должны быть использованы в организации, в политической и экономической борьбе, и что нельзя необдуманно рисковать, он является верным — но истинный смысл его, конечно, не в этом. Он подразумевает, что те рамки, которыми классовое государство и его правосудие ограничивают социалистическую деятельность, вполне позволяют использовать все возможности, что следует придерживаться этих ограничений, что надо непременно уступать незаконным злоупотреблениям властью этого государства, так как они в любом случае будут узаконены — то есть легальность любой ценой. Незаконный арест, террористические приговоры, злоупотребления полиции, шантаж и принуждение к даче показаний с разрешения государственного прокурора — хоть умри, но продолжай следовать тем же курсом, «коммунисты не настолько глупы...»

Этот тезис оппортунистичен. Он исключает солидарность. Он списывает со счетов товарищей, находящихся в тюрьме, он исключает из социалистического движения организацию и политизацию всех тех, кто в силу своего социального происхождения и положения в обществе может выживать, только нарушая закон: подполье, люмпен­пролетариат, бесчисленную пролетарскую молодежь, гастарбайтеров. Он служит теоретической криминализации всех тех, кто не примкнул к организациям. Он означает союз коммунистов с классовым правосудием. Он порочен.

Легальность — проблема власти. Соотношение легальности и нелегальности определяется противоречием реформистского и фашистского осуществления власти, боннские представители которой в настоящее время — это, с одной стороны, социал-­либеральная коалиция, и, с другой — Барцель и Штраус; ее представители в СМИ — это, с одной стороны, например, «Зюддойче цайтунг», «Штерн», «Франкфуртер рундшау», третья программа радио и телевидение «Свободный Берлин», с другой — концерн Шпрингера, Радио «Свободный Берлин», ZDF, «Байернкурьер»; ее полиция — это, с одной стороны, мюнхенское направление, с другой — берлинская модель; ее правосудие — это, с одной стороны, Федеральный административный суд, с другой — Верховный федеральный суд.

Цель реформистского направления — избегать конфликтов посредством институционализации (участия в управлении), посредством обещания реформ (например, в местах лишения свободы), устраняя устаревшее основание для конфликта (например, коленопреклонение канцлера в Польше[52]), уклоняясь от провокаций (например, мягкая позиция мюнхенской полиции и Федерального административного суда в Берлине), посредством признания недостатков (например, в общественном воспитании в Гессене и Берлине). Для реформистской тактики ухода от конфликтов характерна небольшая активность в пределах легальности и еще меньшая за ее пределами, так реформизм придает себе вид законности с конституцией под мышкой, он нацелен на интеграцию противоречий, он желает прекратить критику слева, сделать ее несостоятельной, он хочет удержать молодых социалистов в СДПГ. Становится несомненным, что реформистское направление в условиях длительной стабилизации капиталистического господства эффективно, но для этого требуются определенные предпосылки. Его эффективность зависит от экономического процветания, так как, например, мягкая тактика мюнхенской полиции куда более затратна, чем жесткие меры берлинской, это недвусмысленно дал понять шеф мюнхенской полиции: «Двое полицейских с пулеметом могут сдержать 1000 человек, столько же человек могут сдержать 100 полицейских с резиновыми дубинками. Без использования подобных средств требуется 300—400 полицейских». Реформистское направление не предполагает создание организованной и вообще какой бы то ни было антикапиталистической оппозиции — это тоже видно на примере Мюнхена.

Впрочем, под маской политического реформизма растет монополизация государственной и экономической власти. Чего добивался Шиллер своей экономической политикой[53] и что осуществлял Штраус своей финансовой реформой[54], так это усиление эксплуатации посредством увеличения интенсивности труда и разделение труда в области производства, посредством долгосрочных мероприятий по рационализации в области управления и услуг.

Сосредоточение власти в руках все менее встречающих отпор людей происходит без сбоев, если оно осуществляется без привлечения лишнего внимания, если при этом удается избежать ненужных провокаций, за которыми могут последовать неподконтрольные процессы солидаризации — такие выводы были сделаны из студенческого движения и из событий Мая в Париже. Поэтому «красные ячейки»[55] еще не запретили, поэтому допустили существование КП как ГКП, не отменив запрет КП[56], поэтому еще существуют либеральные телеканалы и поэтому некоторые организации еще могут считать себя не настолько глупыми, какими они являются на самом деле.

Возможности легальности, предоставляемые реформизмом, являются ответом капитала на атаки студенческого движения и внепарламентской оппозиции — пока реформистский ответ возможен, он более эффективен. Делать ставку на эту легальность, полагаться на нее, метафизически продлевать срок ее существования, статистически экстраполировать ее, желать защищать только ее, означает повторять ошибки стратегии «зон самообороны»[57] в Латинской Америке, ничего не усвоив, позволять формироваться и реорганизоваться эпохе реакции — не до тех пор, когда левых загонят в подполье, а до тех пор, когда их окончательно разобьют.

Вилли Вейер[58] как раз и не ставит на терпимость, когда на критику либеральной прессы, которая считает, что он своим алкогольным контролем делает всех водителей потенциальными нарушителями, нагло заявляет: «Мы продолжаем!» — чем показывает либеральной общественности ее ничтожность. Эдуард Циммерманн делает весь народ полицейскими, концерн Шпрингера превратился в берлинское полицейское управление, ведущий колонки в «Берлинер цайтунг» Реер показывает берлинским судьям, как нужно выписывать ордеры на арест. Имеет место массовая мобилизация в духе фашизма: принятие решительных мер, смертная казнь, ударная сила, введение в бой; новый подход, который привнесла в политику Бонна администрация Брандта — Хайнемана —Шееля[59], является внешней стороной этого процесса.

Товарищи, которые так легкомысленно увлекаются вопросом легальности и нелегальности, очевидно, неправильно оценили амнистию[60], впоследствии обезоружившую студенческое движение. Так как прекратилась криминализация сотен студентов, они отделались испугом, была предотвращена дальнейшая радикализация, им своевременно напомнили о том, чего стоят привилегии буржуазного существования студентов и социальный лифт, несмотря на сущность университета как фабрики науки. Так снова был установлен классовый барьер между ними и пролетариатом, между их привилегированными буднями-­учебой и буднями работающих на сдельщине мужчин и женщин, которые не были амнистированы классовым врагом. Так еще на один шаг теория отдалилась от практики. Расчет «амнистия = примирение» оправдался.

Социал-­демократическая избирательная инициатива некоторых заслуженных писателей — не только растяпы Грасса — попытка позитивной, демократической мобилизации, стало быть, подразумевающая защиту от фашизма и поэтому привлекающая внимание, путает политическую реальность в целом с реальностью запаздывающей надстройки — некоторых издательств и редакций на радио и телевидении, еще не подвергнутых рационализации монополий. Репрессии усиливаются не в тех сферах, с которыми писатель прежде всего имеет дело: тюрьмы, классовое правосудие, горячка сдельной работы, несчастные случаи на рабочем месте, потребление в рассрочку, школа, «Бильд» и «Берлинер цайтунг», пригородные дома казарменного типа, гетто для иностранцев — все это писатели осознают в крайнем случае эстетически, но не политически.

Легальность — это идеология парламентаризма, социального партнерства, плюралистического общества. Она становится фетишем, если те, кто гордится ею, игнорируют, что телефоны законно прослушиваются, почту законно контролируют, соседей законно допрашивают, доносчикам законно платят, законно устанавливают слежку, что политическая организация, если она не хочет постоянно подвергаться преследованиям политической полиции, должна быть одновременно и легальной, и нелегальной.

Мы не надеемся, что сами террор и фашизм вызовут спонтанную антифашистскую мобилизацию, не считаем легальность только продажностью и знаем, что наша работа — такой же предлог, как алкоголь для Вилли Вейера, растущая преступность — для Штрауса, «Восточная политика» — для Барцеля, красный свет светофора, на который проехал югослав, — для франкфуртского таксиста и рука в кармане — для убийцы угонщика автомобиля в Берлине. И более значительный предлог, так как мы являемся коммунистами, и зависит он от того, организуются и борются ли коммунисты, вызывают ли террор и репрессии только страх и пессимизм или провоцируют сопротивление, классовую ненависть и солидарность, идет ли здесь все так гладко для империализма или нет. Так как это зависит от того, так ли коммунисты глупы, что позволяют делать с собой все, что угодно, или используют легальную деятельность для того, чтобы организовать нелегальную, а не преклоняются перед одной из них в ущерб второй.

Участь «черных пантер» и «Пролетарской левой»[61] могла быть обусловлена тем, что они не осознали действительного противоречия между конституцией и конституционной реальностью, между тем как его обострение стало явным по мере организации сопротивления. Они не осознали, что из­-за активного сопротивления неизбежно изменяются условия легальной деятельности, и что поэтому необходимо использовать легальность и для политической борьбы, и для организации нелегальной деятельности, и что ошибочно ждать, когда система сама заставит уйти в подполье, так как в этом случае переход на нелегальное положение будет равнозначен уничтожению. На это и расчёт, и он оправдывается.

«Фракция Красной Армии» организует нелегальную деятельность как плацдарм для революционной борьбы.

Городская герилья означает агрессивную антиимпериалистическую борьбу. «Фракция Красной Армии» устанавливает связь между легальной и нелегальной борьбой, между национальной и интернациональной борьбой, между политической и вооружённой борьбой, между стратегическим и тактическим назначением интернационального коммунистического движения.

Городская герилья означает: несмотря на слабость революционных сил в Федеративной республике и Западном Берлине, революционная борьба здесь и сейчас!

«Или они — часть проблемы, или они — часть решения. Третьего не дано. Дерьмо исследовалось со всех сторон и оценивалось десятками поколений. Я придерживаюсь мнения, что большая часть того, что происходит в этой стране, не нуждается в дальнейшем анализе», — говорит Кливер[62].

Победа в народной войне!

Апрель 1971


Комментарии

[1] Мао Цзэ-дун. Быть объектом нападок врага — дело хорошее, а не плохое (26 мая 1939 года) // Мао Цзэ-дун. Выдержки из произведений. Пекин, 1967.

[2] Мао Цзэ-дун. Предисловие и послесловие к «Обследованию деревни» (март-апрель 1941 года). Здесь и далее перевод цитат из Мао дается по изданию: Мао Цзэ-дун. Избранные произведения. Пекин, 1967.

[3] Значительная часть социалистических организаций и изданий (в первую очередь — просоветских), стремясь избежать обвинений в «симпатиях к терроризму», в тот период тщательно отмежевывалась от РАФ, утверждая, что эта организация — не левокоммунистическая, а «анархистская».

[4] «Агит 883» — анархо-коммунистический журнал Западного Берлина, выходил с февраля 1969 г. по февраль 1972 г., редакционные составы при этом неоднократно менялись. Число в названии журнала было телефонным номером редакции (полностью — 883 56 51). Коллективный проект печатного издания был разработан Дирком Шнайдером. Вначале «Агит 883», тираж которого достигал 6000 экземпляров, ориентировался на марксизм. Позднее он приобрел ярко выраженную анархистскую направленность. В 62-м номере журнала от 5 июня 1970 г. появляется первое официальное программное заявление РАФ «Красная армия создается!». После этого издание попало в разряд запрещенных.

[5] Рэй Мишель (р. 1939) — французская журналистка.

[6] Брандт Вилли (Фрам Херберт Эрнст Карл) (1913—1992) — четвертый федеральный канцлер ФРГ (1969—1974), выдающийся деятель немецкого и мирового социал-демократического движения. Лауреат Нобелевской премии мира (1971).

[7] Вилли Брандт был одним из немногих в руководстве СДПГ идейных социал-демократов и последовательных антифашистов, поэтому именно его похищение было бы с политической точки зрения верхом нелепости.

[8] Фрайкор (добровольческий корпус) — наименование целого ряда полувоенных патриотических формирований, существовавших в Германии и Австрии в XVIII — XX вв. После Первой мировой войны возникло несколько военизированных реваншистских организаций, носивших название «фрайкор», большинство из них впоследствии примкнуло к нацистскому движению. В начале 1919 г. отряды фрайкора под руководством социал-демократа Густава Носке подавили выступления немецких коммунистов и крайне левых социал-демократов, боровшихся за провозглашение Советской власти. Отряды фрайкора участвовали в разгроме Баварской Советской Республики и подавлении восстаний поляков в Силезии. Финансовую поддержку фрайкору обеспечивал «Антибольшевистский фронт» германских промышленников.

[9] Феме (суды Фемы) — система тайной судебной организации, появившаяся в Вестфалии в конце XII — начале XIII вв. Суды существовали в Германии и ряде других европейских стран в XII — XVI в., однако последний суд Фемы был упразднен французским правительством в Мюнстере в 1811 г. Появление судов Фемы было связано с усилением феодальной раздробленности Германии и, как следствие, ослаблением императорской власти. При хаотическом состоянии средневековых порядков трудно с точностью определить взаимные отношения между обыкновенными судами и судами Фемы. И те, и другие суды упоминаются в источниках одинаково — как мстители за нарушение десяти божьих заповедей. Но фактически их участие в деле определялось тем, был ли подсудимый в руках правосудия или не был. Если он был арестован или соглашался явиться на суд, его обычно судили открыто; если же нет, его судил фемгерихт, тайно выносил приговор и путем тайного убийства приводил его в исполнение. В Веймарской республике политические убийства, совершенные правыми радикалами (например, организацией «Консул»), пресса называла термином Fememord. В 1926 г. комиссия рейхстага дала официальное определение этому термину: убийство члена или бывшего члена какой-либо организации в качестве мести за измену этой организации.

[10] В данном случае речь идет, в отличие от упоминающейся ниже работы В. Райха, не о книге, а о самой концепции «авторитарной личности» — в том виде, в каком она была сформулирована Хоркхаймером и Адорно в «Диалектике просвещения».

[11] Здесь употреблен термин из классификации характеров по Вильгельму Райху. Компульсивный характер — это характер, главной чертой которого является боязнь перемен и потрясений и стремление сохранить стабильность. По мнению В. Райха, компульсивный характер — характер идеального чиновника. Разумеется, обладатель компульсивного характера не может быть революционером.

[12] Циммерманн Эдуард (1929—2009) — немецкий журналист и телеведущий, с 1967 по 1997 г. на телеканале ZDF вел передачу «Шифр документа XY… не разгадан», целью которой было раскрытие преступлений, программа использовалась в том числе для розыска партизан РАФ.

[13] Эта фраза — отражение личных обид и острых конфликтов между теми вчерашними соратниками, кто (как У. Майнхоф) ушел в подполье, и теми, кто (как главный редактор «Конкрета» Клаус Райнер Рёль, муж Майнхоф) побоялся это сделать.

[14] Фойгт Гюнтер — западноберлинский ультраправый торговец оружием. Находясь в Швейцарии, дал интервью Фридриху Дюрренматту, в котором заявил, что участвовал в операции по освобождению Андреаса Баадера. Итогом этого бахвальства стал арест Г. Фойгта.

[15] 8 октября 1970 г. в полицию Западного Берлина поступили сведения о двух квартирах, использовавшихся РАФ. В результате полицейской операции были арестованы Хорст Малер, Моника Берберих, Ингрид Шуберт, Ирена Гёргенс и Бригитта Асдонк. Подозрения в предательстве пали на Ханса-Юргена Беккера, который, хотя и отверг все обвинения, тут же покинул революционное подполье.

[16] Линке Георг — служащий библиотеки в институте социальных исследований. Был тяжело ранен при операции по освобождению Баадера.

[17] См. комментарий 15. В Нюрнберге 21 декабря 1971 г. после перестрелки у полицейского поста был арестован Али Янсен. Во Франкфурте-на-Майне 10 февраля 1971 г. произошла «перестрелка» между полицейскими с одной стороны и Астрид Проль и Манфредом Грасхофом — с другой, последним удалось скрыться. Следует заметить, что в последнем случае на месте событий присутствовал оперативник БНД, в рапорте которого указывалось, что полицейские без предупреждения открыли огонь на поражение, при этом ни Проль, ни Грасхоф не успели достать оружие. В СМИ, естественно, пошла версия полицейских, якобы вынужденных применить оружие для самозащиты, рапорт же был засекречен.

[18] На рубеже 60-х — 70-х гг. XX в. в Западной Европе «марксистами-ленинцами» называли себя, как правило, маоисты. Здесь термин «марксизм-ленинизм», очевидно, использован в том же значении.

[19] Геншер Ганс-Дитрих (р. 1927) — немецкий политик (Свободная демократическая партия Германии, СвДП). После выборов в Бундестаг 1969 г. участвовал в создании социал-либеральной коалиции («Большой коалиции»), с 1969 по 1974 гг. — федеральный министр внутренних дел, 1974—1992 гг. — министр иностранных дел, 1974—1985 гг. — председатель СвДП. В 1972 г. во время захвата палестинцами в заложники израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде, предложил обменять себя на заложников, но палестинцы не приняли его предложения. После этих событий инициировал преобразование Федеральной пограничной охраны в подразделение спецназа федеральной полиции, которое находится в прямом подчинении у министра внутренних дел.

[20] «Манифесто» (итал.: Il manifesto — манифест) — группа итальянских «новых левых», сложившаяся из представителей молодежи левого крыла Итальянской коммунистической партии; в результате разногласий с руководством ИКП была из партии исключена и в 1969 г. начала издавать одноимённую ежемесячную газету (с 1970 г. — ежедневную), влиятельную в том числе за пределами Италии (в Испании и ФРГ). В 1970 г. опубликовала 200 тезисов под названием «Необходимость коммунизма. Платформа “Манифесто”». Идеологией группы была смесь грамшианства и недогматического левого коммунизма (небордигианского направления), группа с симпатией относилась к опыту Китайской революции, но критиковала «ультралевые экстремизм и якобинство». Иными словами, «Манифесто» представлял собой своеобразный мостик от «старых» левых к «новым левым». Однако группа так и не совершила следующего шага на этом пути. К концу 80-х она оказалась в кризисе и постепенно распалась.

[21] Барцель Райнер (1924—2006) — немецкий политик. С 1960 г. — член правления Христианско-демократического союза (ХДС), в 1962—1963 гг. был министром по общегерманским вопросам в правительстве Аденауэра, с 1964 г. — председатель фракции ХДС/ХСС, с 1971 г. — председатель ХДС. С 1969 г. встал во главе оппозиции.

[22] «Большая коалиция» (1966—1969) — коалиция блока ХДС/ХСС и СДПГ. В правительство «Большой коалиции» вошли 10 министров от блока ХДС/ХСС и 9 министров от СДПГ. Главной задачей коалиции являлось преодоление экономического спада, бюджетного дефицита и ликвидация безработицы. «Большая коалиция» смогла сформировать правительство только на переходный период. Уже во время подготовки к выборам 1969 г. потенциал сотрудничества обеих правящих партий оказался практически исчерпанным.

[23] «Восточная политика» («Восточная политика» Брандта) — внешнеполитический курс ФРГ, проводившийся кабинетом В. Брандта (см. комментарий 6), направленный на разрядку международной напряженности и сближение между Западной Европой и Восточной, между НАТО и странами Варшавского договора. В рамках этой политики в 1970 г. ФРГ и СССР подписали договор о признании послевоенных границ (что открыло возможность для подписания соответствующих договоров между ФРГ и восточноевропейскими странами), в 1972 г. произошло совместное признание ФРГ и ГДР, а в 1973 г. ГДР была принята в ООН.

[24] Нимёллер Мартин (1892—1984) — протестантский пастор, один из самых известных в Германии противников нацизма, в 60-х гг. поддерживал внепарламентскую оппозицию, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (1967).

[25] «Согласованная акция» — согласование экономической политики между правительством, предприятиями и профсоюзами. 8 июня 1967 г. в ФРГ был принят закон о стабилизации экономики, базировавшийся на трех принципах: стабильность цен, высокий уровень занятости и равновесный платежный баланс. Чтобы осуществить эти меры без особых проблем, была организована «согласованная акция», в ходе которой представители государства, профсоюзов и предпринимателей договаривались о размере заработной платы. Речь шла о достижении «социальной симметрии» (словесное изобретение министра Шиллера). Фактически же профсоюзы должны были соблюдать сдержанность в требованиях с целью повысить прибыли предпринимателей, а значит, стимулировать повышение их инвестиционной активности.

[26] Сентябрьские забастовки 1969 г. — «дикие», т.е. проводившиеся вопреки воле профсоюзного руководства, забастовки; в них приняло участие около 150 тыс. рабочих, преимущественно в сталелитейной и горной промышленности; благодаря этим забастовкам удалось добиться повышения зарплаты на 10 %; они имели большое значение для становления «новых левых».

[27] В нарушение Конституции ФРГ западногерманское государство участвовало в войне во Вьетнаме: к 1970 г. через Вьетнамскую войну прошло до 3000 западногерманских военнослужащих (в т.ч. свыше 150 летчиков), во Вьетнаме было задействовано до ста западногерманских вертолетов, установленные на территории ФРГ компьютеры осуществляли координацию бомбометания американской авиации по целям во Вьетнаме. Всего на войну во Вьетнаме было потрачено приблизительно 300 млн западногерманских марок.

[28] Кампания протеста, разоблачения лжи и бойкота, направленная против газетно-журнальной империи реакционного издателя Акселя Шпрингера.

[29] Имеется в виду кампания Социалистического союза немецких студентов за дезертирство из бундесвера.

[30] «Вьетконг» — принятое на Западе оскорбительное название Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (НФОЮВ), крупнейшей партизанской организации, сражавшейся против сайгонского режима. Американская пропаганда сознательно насаждала в качестве названия НФОЮВ термин «Вьетконг» (от искаженного вьетнамск. «Вьет-нам конг-сан» — «вьетнамское коммунистическое быдло»), поскольку психологи из Пентагона пришли к выводу, что в сознании американцев это слово ассоциируется с именем Кинг-Конг, т.е. термин «Вьетконг» ассоциирует образ вьетнамских партизан с обезьянами.

[31] «Бумажные тигры» — реакционеры (от высказывания Мао «Все реакционеры — бумажные тигры»). «Свиньи» — оскорбительное прозвище полицейских в США, Канаде, Великобритании в «бурные 60-е».

[32] «Пасхальные марши» — политическая протестная акция движения в защиту мира, у истоков которого в 1950-х гг. стояли британские противники атомного вооружения. Первый немецкий «пасхальный марш» состоялся в 1961 году, его инициатором стал Конрад Темпель. Протест был направлен «против атомного оружия всех видов и всех наций» на Востоке и на Западе. «Пасхальные марши» проводятся и в настоящее время.

[33] «Немецкий союз мира» — политическая партия в ФРГ. Была основана в 1960 г. членами запрещенной Коммунистической партии Германии, а также «Союзом немцев», Объединением независимых социалистов, «Немецким клубом-1954». Партия выступала против ядерного вооружения бундесвера, за разоружение, выступала за нейтралитет. После основания Германской коммунистической партии, ГКП (1968), стала с ней сотрудничать.

[34] «Немецкая народная газета» — основана в 1953 г. как ежедневная газета, близкая к Союзу немцев. В 1989 г. преобразована в еженедельник «Фрайтаг». Выступала, как и «Союз немцев» в 1950-х гг., и Немецкий союз мира в 1960-х гг., за нейтралитет в политике и за скорейшее объединение Германии. С 1973 г. все сильнее стала попадать под влияние ГКП.

[35] Штраус Франц-Йозеф (1915—1988) — с 1949 г. генеральный секретарь Христианско-социального союза (ХСС), в 1966—1969 гг. — федеральный министр финансов в правительстве канцлера Курта Кизингера. 1978—1988 гг. — премьер-министр Баварии. Известный реваншист.

[36] Хайнеман Густав Вальтер (1899—1976) — один из основателей ХДС. В 1952 г. вышел из ХДС в знак протеста против политики правительства по ремилитаризации Германии и основал Общегерманскую народную партию, которая, однако, вскоре после поражения на выборах в бундестаг в 1953 году была расформирована. В 1957 г. присоединился к СДПГ. В 1966—1969 гг. занимал пост министра юстиции. 1969—1974 гг. — федеральный президент. Был сторонником сотрудничества между Востоком и Западом. Осуждал действия РАФ и заявлял, что анархисты объективно являются лучшими помощниками реакционеров. После ухода со службы в декабре 1974 г. написал письмо У. Майнхоф с просьбой прекратить голодовку членов РАФ в тюрьме. Он писал, что голодовка не принесет политических результатов, а только затруднит усилия тех, кто добивается улучшения положения ущемленных в своих правах другими способами. Майнхоф отвергла его предложение о прекращении голодовки, пока не будет отменен режим изоляции для политических заключенных.

[37] Речь идет об известной акции, когда протестующие студенты сорвали развоз тиража газеты «Бильд» по торговым точкам и подписчикам.

[38] Мао Цзэ-дун. Относительно практики (июль 1937 года).

[39] Теоретическое недоразумение. В 1905 г. в России сложились условия для буржуазно-демократической революции, а не для социалистической. О социалистической революции никто (включая Ленина) не говорил. Ленин в работе «Что делать?» утверждал, что политической задачей рабочего класса является свержение самодержавия, так как это позволит создать условия для борьбы за победу социалистической революции на следующем этапе.

[40] Ошибка. Работа Ленина «Что делать?» была написана в 1901—1902 гг. и опубликована в 1902 г.

[41] Мао Цзэ-дун. Анализ классов китайского общества (март 1926 года).

[42] Дебре Режи (р. 1940) — французский философ и политик; на тот момент — ведущий пропагандист теории «партизанского очага», в соответствии с которой начало борьбы небольшой группы революционеров должно стать искрой для массового восстания крестьян. Партизанский отряд выступал здесь в качестве замены интегрированным в Систему официальным коммунистическим партиям. В 1967 г. Дебре был арестован в Боливии; амнистирован после мощной международной кампании за его освобождение; в 1980-х гг. занимал посты на государственной службе в правительстве Миттерана. Его книга «Революция в революции?» оказала значительное влияние на «новых левых» по всему миру. Влияние этой книги, в частности, продемонстрировано в учебном фильме Хольгера Майнса «Как я делаю “коктейль Молотова”».

[43] Ленин В.И. Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения.

[44] Мао Цзэ-дун. Примечание к Беседе с американской журналисткой Анной Луизой Стронг (6 августа 1946 года).

[45] Чрезвычайные законы — с 1960 по 1963 г. в ФРГ было разработано несколько законопроектов, с помощью которых правящие круги стремились получить всю полноту законодательной и исполнительной власти. Суть «чрезвычайных законов» состояла в том, что узкий круг влиятельных лиц, вошедших в так называемый Комитет из 22 депутата бундестага и 11 членов бундесрата, получал право по своему усмотрению вводить в стране чрезвычайное положение. При этом граждане страны практически лишались конституционных прав. Правительство при любом серьезном выступлении трудящихся могло использовать против них не только полицию, но и бундесвер. 30 мая 1968 г. бундестаг большинством голосов принял «чрезвычайные законы».

[46] «Закон о ручных гранатах» — принят 11 июня 1970 г. в Западном Берлине. Он предусматривал возможность применения силы сотрудниками полиции, находящимися при исполнении служебных обязанностей. После столкновения участников демонстрации против вторжения США в Камбоджу с полицией (9 мая 1970 г.) сенатор по внутренним делам Нойбауэр пригрозил использовать для подавления акций протеста ручные гранаты. Почти через месяц закон был уже принят, хотя нормальная процедура принятия законов идет намного дольше.

[47] Кабора-Басса — дамба в Мозамбике, который в то время был португальской колонией. Это был самый большой проект строительства плотины в Африке, с 1969 г. в строительстве принимали участие пять западногерманских концернов. От этого строительства прежде всего получили прибыль расистские режимы в Южной Африке и Родезии. Для создания данной ГЭС власти Португалии планировали поселить в Мозамбике около 1 миллиона европейских колонистов. Многие африканские государства, Организация африканского единства и освободительные движения (в первую очередь Фронт освобождения Мозамбика) выступили против этого строительства.

[48] Куррас Карл-Хайнц (р. 1927) — полицейский, убивший 2 июня 1967 г. Бенно Онезорга во время демонстрации протеста против визита иранского шаха в Западный Берлин. Был оправдан, а позднее повышен в должности. В 1987 г. в чине обер-комиссара вышел на пенсию. В 2009 г. выяснилось, что в 1955 г. К.-Х. Куррас был завербован «штази» (Министерством государственной безопасности ГДР), на которую работал в качестве информатора. Несмотря на многочисленные спекуляции, личное дело Курраса, обнаруженное в архивах разведки ГДР, не содержит данных о том, что убийство Онезорга как-то связано с его работой на «штази». Более того, вслед за событиями 2 июня 1967 г. «штази» в одностороннем порядке прекратила связи с К.-Х. Куррасом.

[49] Т.е. заключает их в тюрьмы.

[50] Партия Черные пантеры — леворадикальная негритянская организация, созданная осенью 1966 г. в Окленде (Калифорния). Основатели: Хью Ньютон (получил 15 лет по обвинению в убийстве полицейского), Роберт Сил. Считали себя «детьми Малькольма Икса». Строилась организация как национальная партия негров, на основе идей сегрегации, поэтому инициаторы создания Черных пантер получили «правительственные» должности. Р. Сил — «премьер-министр», Х. Ньютон — «министр обороны». С 1969 г. организация пошла на сотрудничество с белыми радикалами, причислив себя к марксистам-ленинцам. Совместно с другими движениями провела конгресс «Объединенный фронт против фашизма». 2 апреля 1969 г. 21 член организации был обвинен в подготовке взрыва на железной дороге, полиция провела крупномасштабные акции по уничтожению Черных пантер. Были убиты 28 лидеров, сотни рядовых членов арестованы.

[51] Кармайкл Стокли (1941—1998) — общественный деятель, участник американского движения за гражданские права в 60-х гг. XX в. В своем сочинении «Черная сила» (1967) впервые дал определение институционального расизма. После убийства Мартина Лютера Кинга (1968) отвергает принцип ненасилия и призывает к партизанской борьбе. В 1968 г. становится членом партии Черные пантеры, из которой, однако, вскоре выходит, так как под «черной силой» он понимал объединение всех черных вне зависимости от их классовой принадлежности против белой Америки. В 1969 г. сменил «рабское» имя на «африканское» Кваме Туре — в честь Кваме Нкруме и Секу Туре.

[52] 7 декабря 1970 г. после подписания польско-германского договора в Варшаве Вилли Брандт во главе правительственной делегации ФРГ возложил венок у памятника жертвам нацизма в Варшавском гетто. Во время этой церемонии Брандт опустился на колени на ступенях монумента. Этот не предусмотренный дипломатическим протоколом поступок был воспринят как символическая просьба о прощении за совершенные немцами преступления против еврейского народа.

[53] Шиллер Карл (1911—1994) — немецкий политический деятель, член СДПГ, министр экономики в 1966—1972 гг. Был инициатором «согласованной акции» (см. комментарий 25). Разработал «глобальную стратегию», в основу которой был положен Закон о поддержании стабильности и экономического роста (1967). Целью этой стратегии было совершенствование рыночной капиталистической экономики.

[54] Эта финансовая реформа (1969) усиливала позиции федерации по отношению к федеральным землям. Она включала в себя реформу налогов с оборота, федерального и местных бюджетов.

[55] «Красные ячейки» — левые студенческие группы в берлинских университетах и высших учебных заведениях, которые образовались в результате разделения на фракции внепарламентской оппозиции и берлинского Социалистического союза немецких студентов.

[56] Речь идет о Коммунистической партии Германии (КПГ), запрещенной в 1956 г.

[57] «Зоны самообороны» — партизанские крестьянские «республики» в странах Латинской Америки (такие как Маркеталия в Колумбии). Стратегической ошибкой «зон самообороны» было то, что они, установив на определенной территории власть отрядов самообороны, не пытались перейти в наступление, расширить территорию «республик» и свергнуть существующую власть (в отличие от стратегии Кубинской революции). Поэтому, в конце концов, правительственные силы оказывались способны сконцентрировать войска и, нарушив перемирие, раздавить крестьянские «республики».

[58] Вейер Вилли (1917—1987) — в то время министр внутренних дел земли Северный Рейн—Вестфалия, решительный сторонник милитаризации полиции.

[59] Шеель Вальтер (р. 1919) — немецкий политик, член СвДПГ. В 1969—1974 гг. — вице-канцлер и министр иностранных дел ФРГ, 1974—1979 гг. — федеральный президент. Принимал участие в подписании договора 1970 г. между ФРГ и СССР о признании послевоенных границ в Европе.

[60] Правительство во главе с канцлером Брандтом провело в мае 1970 г. либерализацию права на проведение демонстраций; федеральный президент Г. Хайнеман подписал ограниченную амнистию, распространяющуюся на правонарушения во время демонстраций в период студенческого движения, мера наказаний по которым не превышала восьми месяцев.

[61] «Пролетарская левая» — французская маоистская организация. Создана в сентябре 1968 г. запрещенными Марксистско-ленинским союзом и Движением 22 марта. Идеология: эклектический сплав маоизма, анархизма и геваризма; также организацией провозглашался курс на гражданскую войну (герилью с тыловыми базами на заводах). В 1969—1970 гг. провела серию показательных акций, в том числе, в мае 1970 г., возглавила уличные бои в Латинском квартале. 27 мая 1970 г. была запрещена правительством, после чего самораспустилась, так и не перейдя на нелегальное положение. Многие члены руководства «Пролетарской левой» впоследствии стали видными «новыми философами».

[62] Кливер Элдридж (1935—1998) — афроамериканский политический деятель, один из основателей партии Черные пантеры. Находясь в тюрьме (арестован в 1957 г.), написал несколько эссе, которые затем вышли в виде книги «Душа на льду», ставшей философским фундаментом движения за права черных. В 1968 г. был кандидатом в президенты от партии Свободы и мира. После участия в перестрелке с полицией Окленда вынужден был эмигрировать в Алжир. Вернувшись в 1975 г. в США, полностью отказался от Черных пантер.


Опубликовано на языке оригинала отдельной брошюрой: Rote Armee Fraktion: Das Konzept Stadtguerilla. Amsterdam: Niemec Verlag, 1971.

Для данного перевода взят текст, размещенный в интернете по адресу: http://www.socialhistoryportal.org/raf/text/307145

Перевод с немецкого Алексея Маркова под редакцией Дарьи Новосёловой и Анны Леонтьевой.

Комментарии Алексея Маркова, Евгения Лискина и Александра Тарасова.